— Что ты делаешь? — всё ещё заторможенно после сна спросила Ламия, отплевываясь от волос и пытаясь руками развести их в разные стороны от лица. — Не трогай.

Он отмахнулся от её рук, которые она к нему протянула и, бросив попытки распутать повязки, начал их рвать. Ламия, кажется, ещё была дезориентирована после резкого пробуждения, потому что не помешала ему, глядя подозрительно.

— А ты… как себя чувствуешь?

— Прекрасно! — объявил Никандр, сбрасывая повязки на пол, сгибая ногу в колене и притягивая её к себе, чтобы рассмотреть бледную, но явно здоровую кожу, покрытую сетью ещё не заживших до конца шрамов. — Как это возможно? — обернулся он к ней, продолжая ощупывать ногу и дотрагиваться до шрамов. — Ламия?

Она выглядела не менее шокированной, чем он. Недоверчиво смотрела на его ногу, качала головой, открывала и закрывала рот, будто не могла определиться, что хочет сказать, поднимала и опускала руки, будто боялась к нему притронуться, но в то же время хотела.

— Ламия… да ты Ведьма!

После его восклицания она быстро определилась: уперла руки в бока и закатила глаза, покачав головой.

— Попробуй встать, — предложила Ламия, отходя от стола и оттаскивая следом за собой кресло. Она смотрела на него хмуро, будто ей не нравилось его неожиданное исцеление.

Никандр спустил ноги, поморщившись от боли в правой, а затем аккуратно встал, опираясь на всякий случай на стол.

— Больно? — спросила Ламия, переводя взгляд с его ноги на лицо.

— Терпимо, — кивнул и начал переступать с ноги на ногу, прихрамывая. — Болит, но не сравнимо с тем, что было.

— Раны ещё кровоточат, — заметила Ламия, увидев, как из заживающих шрамов кое-где выступила кровь.

— Кровоточат? — усмехнулся Никандр над тем словом, которое она употребила. — Да и пусть «кровоточат», — довольно ответил он, продолжая топтаться. — Я умирать вообще-то планировал. А ты — мне ногу резать.

В отличие от него у Ламии настроение не было таким радостным.

— Сядь, — скомандовала она. — Олин. Олин, проснись!

Девушка сонно приподняла голову, а заметив, как Никандр неуклюже забирается обратно на стол, подскочила на ноги и одеяло упало с её плеч.

— Обработай королю раны, перевяжи ногу и зафиксируй, чтобы он ею не сильно двигал, — обратилась к ней королева, пока лекарша изображала выброшенную на берег рыбу, как и сама Ламия недавно. Никандр улыбался, глядя на её реакцию, да и вообще пребывал в отличном настроении, готовый любить весь мир и горы сворачивать. Он снова чувствовал силу собственного тела, а от этого и уверенность, и защищенность, и непобедимость, что окрыляло. — Иди в нашу спальню и ложись спать, — наказала Ламия и ему.

— Я отоспался на месяц вперёд, — весело заявил. Жена снова свела брови к переносице неодобрительно.

— Тогда лежи. Ходить тебе пока рано. Особенно много.

— Почему? Потому что я позавчера упал с коня на полном скаку и обе ноги себе переломал? — любознательно уточнил он, снова любуясь своей правой ногой.

— Как это возможно? — еле слышно пробормотала лекарша, подходя к ним медленно и не отводя взгляда от ноги мужчины, будто собранной из лоскутов. Никандр пошевелил бледными пальцами в её сторону, видимо, в знак приветствия. — Что произошло?

— Да, кстати, интересный вопрос, — согласился Никандр, и они оба одновременно перевели взгляды к Ламии: Олин — испуганный и полный ужаса, Никандр — любознательный и насмешливый.

Королева нахмурилась ещё больше, сложила руки на груди в знак защиты, через пару секунд опустила их, выдавая свою нервозность.

— Олин, перевяжи раны, — попросила она, а затем повернулась к колыбели, чтобы взять сына.

— Ламия, тебе от разговора не убежать, — заметил Никандр, не переставая улыбаться. — Я теперь тоже бегать могу.

Она даже не посмотрела на него, подняла Ратора на руки, тот тут же ухватил её за волосы. Ламия прижала его к себе, вытащила одеяльце из колыбели, а затем стремительно вышла из лаборатории несмотря на то, что Никандр окликал её.

