И тогда она выбрала Уи Кенселайга в мужья. Он был одним из немногих мужчин, на которых она могла рассчитывать. Она могла положиться на него в том, что он целыми днями будет пропадать на охоте, пить и играть, благословляя свою счастливую звезду. Она могла положиться на него в том, что он будет старательно избегать любых официальных обязанностей или ответственности, и даже будет искренне признателен ей за желание взять на себя управление Тарой и землями, подпадающими под ее юрисдикцию. Она могла положиться на тяжеловооруженных всадников под его рукой и земли его королевства в том, что отныне они будут принадлежать ей. Конлайд не станет вмешиваться в борьбу за власть, которая уже разгоралась между ней самой, Фланном мак Конайнгом и его сестрой Морриган.

Драка за контроль над королевством Брега в любом случае была бы жестокой, но теперь, когда в Таре появилась Корона Трех Королевств, она станет попросту страшной. Корона была старинным талисманом, насколько именно древним — не знал никто, но ходили упорные слухи, что ее изготовили друиды еще до прихода новой веры. Она находилась на хранении у аббата[13] Глендалоха, и никто из ныне живущих не помнил, чтобы она покидала свое место. Но, согласно древним законам, ри руирех, верховный король, который получит эту корону, станет править не только Брегой, Лейнстером или Миде, но всеми тремя королевствами сразу, причем до тех пор, пока аббат не прикажет вернуть корону обратно.

Корону можно было выдать только в том случае, если стране угрожала большая опасность. И вот такое время наступило. Зараза под названием фин галл — белые чужеземцы, викинги, поселившиеся в Дуб-Линне, — разрасталась. Их нужно было уничтожить раз и навсегда, раздавить, как гнусных насекомых, прежде чем их станет слишком много для того, чтобы с ними справиться. Белых чужеземцев не удастся сбросить обратно в море, если три королевства будут воевать друг с другом. Норманны были сильны и могущественны, и, только объединившись, ирландцы могли отразить нависшую над ними угрозу. Именно в этом и заключалось предназначение короны. Именно это и предстояло сделать Бригит. После того, как она родит на свет таниста, законного прямого наследника, и уже с его помощью укрепит свою власть над цитаделью и столицей верховного короля.

— Тост! Предлагаю тост! — Фланн мак Конайнг, сидевший через три места от Бригит, поднял свой кубок.

Именно Фланн выдавал Бригит замуж в отсутствие Маэлсехнайлла. Она не стала возражать против того, чтобы он исполнил обязанности посаженого отца, несмотря на собственные подозрения в том, что ее отец пал именно от руки Фланна, воспользовавшегося суматохой битвы.

— Я поднимаю свой кубок за здоровье Конлайда Уи Кенселайга из Ардсаллаха и Бригит ник Маэлсехнайлл, — возвысил голос Фланн, перекрикивая гул в зале: тот едва ли стал тише после того, как он заявил, что желает провозгласить тост, — которую сегодня я имел честь повести под венец!

«Ты бы подвел меня и под монастырь, не правда ли, подлый предатель? — подумала Бригит, с улыбкой глядя сверху вниз на пьяных гуляк. — Или вообще выдал бы замуж за самого дьявола, в чем я нисколечко не сомневаюсь». Но сейчас им требовалось единство или хотя бы его видимость, пока Бригит не будет готова сделать первый шаг.

По залу прокатился дружный рев, сопровождавшийся стуком кулаков и кубков по столу. Учитывая то количество выпивки, которое они уже влили себе в глотки, пожалуй, с не меньшим восторгом гости приветствовали бы и одну из вездесущих гончих, вздумай та испражняться прямо на пол.

— Пусть новобрачные живут долго и счастливо! — заключил Фланн.

«И пусть они мудро правят Тарой и Тремя Королевствами», — добавила про себя Бригит, совершенно уверенная в том, что на такое пожелание Фланн ни за что не расщедрится. Фланн поднял свой кубок, и остальные гости последовали его примеру и выпили все до дна. У Бригит больше не было сил терпеть это лицемерие. Она уже повернулась к Конлайду, чтобы под благовидным предлогом удалиться, как вдруг в зале зазвучал другой голос. Он принадлежал отцу Финниану. Тот поднялся, по-прежнему одетый в белую рясу, которая была на нем во время исполнения таинства бракосочетания. Финниа- на пригласили занять место за главным столом, тогда как его собратья запросто расселись среди ри туата, с тем же энтузиазмом набрасываясь на еду и питье.

