Кое-как я поднялась, потянула за рукав Нику, и мы, шатаясь, вывалились за дверь. И побежали, то есть, если быть точным, поковыляли на улицу.

– Стоп, а бабушка? – вспомнила я на пороге.

– А что бабушка, – тяжело вздохнула Ника. – Слышала же… Хоть беги, хоть не беги, эти твари из курганов все равно догонят.

– Если вылезет нечисть из курганов, никому не будет спасения, – кивнула я. – А этой гадине только в радость, что людям страшно!

– Как больно, – сказала вдруг Ника. – Как она меня сдавила – все тело болит, будто в мясорубку попала.

Что делать, мы не знали. Медленно выбрели за ворота, осмотрелись. Дома стояли темные, в окнах не светилось. Если начать стучаться и всех будить, то нам, скорее всего, не поверят и пошлют куда подальше. Хотя, учитывая суеверность местных жителей, найдутся и такие, что поверят, перепугаются и переполошат остальных. Будет паника, а потом нежить выйдет из курганов…

– Не могу больше, – вдруг сказала Ника, тяжело опустилась на скамейку у калитки и уронила голову на грудь.

– Ника! – я затрясла ее за плечи, но она только что-то бессвязно промычала и окончательно отключилась. Тут до меня дошло, что на дворе мороз, а мы без курточек. Я в домашнем халате, а Ника вообще в пижаме. Будет тут сидеть – замерзнет, а на себе я ее не утащу. Да и куда?

И бабушка осталась в доме… Злые, бессильные слезы текли по моим щекам, и я сама еле держалась на ногах. На снегу в домашних тапках…

Я машинально сунула руку в карман в поисках платка, что-то вытащила. Ах, ну да, вышивка. Иван Хмара. Слезы застилали мне глаза, и вышитая картинка виделась мне размытой, как в тумане. Иван Хмара, мой предок. Так это он, получается, снял меня с моста, когда я звала на помощь дедушку.

Я приложила вышивку к глазам, промокнула слезы и зарыдала еще сильнее.

– Дедушка…

Впрочем, если верить бабушке, он и есть мой прапра в каких-то поколениях дедушка. Характерник… Я звала – вот он и пришел, так получается?

– Дедушка? – я поразилась своей догадке и заорала во всю глотку: – Дедушка! Дедушка!!!

Оглянулась по сторонам – не появятся ли на улице те казаки на конях?

Никого не было. Снегопад прекратился, и вокруг было белым-бело. На снегу еще виднелись слегка припорошенные следы – мои и Петра. Мы шли здесь, счастливые, буквально полчаса назад, если не меньше. А теперь…

– Дедушка!!! – я чуть не надорвала глотку. В нескольких дворах всполошились собаки.

– Ну чего тебе? – и от калитки Степановны отделилась темная фигура. Я узнала этого человека сразу – это был старик в тулупе и ушанке, которого я приняла за пастуха.

Не знаю, что он там делал среди ночи, но я была рада встретить сейчас живого человека. Любого, пусть даже незнакомого и сомнительного. Раз уж не удалось дозваться того, кого звала.

– Дедушка! – я едва не бросилась ему на шею. – У нас беда! Там… она, – я одними глазами указала на наш дом с черными окнами.

Он кивнул, не удивляясь. Спросил только:

– И давно?

– Да вот сейчас… только что, – с готовностью ответила я, уже от холода не ощущая ни рук, ни ног. – Она под нашим домом лежала, в проклятой могиле, а теперь… Теперь она в доме! И там бабушка…

– Говорил я, – хмыкнул он, – недоброе то место, нельзя там хаты ставить. Но что там проклята могила – кто б знал! Добре, доню, не трусь. Справимся.

И он легким шагом, словно молодой, пересек наш двор и исчез в доме.

Я несколько раз толкнула Нику, но она не отзывалась. Как бы там ни было, нужно взять теплую одежду. И я вернулась к дому.

Внутрь заходить было страшно, я остановилась на крыльце, пытаясь собрать мысли воедино. Кто этот старик, и что он намерен делать? А вдруг он все не так понял, а я не объяснила толково и тем самым толкнула его на верную гибель?

