Пока Ламия топталась по четвертой повозке, принюхиваясь к каждому бутыльку и заглядывая в каждую коробку, Дарана поспешно проверяла остальные повозки, потому что, получив нагоняй от королевы, испугалась, что действительно могла провезти в замок что-то опасное. За время похода и тесное времяпрепровождение с королем, она не плохо его узнала и даже прониклась симпатией, поэтому не заподозрила вовремя неладное. А зря.

— Ламия! — тревожно позвала она королеву от последней повозки. — Иди сюда скорее!

Королева, усевшаяся на один из ящиков и перебирающая снадобья, подняла голову. Дарана стояла вдали и не выглядела больше такой довольной возвращением, как несколько минут назад.

— Ламия, осторожно, — предупредила Рамилия, видя, как королева резко встала и, покачиваясь и стараясь удержать равновесие, пробирается сквозь множество ящиков. Ей помогли спуститься стражницы, а затем она быстрым шагом направилась к Даране, но остановилась на полпути напротив клеток со зверями: пять волков, огромный белый тигр и два оленя.

— Ламия! — вновь позвала её тревожно Дарана.

Королева встрепенулась и продолжила путь, впечатленная подарками мужа и чувствуя, что часть из них точно оставит.

— Я проверяла повозки, когда мы отправлялись. Этого не было, — покаянно заявила Дарана, пока одна из стражниц расчищала дно телеги от соломы, а вторая стаскивала второе дно, под которым обнаружилось несколько сундуков с золотом. — Было несколько колечек и других безделушек, но золота не было. Клянусь!

Ламия, сцепила зубы и сжала кулаки, глядя на сверкающие золотые монеты.

— А вы эту повозку не проверяли. Она не наша, — заявила стражница, сметающая солому. — В ней были сложены вещи охраны короля, сено для оленей и мясо для хищников. Воины Шерана забрали свои сумки и передали нам повозку в Шане, когда нас покинули. Объяснили это тем, чтобы нам было чем зверей кормить. Мы и взяли…

— Воины Шерана? — сквозь зубы переспросила Ламия. — В Шане? На территории Салии?

— Король отправил их с нами ради охраны, — пояснила Дарана. — Всё-таки мы много дорогих вещей везли…

— Вы везли одну десятую казны Салии! — закричала Ламия. — Какого черта, Дарана!

Женщина виновато опустила взгляд, как и прибывшие с ней девушки.

— Где эти воины? Догоните их и верните золото! Немедленно!

Дарана нерешительно приподняла взгляд и снова опустила.

— Они уже, наверно, вернулись в Шеран. Фавий сказал, что они боятся приближаться к замку, да и в Салии им жутко… и припустили сразу в сторону Шерана…

— Фавий? Друг Никандра? Он вас провожал? — продолжала бесноваться Ламия. — Дарана, ты дура! Делай что хочешь, но избавься от золота! — она отвернулась от стражницы и повозки и подперла руками поясницу, глубоко вздыхая и чувствуя, как её пинают изнутри. — Черт! Что ты натворила?.. Здесь же раза в три больше золота, чем я ему дала… Это точно не закончится хорошо.

— Ламия, успокойся, — попросила Рамилия, дотрагиваясь до спины королевы, но та от неё отмахнулась, снова поворачиваясь к Даране.

— Собирайтесь. Возьми побольше людей. Я сейчас напишу в столицу, чтобы вам навстречу направили воинов. Повезете золото обратно.

— Ламия, не хорошая это идея, — осторожно предупредила Рамилия. — Золота много. Вдруг разбойники нападут…

— Вот пусть и нападут! — огрызнулась королева. — Это не наше золото. Оно Шерана. И у меня оно не останется! Два часа вам на еду и отдых, а потом выезжайте! — скомандовала она Даране.

Та с готовностью кивнула.

— Я пока письмо напишу новому соседу, — прорычала королева, морщась и поглаживая живот, чтобы успокоить ребёнка. — С благодарностью за щедрые подарки…

— Кстати, — вспомнила Дарана, открывая походную сумку, которая болталась у неё на боку. — Король тоже письмо передал.

