В этот раз наши друзья пришли быстрее бабушки. Они ничего не знали, веселились и смеялись, включили музыку. И Ника, выпорхнув из комнаты, снова присоединилась к этому веселью. От ее утреннего замученного вида теперь не осталось и следа – теперь она была ожившей, свежей и как-то по-странному красивой. К огромному удивлению, я увидела на ней свою собственную бежевую блузку.

– Ничего, Тань, что я твою блузку взяла? – задорно спросила она, увидев, как я на нее смотрю. – Ну, прости, это… У меня здесь вещей приличных нет, одна чернота сплошная, как раз в тон к здешнему отключенному электричеству. Дома есть подходящее платье, но я его забыла взять.

– Бери, – только и ответила я. Меньше всего меня сейчас волновала судьба блузки.

– А что, хлопцы, повеселее ничего нет? – обратилась она к парням, включившим какой-то медляк.

Тарас хмыкнул и поставил концерт «Агаты Кристи». Петро, похоже, только изображал веселую улыбку на лице, но как только остальные увлеклись разговором, он поманил меня рукой, и я вслед за ним вышла за дверь. По темному коридору мы прошли в большую комнату. Там было тихо, звуки музыки с кухни доносились приглушенно, и если бы кто-нибудь вышел в коридор, нам было бы слышно.

Недолго думая, я передала ему весь разговор с Никой, попутно рассказав и о кулоне, и о ее несчастной любви. Может быть, это последнее было непорядочно с моей стороны, но я уже не думала о приличии. К моему удивлению, Петро заинтересовался:

– Так значит, она до сих пор любит этого человека, погибшего больше года назад?

Мне не понравился такой его интерес к Никиной личной жизни. Мелькнула мысль – уж не заглядывается ли он на мою подругу? И я ответила:

– Еще как любит! Она даже не поверила в его гибель, предпочитает верить в какую-то фантастическую историю, которую сама выдумала, и до сих пор его ждет. А теперь вот утверждает, что видела…

– Вот, значит, как, – еще больше нахмурился Петро. – Это плохо, очень плохо.

– Что ж плохого? – меня снова кольнула ревнивая мысль.

– Плохо то, что она сильно тоскует об умершем! Это может навлечь – если еще не навлекло – страшную беду. Как с моей сестрой…

– А что случилось с твоей сестрой?

– Не сейчас об этом, – мотнул головой Петро. – Я предлагаю ночью проследить за Никой. Потому что надеюсь – все же это не то, о чем я подумал.

– Да что у вас всех тут за тайны?! – возмутилась я.

– О некоторых вещах лучше не говорить против ночи, – покачал он головой.

– Трудно, наверное, жить возле аномального места? – съязвила я.

– Ты даже не знаешь, как трудно, – тихо сказал Петро, и мне стало стыдно за свою иронию.

Мы договорились, как будем действовать вечером, и вернулись в кухню к остальным.

– …А мы на зеркале гадали, – рассказывала Тося какую-то очередную историю. Зажгли свечку перед зеркалом и смотрели.

– И что там увидели? – ухмыльнулся Тарас, в очередной раз доставая фотик.

– Да вроде тень какая-то промелькнула, никто и не успел рассмотреть.

– Кто-то рукой махнул! – высказала свое мнение Ганя.

– Никто не махал, я видела, – уперлась Тося.

– Что ты видела, если ты в зеркало смотрела? Или, скажешь, не так?

– И не подеретесь! – подначил Тарас.

Я прошла мимо них и подбросила уголька в печку.

– Зеркала, – задумчиво сказала Ника. – Вы, как я поняла, просто поставили свечу перед зеркалом и смотрели в него?

– Ну да.

– Так не гадают. Зеркала надо друг напротив друга поставить, тогда можете увидеть и будущее, и прошлое, и лешего в панамочке. А вы просто смотрели в зеркало. Так можно увидеть только две вещи.

– Какие? – заинтересовался Тарас.

– Себя, разумеется, – словно бестолковому, пояснила ему Ника, а потом добавила, глядя прямо перед собой: – И того, кто стоит за спиной.

Тут мы все повернулись к ней. Ника с безумной, легкомысленной усмешкой продолжала:

– Того, кто стоит за спиной, вообще-то увидеть невозможно. Как ни крутись, ни верти головой, а он все равно будет сзади, и ты его не увидишь.

– Ну, если резко повернуться, человек может за тобой не успеть… – начала Тося, но Ника перебила:

– Человек – да.

