Мэри объявила, что она не сможет никого посещать, по меньшей мере, до четверга. Кэйт же приняла во внимание, что они хотя бы до четверга получили отсрочку (какой смысл было посещать балы без Эдвины?), но после того, как Кэйт провела пятницу, субботу и воскресенье ничего не делая, а, только читая и выгуливая Ньютона, Мэри внезапно заявила, что, по крайней мере, две из них пойдут на музыкальный вечер у леди Бриджертон вечером в понедельник (в этот момент Кэйт пыталась протестовать, но это было бесполезно).

Кэйт сдалась довольно быстро. Тем более после заявления Мэри развернулась на пятке и быстро вышла из комнаты. И хотя у Кэйт были некоторые возражения, трудно что-то доказывать двери.

Таким образом, в понедельник вечером, одетая в яркий голубой шелк и с веером в руке, Кэйт и Мэри катились по улицам Лондона в своем недорогом экипаже к дому Бриджертонов на Гросвенорской площади.

– Все удивятся, увидев нас без Эдвины, - сказала Кэйт, левой рукой играя с краем своего черного плаща.

– Ты тоже ищешь мужа, - ответила Мэри.

Кэйт замолчала. Она не могла спорить с этим утверждением, тем более предполагалось, что она действительно ищет мужа.

– И перестань мять свой плащ, - добавила Мэри, - Не то он будет весь мятый.

Рука Кэйт замерла. Она стала ритмично постукивать ногой, до тех пор, пока Мэри не взорвалась:

– Господи, ты можешь сидеть, не дергаясь?

– Ты же знаешь, что не могу, - с улыбкой ответила Кэйт.

Мэри только тяжело вздохнула.

После долгой паузы, прерывающей постукиванием её ноги. Кэйт добавила:

– Эдвине будет одиноко без нас.

Мэри даже не потрудилась повернуться к ней, а только ответила:

– У Эдвины есть самый новый роман, написанный той женщиной Остин. Она, небось, даже не заметила, что мы ушли.

Это могло быть правдой. Эдвина могла бы, не заметить горит ли её постель, пока она читает книгу.

Поэтому Кэйт только сказала: - Музыка наверно будет ужасной. После того вечера Смитти-Смит…

– На тех вечерах, играют дочери Смитти-Смит, - ответила Мэри, и её голос задрожал от нетерпения.

– Леди Бриджертон пригласила оперного певца из Италии. И мы должны радоваться оказанной чести.

Кэйт не сомневалась, что приглашение предназначалось Эдвине. Остальных пригласили просто из вежливости. Но Мэри уже начала сжимать зубы и Кэйт пришлось молчать оставшуюся часть поездки.

Который был не такой уж долгий: они сворачивали как раз перед домом леди Бриджертон.

Кэйт от изумления открыла рот.

– Какой огромный, - проговорила она глухо.

– Разве? - сказала Мэри, собирая вещи. - Я так понимаю, лорд Бриджертон здесь не живет. Даже притом, что дом принадлежит ему, он продолжает жить в своем холостяцком гнездышке, оставляя этот дом матери, братьям и сестрам. Это разве не показывает его с хорошей стороны?

Хороший и лорд Бриджертон противоположные понятия, подумала Кэйт, но не стала высказывать свои мысли вслух. Она была несколько испуганна размерами и изяществом этого дома, чтобы придумать какой-нибудь остроумный ответ.

Экипаж остановился и им помог спуститься лакей Бриджертонов, открывший дверцу. Дворецкий взял их приглашение, и пропуская их внутрь дома. Он повел их по длинному коридору к музыкальном залу, находящемуся в его конце. Кэйт была внутри многих богатых Лондонских домов, но она все же была поражена богатством и красотой обстановки. Даже потолки были произведением искусства, выполненные в голубом цвете

Музыкальный зал выглядел тоже прелестно, стены были покрашены в приятный лимонный цвет.

Ряды стульев стояли для посетителей, и Кэйт сразу повела мачеху к задним рядам. Не было причины, по которой они могли бы сесть в более значимое место. Лорд Бриджертон, безусловно, уверен, что всех его гостей обслужат подобающим образом - если конечно его слова о доме и семье правдивы.

И если Кэйт немного повезет, возможно, он даже её не заметит.

