Парень открыл дверь квартиры, однако она тут же захлопнулась черной щупальцей. Эта масса затем вернулась во флакон, висящий на штанине Осберта:

— Как низко со стороны американцев прикрываться мёртвыми.

— Я уже не жилец по твоим словам. Даже если я и буду один, мне не нужно бросаться словами, чтобы убеж…

— Возможно, ты и прав. Возможно. Но ты что, правда собрался пойти на верную смерть и оставить всё вокруг под опекой существ, которые тебя предадут?

— Ну да.

— Ты ёбнутый. Не меньше, чем я. А значит, тебе и близко не подобраться туда. Да и куда ты собрался? Так что, так и быть, я иду с тобой.

Вечерний город плавно и неспешно встречал ночь. Бездомный бродяга шел той походкой, которой шагают люди не знающие, куда идут. Возможно, он помнил эту улицу, и подкорка сама повелела ему прийти сюда, а может бедолага просто так шёл именно в этом направлении. Гул машин сбивал с толку, а газ из выхлопных труб застилал всякий обзор, но только на мгновение этот вонючий туман исчез, как перед глазами бродяги появилось искомое здание. Церковь.

— Не самое худшее место для ночлега, — буркнул он.

На двери висел замок, но бывалый выживший с городских улиц знает, как забраться внутрь. Ключом от банки пива бродяга подцепил винт, который держал крепко дверную ручку. На третьем повороте винт упал, ручка покосилась, а после повторения и вовсе отвалилась.

Зайдя внутрь, бездомный видел сиденья для прихожан и очень уютное убранство. Высоченные своды и красивые росписи — всё завораживало и давило своим величием. Бедолагу увлекло, и тот решил посмотреть, установленные вокруг. Среди икон и склянок с мощами стоял украшенный и позолоченный крест мученика, что воскресал однажды.

— Господь…, - гаркнул бродяга:

— Иисус… Я никогда не исповедовался, но чувствую, что совершаю я огромный грех. Ни смотря на всё, на все проблемы у меня, я в глубине души в тебя не верю.

Неразборчивая речь наполнилась смешками.

— Какой же бред! И кто же на это поведется, а? Только больной на бошку.

— Не серчай на людей, ибо мы все равны и равными не будем — озвучил неизвестный голос.

У бездомного от страха задрожали колени. Ладони дрожали и до, от спирта в крови. Он развернулся, но за спиной было всё также темно и пусто.

— Кто здесь? Не подходи, я может и прибухнул, но вдарить тебе смогу.

— Я здесь, перед тобой, — огласил неизвестный и вышел из тени.

Бродяга обомлел, признав в его лице явителя Небесного Грааля и тотчас упал на колени.

— Не нужно мольб, я лишь несу свет в тьму твоей поврежденной души. Встань.

Незнакомец протянул кубок, полный воды.

— Выпей и вера тебя очистит.

Уверенный, что выхода нет, бездомный сделал первый глоток. Вода во рту стала крепчать. Язык почувствовал старый-добрый привкус вина, мозг всплеснул немного эндорфина.

— Ну что? Теперь веришь?

— Да, клянусь сердцем, да.

— Ты станешь гласом моим и понесёшь благую весть в народ?

— Понесу. Всю жизнь буду нести.

— Замечательно. Тогда, иди.

И бродяга убежал, захлопнув глухую дверь. Незнакомец же достал из-под балахона телефон.

— Алло? — сказал он в трубку:

— Да, опять незваные гости. Бомж. Поверил, что я — Иисус, мать его! Алкаш бесцветное вино за воду принял. Да, это сработало. Всегда срабатывает. Особенно, против дебилов.

— Для тебя есть задание, — прозвучало из динамика:

— Нужно кое-кого пришить.

— А счастливчик-то, хотя бы, знатный?

— Несомненно. Расскажу детали по твоему приезду.

Первый этаж обветшалого жилого дома заполнился диалогом.

— Это, конечно, хорошо, что ты решил со мной пойти, — размышлял по дороге Роджер:

— Но ты, может, хоть объяснишь, куда мы вообще идём?

— Нам надо на Староместскую площадь.

— Центр Праги? Что ты там забыл, магнитик на холодильник?

— По дороге объясню.