И вот теперь он возвышался над всеми, воздев руки перед собой.

— Да благословит Господь новобрачных! — воззвал он, и на сей раз шум в зале стих моментально. Какое-то время еще звучали отдельные голоса, но эти люди быстро сообразили, что нарушают тишину, и погрузились в смущенное молчание. — Да снизойдет на новобрачных благословение Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, и пусть станет их союз тем средством, благодаря которому Господь Всемогущий вернет мир на нашу многострадальную землю. Да будет их союз плодовитым, и пусть их души, объединившись с Господом нашим Иисусом Христом, успокоят бурные воды Тары и Трех Королевств и принесут вечный мир и единство на нашу землю.

Голос его звучал громко и звонко, а тон его был одновременно смиренным и властным, что выдавало в нем опытного оратора. По всей зале ри туата шепотом произносили «Аминь!» — с энтузиазмом или отсутствием такового, в зависимости от степени своей лояльности Фланну мак Конайнгу.

«А вот Морриган плевать хотела на это благословение», — подумала Бригит и окинула взглядом залу. Поначалу Морриган сидела за главным столом, рядом с братом, но теперь ее там не было.

Морриган. Бригит подозревала, что именно ее амбиции стояли за действиями Фланна. Долгие годы Фланн мак Конайнг верой и правдой служил ее семейству, в то время как сама Морриган сносила неисчислимые унижения от рук дуб галл. И теперь она, похоже, решила поквитаться. Она увидела путь к власти, к богатствам Тары и с радостью и нетерпением ступила на него, прихватив с собой и брата. Как Бригит, ей нужен был мужчина, который служил бы лицом власти, но обладать ею она намеревалась в гордом одиночестве.

Не прошло и минуты после того, как отец Финниан закончил свое благословение, как шум в зале возобновился с прежней силой. Бригит повернулась к супругу и потянула его за рукав, а потом еще раз, заставляя его обратить на себя внимание.

— Я очень устала, — сказала она. Говорила она громко, в полный голос, но ему все равно пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать, что она говорит. — Я пойду прилягу.

Конлайд кивнул и улыбнулся с набитым ртом.

— Ты здесь еще надолго задержишься? — спросила Бригит, и Конлайд покачал головой. — Очень хорошо. Доброй ночи, муж, — сказала Бригит.

Встав из-за стола, она сошла с возвышения, на котором тот стоял, и гости, стуча по столешницам, разразились приветственными криками. Было в их энтузиазме нечто непристойное, но она предпочла проигнорировать и их поведение, и их самих, и выплыла из зала. Будь живы Маэлсехнайлл или Доннхад, то любой, посмевший проявить к ней неуважение, уже валялся бы с распоротым брюхом на полу. Но они были мертвы, и у Бригит остался только один покровитель и защитник — она сама.

Направляясь к дверям, она вдруг услышала, как кто-то окликнул ее:

— Бригит? Бригит, дорогая, ты уже удаляешься в свои покои? — Отец Финниан тоже выскользнул из-за стола и теперь последовал за ней.

— Да, отец Финниан, — ответила она. — Я очень устала.

— Я могу проводить тебя до двери?

— Я была бы вам благодарна.

Отец Финниан распахнул тяжелую дубовую дверь, и они вышли из шумного и душного главного зала в темную и прохладную ночь, все еще напоенную влагой после недавнего дождя. Лягушки и цикады наполняли воздух самозабвенным пением, но после шума свадебных торжеств их голоса казались тихими и приглушенными.

Они вдвоем двинулись по раскисшей почве внутреннего двора по направлению к королевской резиденции. Подобно церкви и главному залу, она тоже отличала Тару от удельных владений младших королей. Дома всей прочей знати представляли собой обычные круглые здания, построенные из дерева, с конической соломенной крышей, и они казались лишь более крупным вариантом построек, в которых проживало большинство ирландцев. Но только не резиденция верховного короля Тары. Королевский дворец, подобно главному залу, имел деревянный каркас и был обмазан глиной с соломой, представляя собой большое прямоугольное строение с высокой соломенной крышей и многочисленными внутренними помещениями, что по ирландским меркам считалось помпезной и внушающей благоговение роскошью.