— Гороховый суп и тушенку господину Ворштхеру. Он сегодня дико проголодался, — приказал Осбер испугавшемуся и удалился к себе.

По вечно молодой коже давно не бежали мурашки. Крепкий нрав, может, и сдержал бы их, но холод, который ловил несущийся поезд, был не менее весомой причиной этому. Глаза не уходили от огня, красота пленяла Стефана, но тело поддалось к машине. Опустошенным немец упал на сидение у открытой двери, качнув подвеску и разбудив бурно спящего Энвила.

— Бессмертие сделало тебя соней?

— Тревога давно не закрадывалась в моё сердце, — тихо выдал Падший, широко раскрыв глаза, но в мгновение опустил веки от света пламени:

— Что стряслось?!

— Немыслимое. Любящий смог вернуть себе страсть.

— Девушка…

— Оставь это. Дессион — не такая редкая штука. Давай лучше сделаем глупость.

— И какую же?

— Вспомним ушедшее. Как смог простой солдат из пехоты вдруг оказаться в еврейском партизанском подполье?

— Ты читал газеты тех годов?

— Я не был из тех, кому нужна добавка пропаганды. Что нужно, узнавал на фронте, хоть прямо в окопе.

— «Когда семь кругов Ада заполнятся доверха, многих вернут обратно в окопы. Надо же как-то порадовать Теуфела.»

Осберт ухмыльнулся:

— Военный брэнд страшнее военной тайны. Геббельс подавился бы, сжав язык тогда за зубами.

— Где ты, знали все. Но остановить тебя не мог никто.

— Сам попросился или кто-то порекомендовал?

— Не помню.

— Забыл?

— Не знаю. Тебе же не нужен ответ на эти вопросы. Ты просто решил, что так допрос будет похож на разговор по душам.

— САМОДОВОЛЬСТВО! - вне себя от увиденного предстал лысый военный:

— Только дикое самодовольство позволяет вам сначала меня допрашивать, а затем приносить в кладовую чертову кровать!

— Вы сами отвечаете на вопрос своими выкриками, Герр, — подмечал оберст, руками махая несущим койку продолжать ставить мебель:

— Существу из Преисподней логично привести с собой «чертову кровать». Однако, дела обстоят слегка иначе.

— Спешу услышать, что мне нужно будет пересказывать начальству.

— Работница не в состоянии выполнять свою работу.

— Что ещё за бре…

— Я её не единожды ловил от неминуемого падения на почве обморока. Капо требует более высоких норм содержания.

— На любой происк милосердия вы найдёте оправдание. Терпение рано или поздно лопнет.

— И не у одного вас, раз уж вы не решаетесь раскрыть глаза на то, что ценный ресурс летит на ветер.

Сколь стремительно ушёл Ворштхер, столь же быстро наступил вечер.

Стефан решил прогуляться. Тёмная прохлада поднимала настроение. Внезапно, немец остановился от скрипа. Звук пришёл из спальни уборщицы. Снова скрип. Оберст решил стукнуть по двери. Тишина. Скрип.

— Навряд ли… Но стоит проверить.

Осбер ворвался в комнату. Йёнде от неожиданности подскочила с табуретки.

— Стефан, что вы тут делаете?

— Опровергал сумасшедшие догадки. Почему вы не спите в такой поздний час?

Девушка привычно опустила голову вниз.

— Скажите честно, я что-то сделала не так?

— О чём вы?

— Герр несколько часов был в диком бешенстве. Когда меня пустили в кладовую, я увидела новую кровать, но…

— А?

— Я не могу на неё лечь! Не может такого быть, чтобы сейчас мне дали возможность спать тут! Ваш подарок, он тоже такой странный. С каждым днём теперь меня мучает страх. Если это пытка, то так и скажите. Я спокойно приму свою участь. Я не могу больше быть с этим камнем в груди.

Чёрная лента обвязалась вокруг спины и ног Йенде, оторвав её от сидушки. «Хвост» всегда незаметной комнатной температуры, капо съёжилась на нём, но затем почуяла теплоту по всему телу. На руках немец отнёс девушку до кровати и положил туда.

— Простите мой слишком резкий подход, — Стефан едва был уверен в том, что говорил:

— Но только так я мог хоть что-то вам… Тебе ответить.

Йенде смотрела на стоящего оберста, и они оба не сказали ни слова в течение следующих минут.

