Она еще не видела его, но эти шаги… Они были самыми тихими, но для нее звучали громом. Это шел вождь, и его было нужно убить. Она приготовилась…

Тяжесть, давившая на грудь, вдруг исчезла. Тяжелая туша русобородого с металлическим звоном откатилась в сторону. Сигурни, из-под рассыпавшихся волос, следила за происходящим, сохраняя неподвижность. Вот кто-то наклонился над ней. Коснулся… Рука протянулась, чтобы отбросить с ее лица волосы, и замерла… Она раскрыта! Он знает!

Ужас сжал ее горло. Вот теперь она боялась. Боялась панически того, что сейчас произойдет. Невесть откуда, но она почувствовала, что этот человек знает о ней все. Все! Ей не удастся отомстить – он не попадется… Они завяжут ей глаза и будут глумиться по очереди, а быть может, все сразу… Она содрогнулась, усилием воли подавив желание забиться в путах, визжа как пойманный зверь. Она – дочь Воина!

В следующий миг замершая на полпути рука сдвинулась с места, смахнув с ее лица тяжелые локоны. Она увидела его. Своего Врага. Он был очень красив, а глаза… Сигурни поняла, что у нее нет шансов. Она погибла…

А потом отворилась дверь.

Хаген вышел из зимовья. Ему очень не нравился этот пришелец, который, судя по одеже, оказался побратимом Храбра. Ощущение было неясным, как если бы этот, коротко стриженный, как румлянин, человек был одновременно живым и мертвым. Что-то страшное стояло за его плечом и смотрело пустыми глазницами. Хаген никогда не сталкивался с такими, как Олекса, но слышал о них. Ими, по слухам, руководят боги, но рядом всегда пасется смерть.

Он вспомнил, как скользнул вдоль спины холодок, когда он повернулся, чтобы идти к выходу. И еще он помнил напряженный взгляд отца, направленный в спину незнакомца. Стурлауг тоже что-то увидел… Хаген передернул плечами, стряхивая неприятное ощущение, и взглянул на холм. Сигурни все еще сидела там, сжавшись в комочек. Она никуда не уйдет, хотя ее не сторожат. В лесу не пропала бы – ни один зверь не причинит ей вреда. А то, глядишь, и принесет пищу… Колдунья, маленькая колдунья… Она не уйдет, потому что тот далекий день связал их навсегда. День, когда она лежала перед ним нагой и беззащитной. Беззащитной только от него, но он не причинил ей зла. Не взял силой и не отдал никому… Она называет его Врагом. Она ненавидит его, но разорвать эту связь не в силах. Так же как и он сам. А видят боги, раньше он так не мучился и мир был прост и ясен… Иные говорят, что любовь – это радость. Быть может, но пока она больше напоминает проклятие…

Хаген привычно прислушался к миру. Сигурни подождет – сейчас ему нужен Наставник. В эту игру они играли много раз. Наставник уходил, а юный Хаген должен был его найти. Не по следам – черноволосый вальх не оставлял следов, – а по тому неповторимому ощущению, которое исходит от каждого человека. Нужно лишь уметь слышать. Хаген умел – Наставник обучил его…

Он прикрыл глаза и расслабился. Звуки свободно втекали в него, ветерок провевал насквозь, как густую траву. Тело само сделало первый шаг, и, повинуясь его зову, Хаген медленно двигался вперед. Ноги сами понесли его к реке, затем вдоль берега вниз по течению, за скалу, дальше, еще дальше, теперь россыпь валунов, поваленное дерево, еще валуны… Запахи переполняли все вокруг. Звуки сделались острыми и четкими. Вот шорох наверху… Большая скала… Взобраться наверх… Здесь.

У корней огромной сосны, вцепившейся корнями в лоб каменной глыбы, сидел Диармайд. Он обернулся, и его странные глаза цвета морской волны дико сверкнули.

– Неплохо, Волчонок, очень неплохо. Хотя я не прав – ты давно уже Волк.