Тревис и Стефан вышли на улицу. Улицы всегда заняты людьми почти на круглые сутки, но в тот момент их было разительно больше обычного.

— Палени Чародейник, — произнес Осберт:

— Чешская Пасха. Идём, я надеюсь, это не затруднит нам поиски.

Вестник полубегом несся к всё большему праздничному скоплению. Роджер пытался его останавливать и узнавать хоть крупицы деталей.

— И что же мы там будем искать?

— Я буду, а ты придумай способ, как отвлечь несколько десятков тысяч людей от одной конкретной достопримечательности.

— Что?

— С одной стороны площади есть важное место. 27 крестов, вмощенных в брусчатку. Туда мне и надо.

— А отвлекать-то зачем?

— Один придётся вскрыть.

— И как мне предложишь это сделать?

— Я был стратегом военного покрова. И кроме артобстрела на закрытой территории вариантов мне не видится.

— Ты вроде хотел отвлечь, а не убить.

— А ты был уверен, что тебе знакомо понятие юмора.

Узкие и кривые закутки города кажутся запутанными только когда пусты. Во время такого фестиваля нужная дорога сама строится и, к сожалению, она всегда одна. Дома вокруг становились всё готичнее, а это значило, что парень с немцем уже совсем близко.

В центре стоял лютый ажиотаж. В расставленных палатках стояли забитые едой и посетителями столы, везде шлялись бродячие артисты, наряженные в средневековые платья и костюмы.

— Ещё бы помоев на улице и я почти что дома, — с ухмылкой подметил Стефан.

Главным же потребителем внимания зевак была установленная огромная сцена. Шум от неё не был постоянным: кроме нескончаемых традиционных плясок и песен, на ней выступали и известные на тот момент поэты.

Сквозь непролазную толпу Вестники оказались у памятника. 27 белых четырёхконечных крестов с четырьмя красными камнями по углам.

— Придумал что-нибудь?

— Ну, с такой позиции всех нужно просто заставить посмотреть на верх. Я даже не предст…

Фейерверк.

За спинами обоих сверкнула пороховая вспышка.

— Как только подашь им сигнал, я займусь необходимым. Свободен.

— А военные привычки, я смотрю, ты не растерял…

Роджер опять влез в мешкающийся люд. Залп был произведен маленькой технической будкой за одной из съестных палаток. Тревис проходил мимо длинной лавки, на которой должны располагаться проголодавшиеся, как тут из-за ширмы, ведущей в будку, вышел мужчина в желтом светоотражательном жилете. Подойдя ближе к кассе, парень услышал, что он заказал себе порцию рульки с кнедликами и пинту пива. По его бурному настроению было понятно, что это первый раз, когда за свою смену ему удалось утолить голод.

— Ожидайте, я подзову вас, — с радостью произнёс кассир.

Мужчина ушел за свободное место за столом.

— Здравствуйте, у меня к вам необычная просьба, — заговорил Роджер:

— Повторите порцию этого хорошего человека дважды. Он этого заслужит. За мой счёт.

— Хорошо. С вас 250 крон.

С чувством облегчения парень проскочил за ширму. Ровно за кассой располагался алюминиевый короб без стенок, на котором был прикреплен пульт. Крыша короба была пусковой установкой, где на каждый квадратный дюйм располагался пёстрый заряд.

— «Когда-нибудь…, - прошептал Тревис, по очереди поднимая рычажки готовности:

— Эта война закончится.».

Вестник поднял защитную крышку кнопки с подписью «Oheň/Огонь» и нажал. Выстрелы шли не одновременно, система предусматривала безопасность, а последовательно.

Пристально смотрящие на сцену отвели взгляд на несанкционированный запуск салюта. Посетители памятников тоже. Стефан начал работать.

Роджер должен был уходить, но на мгновение поднял взгляд наверх. Вспышка возрастом почти восемь веков до сих пор радовала глаз. Свет слегка слепил, на мгновение Вестник отвел взгляд на пару градусов. Беззаботная атмосфера пошла под откос.

Крыши зданий охраняют редко, только если это здание важное. Крыши зданий во время праздников охраняют тоже не везде, но залезать в это время на них не стоит. Пражская колокольня, как и любое другое строение, жутко старое, отчего имеет характерный архитектурный стиль. Высокие шпили крыш, за которыми ничего не видно, тому стоящий пример.