Уже и мысли в головах обоих перестали рождаться. Капо, вдохновившись примером, дёрнулась первой. Решительно. Чересчур.

Глаза виновато скрылись. С плеча слезла ночная рубашка. Рука немца робко потянулась к исстрадавшемуся телу. От пальцев остались миллиметры. Однако, ощущения Йенде лишь сказали, что одежда вернулась на место. Осбер аккуратно застегнул пуговицу и отошел от кровати. Тогда же он наткнулся на спинку стула, задвинутого в стол и смотрящий в маленькое окошко.

Спина Нимбри выгнулась от желания сделать вдох. В глотке появилось препятствие, от которого девушка, не ожидая, решила избавиться. Кашель выбросил дыхательный ступор. Пепел вылетел из её рта.

— Оказывается, человек, повинный в смерти близкого мне, всё это время сидел со мной в машине, — вдумчиво повторял Стефан:

— Вот откуда приходили письма.

Казетполицея обязаны досматривать. Выход на улицу, вход по окончанию смены. Каждый день. Однако, комнаты заключённых не заключены в такой постоянный дозор. Для солдат это и вовсе форма наказания: кто проиграл в карты или курил дольше положенного шёл проверять, чаще всего заглядывая за соломенную подкладку, именуемую матрасом, и выдвигая убранство имеющихся в камере полок. Попасть на такое мероприятие просто не удавалось, все чем-то заняты. Осбер тоже был занят. Он гулял, закончив работу ещё ночью. Вот и поймал проверку кладовой неслучайно.

Шлем рядового болтался с головой от рутины. Пожелтевшие от уплотнившейся кожи пальцы, привыкшие нажимать только на курок, пролистывали литературную единицу скудной библиотеки. Оберст пробрался вплотную, но солдат и глазом не моргнул.

Пустая трубка в кисти немца давно не была использована по назначению, поэтому Стефан придумал ему новое. Стук дерева по шлему немало перепугал дозорного.

— Нашли что-нибудь? — ехидно спросил Осбер.

— Никак нет, Теуфел-оберст!

— Замечательно. Свободны.

— Есть, — рядовой зашагал как заведённый ключом в спине.

— Стоять.

Армейские сапоги дрогнули от внезапного приказа.

— Книгу отдайте.

Солдат повернулся, из-за шлема показался его взгляд. Подозрительно недовольный, однако верный дисциплине, отдал ручной груз. Пустив каплю пота, рядовой вернулся к прежнему маршруту.

В сомнении любой бы нахмурил брови. С таким видом лица немец открыл полученный предмет.

— Тот самый сборник. Похоже, Йёнде только перед сном читает.

Стефан перевернул до первых описаний. Ничего особенного для бестиария драконов.

— Фафнир-фафнир-фафнир. И правда без крыльев. Даже огня не пускает.

Текст не поражал разнообразием, вся информация вводилась механической печатной машинкой. Некоторые буквы не баловали себя чернилами и были едва читаемыми. Но проблем с ними оберст не ощущал: все буквы по необходимости обвели карандашом. А рядом появились новые.

— «Принимает облик человека. Мне даже встречался один. По первому виду даже и не скажешь, что он опасен.».

Кончик рта напрягся от симпатии, а сам Осбер захлопнул книгу. Время уже призывало к работе. Бумажному параллелепипеду уже оставалось вернуться на место, как вдруг, форзац и обложка не сдержали упавший вниз предмет. Немец поставил книгу на полку и наклонился ближе. Конверт.

Нервы напряглись не от неожиданности, а от дерзости выходки, которую она несла за собой. Коридор к кладовой внезапно кем-то стал занят, о чём говорил стук тяжёлой подошвы. Оберст держался за ручку двери с наружной стороны, а неприемлемое послание, находясь во внутреннем кармане, последовало в уже привычный для её обладателя кабинет.

— "Шкатулка откроется скоро. А ты отправишься к предтечам.", — всплыло на холсте, что лежал в картонной упаковке.

Письмо писали подготовленные люди. Чернила, легко создаваемые в домашних условиях, нельзя увидеть, не подогрев. Однако, Стефан не в первый раз встречался с подобной шифровкой: последний раз она стоила обеих рук его подчинённого. Поэтому, наученный уже навис над бумажкой, слегка освещаемой простой зажигалкой под ней.