– Что это за люди, Храбр? – Савинов, сидя за столом, мрачно оглядывался. В помещении стоял жуткий гам. Воины веселились. Вкусно пахло едой, пивом и еще чем-то, смутно знакомым. Свет очага красил лица людей в две краски. Колеблющиеся тени делали их похожими на причудливые и жуткие маски. Тускло блестел металл. Это было бы очень живописно и, пожалуй, даже красиво, если б не недавний бред. Или не бред? Савинов не мог разобраться – что же его так гнетет. Ведь не мог же он в самом деле увидеть реальные события… Или мог? Чего же он все-таки надышался в том чертовом капище?

Храбр хитро глянул на него. Савинов только сейчас заметил блеснувшую в его ухе серьгу.

– Это хирдманы Стурри Трудолюбивого. Он вольный хевдинг и с нашим князем старый знакомец. Хаген – сын его единственный. Да я тебе уже говорил.

– Он здорово бьется двумя мечами.

– Откуда ты знаешь? – Храбр удивленно воззрился на него. – Ты умеешь видеть такие вещи? Тогда ты сам должен хорошо понимать оружие.

– Да вовсе нет. Я же видел, в конце концов, что у него два меча на поясе. Но на самом деле в том месте, куда я пришел следом за князем, меня, как бы это сказать, сон сморил, что ли… И вот во сне я все и видел.

Лицо Храбра вдруг сделалось суровым.

– О том, где был с Ольбардом, – мне не сказывай. То ваше с ним дело. Я смотрю, ты тоже из вещих, – не зря же князь приказал тебе не мешать, коли за ним пойдешь. О видении своем – сказать можешь. Только сначала о другом. Поверь моим словам – любой проходимец может нацепить на себя два меча, но от этого он не станет обоеруким воином. И знающий человек всегда отличит одного от другого… Надо бы нам с тобой позвенеть поутру мечами. Погляжу – что ты умеешь.

Савинов молча смотрел на Храбра и думал, что, пожалуй, он немного легкомысленно относится к этим людям. Возможно, в силу того, что они – «древние русские» и он знает больше них о мире? Но кроме этой Руси – никакой другой пока нет, а ее эти люди знают гораздо лучше, чем он. Вот и князь, оказывается, с самого начала знал, что он, Сашка, пойдет следом. Откуда?

– Отчего же не позвенеть, – сказал он, и собственный голос показался звучащим откуда-то издалека. – А видение мне было такое…

Он стал рассказывать и понял вдруг, что боится поутру сесть в лужу. Ведь меч – не шашка, черт побери…

С реки дул прохладный ветер, но Сигурни не чувствовала холода. Ей снова было страшно, как тогда – в храме. Только теперь страх был другим. Мирная картина, что была перед ней, зеленый луг, лес и скалы, сверкающая гладь воды – все казалось обманом. Она чувствовала приближение чего-то неумолимого и неотвратимого. Судьба, рок снова собирались испытать на прочность ее мир. Но ведь она уже все потеряла… Или не все? Злое предчувствие камнем лежало на сердце.

Сигурни взглядом поискала Врага, но он уже исчез, растворившись в лесу. Ей вдруг захотелось предупредить его, защитить… Но ведь он – Враг! Почему же она не хочет, чтобы он погиб, сгинул? Оттого ли, что не дал своим людям убить ее подруг, пойдя против воли отца? Потому ли, что не обидел ее ни словом, ни делом, хотя мог, мог – единственный из всех остаться безнаказанным? Она не знала… Хотя… Наверное, все дело было в его глазах из холодной стали, в которых… жила любовь. Она увидела это еще тогда, в первый миг, а потом отворилась дверь…

Дверь отворилась, и в зал вошел человек с окровавленным длинным мечом. За его спиной сквозь дверной проем она увидела неподвижные тела грабителей из первого отряда, к которому принадлежал русобородый. Человек резко взмахнул своим изогнутым клинком, и кровь, сорвавшись с лезвия, прочертила на полу ровную линию. Он никогда не носил щита – этот самый странный из Воинов-Жрецов. Родом из далекой восточной страны, что на островах за страной Син, он был смугл и темноволос. В его лице было что-то хищное – быть может, запавшие щеки, тонкий нос с горбинкой и слегка приподнятые внешние уголки глаз создавали такое впечатление…