К несчастью для Кэйт, Энтони точно знал, когда приехала Кэйт Шеффилд и зашла в его дом. Он сидел у себя в кабинете, потягивая спиртной напиток перед началом ежегодного музыкального вечера его матери. Для секретности он не жил здесь, но все же свой кабинет размещал в этом доме.

Его положение, как главы семейства Бриджертонов подразумевало серьезные обязанности. Энтони находил эти обязанности легкими, тем более они позволяли ему часто проводить время с его семьей.

Окна его кабинета выглядывали на Гросвенорскую площадь, и он забавлялся, наблюдая за прибытием Кэйт и остальных гостей. Когда Кэйт Шеффилд вышла из экипажа, и посмотрела на фасад Бриджертон-хаус, её лицо озарилось, тем внутренним светом, которые осветил её тогда, в парке, когда она наслаждалась теплыми лучами весеннего солнца.

Свет с подсвечников, стоящих по обе стороны от передней двери падал на её кожу и придавал её какое-то волшебное мерцание. Энтони внезапно перестал дышать. Его стакан приземлился на подоконник с громким стуком. Это становилось уже смешно. Он почувствовал, как в нем нарастает желание. Ад и пламя. Она же ему даже не нравилась. Она была слишком властной, слишком самоуверенной, слишком быстро приходит к неправильному заключению. Она не была достаточно красива, по крайней мере, её нельзя сравнить с несколькими леди, блиставшими в свете, в том числе её сестрой, прекрасной Эдвиной. Лицо её было слишком продолговатым, ей подбородок был слишком острым и решительным, глаза её были слишком темные. Все в ней было слишком. Даже её рот, который непрестанно раздражал его нескончаемым потоком оскорблений, был слишком полный.

Те редкие случаи, когда она его закрывала, рассматривались им, как благословенная тишина. И если он в эти доли секунды смотрел на неё (а у нее не получалось долго молчать), то все, что он видел, это были её губы, полные и мягкие. И хотя она их почти все время сжимала, когда не произносила слов, их так сильно хотелось поцеловать.

Поцеловать?

Энтони задрожал. Мысль о том, чтобы поцеловать Кэйт была ужасна. Фактически, даже мысли об этом было достаточно, чтобы ему захотелось спрятаться куда-нибудь подальше от нее.

И даже…

Энтони качнулся на своем стуле.

И все же он мечтал о ней.

Это случилось после происшествия на озере. Он был так зол на неё, что с трудом мог тогда говорить. Это удивительно, как еще он смог поддерживать беседу с Эдвиной, когда отвозил её домой. Бессмысленная болтовня - это все на что он был способен в тот момент.

Зато он точно решил, что жениться на Эдвине. О, она еще не согласилась стать его женой. Он не спрашивал. Но она полностью соответствовала всем его требованиям к жене. Она была красива, умна и уравновешена. Привлекательна, но его пульс не повышался при виде её. Они проведут вместе приятные годы, но он не влюбиться в неё. Она именно та, которая ему нужна. И все же…

Энтони достиг дна стакана и допил спиртное одним глотком. И все же он почему-то мечтал во сне о сестре Эдвины. Он пытался не вспоминать. Не вспоминать свой сон. И вот результат - он сидит здесь и пьет, и, тем не менее, спиртной напиток не помог забыть. Но что-то было привлекательное в том, что он хотел забыть. У него не было сильной тяги к спиртным напиткам. Это было уделом совсем молодых мужчин - пытаться забыться в спиртном, он же приближался к тридцати.

Кроме того, даже если бы он решил искать временную амнезию в бутылке, это не продлилось бы слишком долго, чтобы полностью стереть её из памяти.

Память! Ха!

Это даже не была память. Только сон, напомнил себе он. Всего лишь сон.

Он быстро заснул после возвращения к себе домой тем вечером. Он разделся донага и почти час провалялся в горячей ванне, стремясь изгнать холод из промерзших костей. Он не падал в озеро, как Эдвина, но ноги его были мокрые, так как и рукав, а встряхивание Ньютона могло гарантировать, что ни один дюйм его тела не остался теплым после быстрой поездки в открытом экипаже. После ванны, он с трудом добрался до кровати. Он устал и намеривался провалиться в сон без сновидений и спать, не просыпаясь до самого рассвета.