Однако бежать в замке ей, действительно, было некуда, поэтому, когда Олин перебинтовала ногу короля и принесла целые штаны, он, прихрамывая и опираясь на костыль, быстро нашёл дремлющую над колыбелью жену в её подземных покоях.

— Ламия, — позвал он.

Она встрепенулась, посмотрела на него устало, а затем проворчала:

— Где тебя так долго носит? Посиди с Ратором, я спать хочу, — заявила и тут же откинулась назад на уже разобранную постель, забираясь под одеяло. — Если тоже захочешь спать, не оставляй его здесь одного. Поднимись в башню Махлат. Спросишь у Рамилии — она скажет куда идти. Будет трудно по ступеням подниматься, попроси свою мать с ним посидеть. Она вроде не плохо справилась в последний раз.

— То есть здесь всё-таки есть потайной ход?

Ламия устало вздохнула, закрывая глаза и доползая, наконец, до подушки.

— Есть. И там кто-то был кроме меня.

— Откуда знаешь? — удивился Никандр.

— Я проверила… — еле ворочая языком проговорила Ламия. — Нашла… белый воск… А я… не…

— Не пользующийся им, — закончил за неё поспешно Никандр, видя, что она быстро засыпает.

— Угу.

— Ламия, а что на счет…

— Не спрашивай, — более связно проговорила она, закрываясь одеялом с головой. — Ничего не знаю.

— Ламия, — возмутился он, но королева больше ничего не ответила, а он, прекрасно зная, как сильно она устала, пока возвращала его к жизни, не решился её будить.

Только женщины в замке начали привыкать видеть мужчин в коридорах и смотреть на Никандра не с явно выраженным страхом и опасением, как он неожиданным образом воскрес, да ещё и ногу новую отрастил — наверняка именно так они думали, когда он с сыном на руках поднялся из подземелья. Служанки, тётушки, даже стражницы, встретив его на пути, роняли то, что держали в руках, начинали молиться, хвататься за обереги или просто застывали на местах бледными статуями, видимо, надеясь слиться с общим мрачным антуражем. Да и что говорить о них, когда даже лучший друг в первую очередь поинтересовался:

— О боги! Что она с тобой сделала?

— Вылечила, — гордый за достижение жены заявил Никандр, поднимая ногу над полом и демонстрируя её Фавию.

— Ты уверен, что не умертвила?

— А что не заметно?

— Может, ты ходячий мертвец?

Король поднял на друга возмущенный взгляд и тот тут же пошёл на попятную.

— Ладно, ладно… Но на всякий случай уточню: тебе не хочется вонзить в кого-нибудь зубы и попробовать свежей плоти?

— Очень хочется, — подтвердил Никандр, любуясь сыном и замечая краем глаза, как Фавий медленно к нему приближается и тянет руки к ребёнку. — В тебя. И откусить кусок побольше и помясистее, — заявил он, поворачиваясь к нему и клацая зубами.

Фавий послушно отпрыгнул в сторону, весело улыбаясь.

— Что это сразу в меня? Вокруг вон сколько красавиц ходит: у них мяско явно и ароматнее, и мягче… — возмутился Фавий, а потом качнул головой. — Ты же понимаешь, что это невозможно? В лучшем случае ты должен был лишиться ноги.

— Моя жена Ведьма. Все возможно.

— Ведьма? — скептично уточнил Фавий.

— Ага, — с улыбкой подтвердил Никандр. — А вы меня ещё отговаривали жениться. Жизнь и ногу мне спасла.

— Ага, и Шеран помогла вернуть, — вспомнил Фавий и их общую шутку. Правда в этот раз Никандр не улыбнулся, как обычно, а нахмурился.

Дело было в том, что вернуть трон Шерана для них стало подозрительно легко. Когда Никандр писал Ламии о том, что города открывали перед ним ворота и сдавались, он не шутил и не преувеличивал. Действительно все так и было: люди, воины, от которых он с Ритом и Фавием бежал после смерти короля Ратора, которые ополчились на него и гнали до самой границы, как взбесившиеся собаки, чуть ли не с праздничными гуляньями встречали. Хотя за несколько месяцев вряд ли Сникс мог натворить что-то такое, что вызвало бы недовольство народа, или случайно оправдать Никандра.