— Почему неудачно? Очень даже удачно. Я вас и видел, и разговаривал, и даже касался в отличие от бедняги. И помереть после этого не страшно.

— Не смешно, — уже не хмурясь, гораздо спокойнее заметила Ламия, — поэтому и неудачно. Голова не кружится? Не тошнит? Меня четко видите?

— Я отчетливо вижу беспокойство на вашем лице. Неужели я всё-таки прав, и вы ко мне неравнодушны? Ай! — возмутился, когда королева вновь повернула его голову набок, вдавливая щеку в грязь.

— Где аптечка? — как можно равнодушнее поинтересовалась она у Дараны. Та кивнула кому-то в толпе.

— А можно мне тоже плащик подложить? — поинтересовался Никандр, намекая на подстилку под коленом королевы и на своё нахождение в грязи.

— Он вам уже не поможет, — ответила Ламия, получая аптечку и начиная обрабатывать рану.

Пока Никандр с замиранием дыхания ловил каждое прикосновение королевы, та сосредоточенно сначала промывала и смазывала рану мазью, а затем аккуратно и старательно накладывала повязку, командуя и помогая ему приподнимать и опускать голову.

— Рана не серьёзная, царапина, — доложила она, ловя его довольную улыбку и встречаясь со взглядом, который он не сводил с неё в каком бы положении ни оказался во время лечения. — Но могут быть последствия из-за падения — всё-таки вы головой ударились. Если почувствуете головокружение, боль или тошноту, сразу скажите. Хорошо?

— Хорошо, — послушно подтвердил мужчина.

Королева осуждающе покачала головой.

— Я серьёзно. Последствия могут быть серьёзными. И лучше сразу начать лечение.

— Я понял, — также покладисто подтвердил король, не переставая улыбаться. Ламия закатила глаза.

— Встать можете?

— Если вы меня отпустите, — подтвердил он, а затем добавил: — Правда могу и так, но тогда вы окажитесь в грязи рядом со мной. Конечно, не постель, но тоже неплохо.

— Кажется, последствия всё-таки есть, — со вздохом ответила Ламия, передавая испачканный в грязи и крови платок, которым Дарана первоначально зажимала рану короля, владелице. — Вы отбили себе чувство юмора.

— Наоборот, я, кажется, начинаю понимать ваше, — заметил Никандр. Ламия убрала колено с живота и помогла ему сесть, уворачиваясь от испачканного в грязи бока короля и поднимаясь на ноги. — Теперь можно сказать, что я прошёл посвящение? Вы же спишете мою неловкость на проклятье?

— Неловкость? — переспросила Ламия. — Вас столкнул с холма дикий кабан, который непонятно откуда взялся.

— Ну да, неловкость. Я бы мог его завалить, но промахнулся и всадил кинжал мимо позвонка…

— Завалить? — снова переспросила Ламия. — Вы сумасшедший. Почему нельзя было просто отойти? Вас предупредили.

— Позорно сбежать от свиньи на глазах понравившейся женщины?

Ламия возмущенно вздохнула, намереваясь ответить ему что-то гневно, но затем устало покачала головой.

— Разбирайтесь с ним сами, — дала она распоряжение Даране и направилась прочь.

После ранения короля речи о продолжении охоты уже не шло, поэтому отряд вскоре собрался на поляне с лошадьми. Пока Ламия продолжала следить за состоянием Никандра, раздумывая о том позволить ему ехать верхом или лучше положить в повозку рядом с добычей, стражницы погрузили оленя, кабана и зайцев, а король всё-таки отстоял своё право быть пусть раненным, но победителем на коне.

Их возвращение в замок было триумфальным. И не только благодаря солидной добыче, но и виду отряда, состоящего из красивых, ухоженных женщин и одного мужчины, похожего на оборванца с дороги.

Перед встречающей их Рамилией Никандр предстал в грязных, местами мокрых штанах, без куртки, зато в пожелтевшей рубахе, с перебинтованной головой и чумазым лицом.

— Что случилось? — в ужасе спросила управляющая, подбегая к спешившейся на этот раз первой Ламии.

Та молча и угрюмо покачала головой, словно говорила: «Лучше не спрашивай».

— Боевое крещение, — весело ответил Никандр, спрыгивая на землю. — Мы теперь официально обручены проклятьем!