Она протянула конверт грозно смотрящей на неё королеве. Та вырвала его из её рук и неаккуратно вскрыла уже привычно белоснежную, плотную бумагу.

В письме не было никаких шуточек про «Госпожу Ведьму», никаких слов про её самочувствие, здоровье или ребёнка. И почему-то это испугало Ламию наравне с первой то ли просто фразой, а то ли угрозой.

— Мы закрываем границы, — прошептала она, на этот раз не разрывая письмо, а складывая его в несколько раз.

— Что? — не поняла Дарана. Границы Салии и без того были не слишком открыты, их королевство не считалось самым дружелюбным.

— Для Шерана границы закрыты. Никого не впускать оттуда, — повторила Ламия всё ещё заторможенно после шока и страха, пронзивших её.

— А как же торговый путь? — напомнила Рамилия.

— Никакой торговли.

— Но Шеран наш главный поставщик зерна…

— Я сказала: никакой. Напишу приказ, — перебила её Ламия, поворачиваясь к замку. — Собирайтесь, — обратилась она к Даране. — Никаких двух часов на отдых не будет. Вам надо умудриться догнать друга Никандра с повозкой, груженной золотом.

— Как мы это сделаем? — переспросила Дарана.

— Ваши проблемы! — огрызнулась Ламия, снова прикрикнув.

Чем ближе становились роды, тем меньше Ламия обращала внимания на письма мужа и его желание вернуться. Она полностью сосредоточилась на себе и готовилась не только к родам, но и к последующему материнству ведь несмотря на то, что у неё уже было три сына, матерью ей не удалось побыть ни разу и она плохо представляла, какие обязанности на неё наложит этот статус.

К ребёнку она относилась двояко. С одной стороны, с нетерпением ждала дочь, мечтала о том, что будет для неё лучшей матерью, чем была для неё собственная, грезила о том, что с появлением малышки, она наконец перестанет ощущать себя одинокой и никому не нужной. Но, с другой стороны, она очень боялась и даже не того, что родится мальчик, а того, что не справится, что станет такой же матерью как Махлат для неё или она сама для Дамия. Иногда даже жалела, что затеяла это дело с замужеством и беременностью. И очень часто её посещали мысли, что лучше отдать ребёнка, кем бы он ни родился, Никандру. Правда она тут же себя одергивала, чувствуя возмущенные толчки изнутри.

Несмотря на все свои страхи, ребёнка Ламия искренне любила и намного больше, чем остальных своих детей. Она мало кого любила в своей жизни и практически никого в ней не было ни сейчас, ни раньше, за кого бы она согласилась отдать жизнь. Ламия была эгоисткой и о любви и самопожертвовании имела лишь смутное представление. До того момента, как её четвертый ребёнок зашевелился впервые. И если до этого он у неё ассоциировался только с гарантом безопасности Салии, то в тот момент она поняла, что он не только будущий правитель её королевства, но ещё и её собственное невинное, беззащитное дитя.

На любви Ламии к ребёнку во много сказалось её неравнодушие к его отцу. И пусть с Никандром она быть не могла, но её грела мысль, что у неё от него останется ни много ни мало, а целая дочь. Она мечтала, что малышка будет похожа на отца во всем. Ламия считала, что чем больше она возьмет от него, тем меньше унаследует от неё и сможет разорвать проклятую ведьминскую репутацию, которая ей самой досталась от матери.

— Я вот думаю, надо, наверно, попросить Никандра прислать свой портрет, чтобы малышка знала на кого она похожа.

— На кого она может быть похожа? — проворчала Рамилия, которая в последнее время не спала и не ела, подбирая штат прислуги для будущей принцессы: королева пожелала, чтобы у её дочери было и несколько нянек, и несколько кормилец и даже собственная охрана. — На тебя она будет похожа.

Ламия одарила управляющую недовольным взглядом.

— Что ты так смотришь? Все мальчики на тебя были похожи.

— А дочь будет похожа на отца. Я хочу, чтобы её имя ассоциировалось с родом Пран, а не Нарин.