Как выяснилось, маршрутка шла как раз до моего города, и теперь не нужно будет трястись в электричке!

«Вот повезло, – подумала я. – Причем повезло в прямом смысле этого слова».

Неожиданно вспомнился разговор теток в электричке: «Там, если повезет, поймаешь маршрутку…» Им бы следовало добавить: а если не повезет, могут разорвать на куски.

Беспокоясь, хватит ли у меня денег расплатиться за такой долгий путь, я спросила:

– Извините, водитель, а какова цена за проезд?

– Бесплатно, – спокойно и без иронии ответил тот.

– А если серьезно?

– И серьезно – бесплатно.

– Да ну, не может такого быть!

– Может. Я никогда не беру денег с пассажирок на этой дороге.

Я испугалась – а вдруг он маньяк? Местность вокруг пустынная, мало ли что!

Но водитель понял мой страх и заговорил – неспешным, ровным тоном:

– Знаешь ли ты, что собой представляет деревня Холмище?

– Еще бы не знать!

– Вот, знаешь. А я не знал, хотя сам родом из этого района. Двадцать лет назад моя дочь вздумала учиться магии у какой-то дипломированной ведьмы. Я не воспринял это всерьез – чем бы дитя ни тешилось! Когда она сказала, что едет в Холмище для посвящения, легкомысленно отпустил ее, взрослая ведь уже. А она поехала и не вернулась. Искали – не нашли. А потом я случайно узнал про это Холмище такую правду…

– Я знаю какую.

– Вот, а в девяносто восьмом году мне предложили хорошие деньги за то, чтобы я отвез в эти края компанию молодежи на дачу. И я согласился, балбес. На деньги позарился. И лишь в последний момент узнал, что эта дача не в дачном поселке, а там, недалеко от Холмища. Но что уже было делать – отвез и уехал с тяжелым сердцем. А через неделю меня беспокойство замучило – как они там. Думаю, поеду разузнаю. Приехал – дача брошена, никого нет. Я долго ждал, но они так и не вернулись. Десять человек, – на глазах старика блеснули слезы. – Молодые, здоровые, красивые, только жизнь начинали…

Слова утешения застряли у меня в горле, я поняла, о какой компании молодежи идет речь. Тут и утешить-то было нечем.

Надолго воцарилось молчание.

– А я, – продолжил, наконец, водитель, – с тех пор, как моя дочь пропала, стал время от времени здесь ездить. Надеялся, может, найду ее, и неоднократно подбирал на этой дороге других таких же дурочек, пытавшихся спастись. А уж после той компании вообще извоз забросил, только здесь и езжу. Денег с таких пассажиров не беру, кому куда надо – туда и отвезу. Может быть, моя дочь там, – указал он вверх, – простит меня за легкомыслие, за то, что отпустил ее тогда. Может, и она так к дороге выбежала, да никто ее не спас.

Ах, как приятно, наконец, шагать по тротуару родного города! Словно и не было никаких ужасов.

Мама была дома и тут же усадила меня за стол. А когда мы покончили с обедом, спросила:

– И где же твои кружева, покажи, чему научилась?

– Мама, ты серьезно могла поверить, что я в слове «кружева» способна написать букву «ы»?

До мамы медленно начало доходить:

– Ты хочешь сказать…

– Что это сообщение отправила не я. Могла бы и догадаться.

Я рассказала маме обо всех своих похождениях. Мама слушала, не перебивая, без оханий, причитаний и валерьянки, вот за что я ее уважаю. А потом сама заговорила – низким, хрипловатым голосом, видать, трудно ей было делиться своей тайной:

– Вижу я, Ника, что пора мне рассказать свою часть этой истории. Мне было шестнадцать – не намного больше, чем тебе сейчас, – когда умер мой отец. А мама… мама была актрисой, всю жизнь в разъездах, смерть отца ее только обрадовала. Она быстренько продала квартиру и уехала на ПМЖ куда-то в Германию, я точно не знаю, мы с тех пор не общались. Она всю жизнь жаждала «свалить за бугор» – омерзительное выражение! Вот и осуществила свою мечту. А меня она отвезла в деревню к бабушке, своей матери, с которой я никогда не уживалась. Деревня, как ты догадалась, называлась Холмище. Помучившись какое-то время, я перебралась к ее соседке, одинокой старушке Анне Семенюк, которая сама меня к себе и позвала. Она очень хорошо относилась ко мне, а я помогала ей по хозяйству. Вот, а вскоре я повстречала красивого, и, как мне показалось, порядочного парня, в которого влюбилась без памяти, и эта любовь была взаимной, он быстро сделал мне предложение. Я была счастлива, но бабушка Аня не разделяла моих восторгов. Она говорила, что я ничего не знаю об их семейке. А мне было без разницы, я быстренько и без особого торжества расписалась с ним и перебралась в их дом. И вскоре горько пожалела об этом. Эти порядки в их семье… жуть, просто домострой какой-то! Не буду об этой мерзости. Да, а потом я узнала и об этих их обрядах, и о том, что их должны проходить все члены семьи без исключения! А я тогда уже готовилась стать матерью. Убежала я в самый их праздник, это была весна, лед уже растаял, но еще было очень холодно. А они гнались за мной, испив своего зелья, гнались и обращались на ходу такими уродами…

Я вспомнила и поежилась:

– Как же ты спаслась?

– Я добежала до Черной речки и бросилась в воду. И вода остановила монстров, они не решились к ней даже приблизиться.

– Да, я знаю – по Черной речке проходит граница их владений.

– Ну, я тогда этого не знала. Речка, кстати, оказалась мелкой, а я увидела впереди купола монастыря и пошла к нему по колено в воде. Там меня приняли, подлечили, там ты и родилась. Я… мне стыдно сказать, но тогда я мучилась сомнениями, стоит ли мне оставлять у себя такого ребенка – вдруг тоже монстром станет? Была там одна монахиня, пользующаяся особым почтением, и в тот момент она лежала при смерти. Так вот, когда я поделилась вслух своими сомнениями, эта женщина встала со своей постели, будто здоровая, вышла и отругала меня за такие мысли. «Это только твоя дочь! – гневно сказала она. – Она нормальная и здоровая, и вырастет такой, какой ты ее воспитаешь, не бойся, монстром не станет. А я стану ее крестной, дам ей свое имя и благословлю на свой путь!»

Какой путь, я не поняла, но ее слова меня успокоили. Она действительно стала твоей крестной, и тебе при крещении дали ее имя – Никандра.

– Вот так да! – вырвалось у меня. – А я думала, это твои причуды. Так, значит… значит, отшельницу тоже зовут Никандра! Вот почему она просила Вилора передать кулон именно своей тезке! Она уже тогда готовила себе смену в моем лице.

– Да, похоже на то, – согласилась мама. – Но я думала, что она умерла – такие до меня дошли потом слухи.

– Как видишь, нет. Слушай, она правда летала или мне померещилось?

– Скорее всего померещилось, – ответила мама. – При мне она ходила, как все люди.

– Ну… может.

– А потом мы с тобой уехали, и я сменила фамилию на Чернореченскую – в честь Черной речки, которая меня спасла. Все это время боялась, что меня найдут, а потому с бабушкой Аней общалась очень мало.

Раздался звонок телефона:

– Ну как там, Ника еще не вернулась? – услышала я в трубке голос Лильки.

– Вернулась. Вы где, ребята?

Ребята оказались на стадионе за школьным двором, и я спешно направилась туда.

Свернув за школу, я увидела всю нашу компашку в полном составе – Лилька, Таня, Наташка, Шаров с Рюшиным и Стас. Меня встретили овациями и торжественно подброшенной шапкой Шарова, которую Рюшин метким ударом тут же отфутболил под скамейки.

– Всем привет! – Я помахала рукой Шарову с Рюшиным, которые на четвереньках пытались достать шапку, расцеловалась с девчонками и остановилась перед Стасом.

Он стоял с растерянным видом, а я улыбалась. Змеиной улыбочкой, правда. Прости, Стас, так надо. Так надо, чтобы ты от меня отстал наконец, а то неизвестно, что ты еще натворишь…

В конце концов он тоже улыбнулся в ответ. Может быть, подумал, что теперь я буду к нему благосклоннее?

Х-ха! Такого удара справа в челюсть он точно не ожидал, потому что отлетел в сторону, как та Колькина шапка. В лужу, правда, не сел и сдачи давать не спешил, к своему счастью. Прости, Стасик, так надо.