Рамилия перевела растерянный взгляд на Ламию.

— Вымойте его и пусть Олин осмотрит рану. Он головой ударился.

— Да, это заметно, — хмыкнула Рамилия тихо, чтобы слышала только Госпожа. Ламия одобрительно кивнула.

Тем временем к крыльцу замка подвели повозку, и управляющая увидела добычу охотников.

— Олень откуда? А это что такое волосатое? — ахнула она пораженно, зная, что охота для королевы не столько способ добыть что-то к ужину, сколько предлог, чтобы выбраться из замка.

— Пытался красоваться… — также тихо и осуждающе ответила королева, — горе-любовник…

— Это всё он подстрелил? Надо сказать, удачно пытался… — оценила добычу управляющая.

— Как бы там ни было, завтра на рассвете я желаю видеть его спящим… вернее, вообще не желаю видеть, — строго наказала Ламия. — Второй день подряд он не спит и путается у меня под ногами. Сделай с этим что-нибудь.

Сколько бы Ламия ни ворчала, ни раздражалась и ни злилась, а внимание мужчины ей нравилось. И замечал это не только Никандр, уличивший королеву в симпатии, но и Рамилия, и девушки из её свиты, которые редко видели улыбку Госпожи. Управляющую замком одновременно и радовал, и настораживал, и пугал интерес своей подопечной, поэтому она не знала, как себя вести и была в растерянности: продолжить оберегать Ламию от мужчины или не вмешиваться. В такой растерянности находились все слуги, которые привыкли к определенным предпочтениям Госпожи, которые раньше понимали её приказы с одного взгляда, а сейчас не знали, как поступить правильно, чтобы не вызвать гнев.

Особенно показательной в меняющихся предпочтениях Госпожи стала следующая ночь после охоты, когда Рамилия и служанки королевы несколько часов простояли в коридоре около покоев Госпожи, прислушиваясь к каждому шороху за дверями.

— Рамилия! — наконец, услышали они как Ламия зевнула и позвала их. Девушки, уставшие и прислонившиеся к стене, взволнованно встрепенулись.

— Вода уже ледяная, — пожаловалась та, которая отвечала за умывание королевы.

— Быстро, быстро, — махнула ей Рамилия, отправляя за новой порцией воды и одновременно открывая дверь перед остальными служанками.

Ламия ещё лежала в кровати и потирала сонно глаза.

— Доброе утро! — радостно и в то же время настороженно поприветствовала Рамилия. — Как спалось?

— Как убитой, — серьёзно ответила Ламия, садясь и потягиваясь. — В каком смысле «утро»? — переспросила она непонимающе, заметив переглядывания девушек и отсутствие среди них суеты. Все стояли неподвижно, склонив головы, и с любопытством смотрели на неё исподлобья.

— Ты проспала всю ночь. Мы уже беспокоиться начали.

— Что? Как всю ночь? Сколько времени?

— Пять часов утра, — отчиталась Рамилия.

— Почему ты меня не разбудила? — возмутилась Ламия, продвигаясь к краю кровати, спуская ноги на пол и поднимая руки перед собой в ожидании, когда к ней поднесут таз и воду для умывания. Но девушки не торопились, только заволновались сильнее.

— Вода остыла. Мы меняли несколько раз, пока ты спала, но всё равно не угадали, когда проснешься, — пояснила Рамилия в ответ на вопросительный взгляд Госпожи.

Та, продолжая хмуриться, опустила руки.

— Так почему ты меня не разбудила?

— Не посмела. Ты впервые со смерти Дамия спала ночью, да ещё и так крепко.

— Я проспала больше двенадцати часов?

— Ну ты и легла вчера позже обычного. Да и на свежем воздухе столько времени гуляла…

— Устала, видимо, сильно, — словно оправдываясь и продолжая хмуриться оттого, что не могла понять причину своего длительного и крепкого сна, заключила Ламия.

В комнату вбежала запыхавшаяся служанка с кувшином воды, присела в неуклюжем поклоне и быстро приблизилась к королеве вместе с другими девушками.

— Пусть завтрак подадут. Сначала поем, потом в ванну, — распорядилась Ламия, умывшись и передав свою руку служанке, чтобы она втерла в кожу смесь масел, а волосы подставив другой, чтобы она их расчесала.