– А… кто еще может стоять за спиной? – испуганно спросила Ганя, и все начали оглядываться. Все, кроме меня, конечно. Они ведь не знали, что Ника сошла с ума…

А она живо вскочила со своей табуретки, прошлась по кухне.

– Разное может быть. Беда, болезнь, смерть. Непрощенные обиды. Совершенные злодейства. Или просто черная тень, неотступно следующая за человеком. Я, пока сторожевой знак носила, видела иногда. То, чего не видели другие. Идет человек, а за ним такое мутное облачко…

– Ой, Ника, мне аж страшно, – поежилась Тося. – Не надо такое рассказывать на ночь, ладно?

– Ладно, – пожала плечами моя подруга.

– А как такое может прицепиться? – вклинилась Ганя.

– По-разному. Бывает, колдуны порчу наводят, бывает – проклятие над человеком нависнет, а может статься, человек возьмет то, что ему не принадлежит, – и вместе с этим беду на свою голову накличет.

– Прикольно! – загорелись глаза у Тараса. – Только я не верю, что это можно в зеркале увидеть.

– Тут заговор один знать надо, – заявила Ника. – И я его знаю.

– А давайте попробуем! – тут же подскочила Ганя. – Вдруг за кем-то из нас тоже такое привязалось?

– Не надо, – резко ответил Петро. – Сейчас не время для такого.

– А по-моему, как раз время! – заявила Ганя. – Пока свет отключили! А то когда он есть, ничего не страшно и ни во что не верится. Посмотрел, свет включил – и сказка развеялась. А пока света нет – все будет по-настоящему!

– Петро, не хочешь – не гадай, а нам интересно, – неожиданно поддержала возникшую идею боязливая Тося. – Ника, ты прочтешь свой заговор?

– Я вам его не скажу, не думайте! – с безумной улыбкой ответила Ника. – Но если хотите посмотреть на себя в зеркало – пожалуйста, могу применить. Для хороших людей ничего не жалко, – засмеялась она.

– Хотим, применяй! – махнул рукой Тарас. – Есть тут у вас зеркало?

Вопрос был праздным – на холодильнике стояло вполне пригодное для такого зеркальце на подставке.

– Нужна еще свеча, – засуетились девочки.

Лично мне все эти гадания были безразличны. Я в них не верила, куда больше меня пугало то шальное веселье, что переполняло сейчас Нику. Она никогда, никогда прежде не была такой…

– Тань, есть какая-нибудь свечка?

На автопилоте я выдвинула ящик кухонного стола, подала им свечку.

– Ну и зачем? – тихо сказал мне Петро. – Лучше останови их, от греха подальше!

Я отмахнулась:

– Чем бы дитя ни тешилось! Не верю я в эти глупости, пусть себе смотрят в зеркало, если им охота.

Петро ничего не ответил. Мы с ним сели в сторонке и молча наблюдали, как девчонки установили зеркало, как зажгли свечу и выключили музыку. Керосинку гасить не стали, просто вынесли в сени. Ника подошла, обвела свечой вокруг зеркала и произнесла что-то еле слышно, но нараспев.

– Ну, все, можно приступать, – сказала она после этого. – Учтите, оборачиваться нельзя. Если что-то увидите – задуйте свечку и перекреститесь. Подходите по одному, кто тут самый храбрый?

– Давай ты, – толкнула Тося Ганю.

– Лучше ты, – хихикнула та.

Между девчонками завязалась шуточная потасовка, и в конце концов они подтолкнули к зеркалу Тараса. Тот подошел с залихватским видом, уселся на скамеечке и стал перед зеркалом корчить рожицы. По жесту Ники девчонки отошли подальше. Тарас перестал кривляться, просто сидел с умным видом, но вскоре поднялся.

– Ну, что там? Ничего не увидел?

– Увидел! У меня за спиной, – он сделал страшные глаза, – стоял большой, черный, страшный…

– Кто?!

– Шкаф!

Все захихикали, и к зеркалу уселась Ганя. Она смотрела внимательно и напряженно, но вскоре в ее взгляде появилось разочарование. Наконец, Ганя встала и с некоторой обидой помотала головой – ничего, дескать, не увидела. Немного поколебавшись, ее место заняла Тося. Добрых пять минут она сидела не шевелясь, добросовестно вглядываясь в зеркальную гладь. Под конец Тарас не утерпел и на цыпочках прошелся у нее за спиной туда-сюда, а потом заглянул через плечо и скорчил страшную рожу.