Но тут я поняла, что если не войду в тепло сейчас же, то рискую замерзнуть насмерть. Я вошла, хотела схватить куртки и сапоги – для себя и для Ники – но в этот момент дом дрогнул, с потолка посыпалась штукатурка, а внизу, под землей, что-то заворочалось, застонало. Окна задребезжали, откуда-то раздался звон битого стекла.

Так и не успев схватить куртки, я выбежала наружу. Что же там такое творится?!

И тут я увидела, что в окне зловещей комнаты выбиты все стекла. Там определенно что-то происходило, и, поскольку от этого зависела наша жизнь, я махнула рукой на все и осторожно заглянула внутрь.

Матушки, что там творилось! Посреди комнаты в деревянном полу зияло круглое черное отверстие, на пролом в полу совершенно не похожее. И из него, как из курганов в моем сне, выползали скрюченные серые тени. По одну сторону этой дыры стояла ведьма, по счастью, ко мне спиной, а по другую я увидела старика. Он спокойно и без страха смотрел на всю эту погань, по-прежнему прикрывая лицо воротником тулупа. Твари бесновались, пытаясь броситься на него, но никак не могли достать, словно он был огражден невидимым коконом. А их становилось все больше, они заполонили всю комнату, сливаясь в однородную серую массу. Я подумала, что, может быть, сейчас эти твари хлынут наружу, неся смерть всему живому, как в моем сне.

Но тут старик громко рассмеялся и отвернул воротник от лица. К сожалению, в этой темноте я не могла его различить. Зато ведьма, похоже, различила, потому что попятилась.

– Что, старая, узнала?

Ведьма охнула – ну совсем как человек.

– Вот и нашлась, наконец, Проклятая могила. Давно мы ее искали.

– Как ты меня нашел?! – взвыло жуткое создание. – Кто тебя сюда привел?!

– А вот она, – беззаботно улыбнулся старик и показал на окно. – Моя внучка, между прочим, а ты как думала?

Страшное лицо ведьмы повернулось ко мне, она махнула правой рукой – точнее, пустым рукавом…

Серые твари медленно двинулись к окну. Я хотела броситься бежать, но от холода и страха мои ноги уже не слушались меня. А дальше все случилось мгновенно. Старик выхватил из-под полы небольшой, странного вида топорик, рубящая часть которого имела форму волчьей головы, и ударил им в пол, у самого края пролома. И над этим странным оружием тут же завихрился небольшой смерч. Он все увеличивался, широкая воронка раскинулась едва ли не на всю комнату, и в эту воронку с жалобным воем утягивались серые безликие твари.

– Убирайтесь, – грозно говорил старик. – Не место вам, навьи, на белом свете, мертвое к мертвому, живое к живому!

Ведьма заметалась, закружила по комнате и вдруг подскочила к воронке с явным намерением в нее прыгнуть.

– Куда?! – старик ловко перехватил ее за хламиду, а потом одной рукой поймал за волосы. – Думаешь опять всех провести и остаться невредимой?

И тут ведьма взвыла. Низкий, утробный вой был настолько громок, что у меня заложило уши, а по всему селу в унисон завыли собаки. Я слышала тревожное мычание коров и ржание лошадей, чьи-то испуганные голоса.

А ведьма выла диким голосом и рвалась, всем телом кидалась к воронке. Но старик держал крепко. Вот уже все серые твари, одна за другой, исчезли в смерче, а ведьма все выла и билась. И вдруг она замерла, и я с ужасом увидела, как из ее уродливого тела выползло мутное рыжее облако и медленно, словно нехотя, уползло в воронку. И смерч исчез. Вместе с ним исчезла и дыра в полу.

Старик неторопливо наклонился, выдернул из пола свой топорик и сунул обратно за пояс. Левой рукой он продолжал держать за волосы ведьму – точнее, то, что от нее осталось. А осталась от нее тощая, иссушенная мумия с хорошо сохранившимися волосами.

Волоча мумию за волосы по полу, старик пошел к выходу. И я, с трудом передвигая ноги, направилась туда же.

Мы встретились на пороге – я, старик со своей страшной ношей и бабушка. Она стояла в ночной рубашке, с керосинкой в руках, ни жива ни мертва, и оторопело хлопала глазами.

– Все хорошо, бабушка! – кинулась я к ней. – Все уже в порядке, не волнуйся, не волнуйся…

Я стала так, чтобы заслонить от бабушкиного взора мумию. Но бабушка ее пока не заметила – ее взгляд был прикован к старику: