Они ехали цепью. Двое – по дороге и четверо по бокам. Смотрели, слушали. Шум порога приближался. Сашка внимательно осматривался по сторонам. Кроны деревьев шумели над ним. Все так же перекликались пичуги. Звенела мошкара. Лошади лениво отмахивались хвостами, осторожно ступая в густом папоротнике. Мшистые коряги, бурелом, испятнанный лучами солнца, – все медленно проплывало мимо. Храбр ехал справа от Савинова – ближе к дороге, присматривался, прислушивался и даже, кажется, принюхивался ко всему подозрительному. Волок сделал поворот направо. Сашка стал заворачивать лошадь, когда Храбр крикнул:
– Всем стой!!!
– Добро! – отозвались с дороги.
Воин привстал на стременах и плетью, зажатой в кулаке, указал куда-то вперед. Савинов глянул в том направлении и увидел закрепленный на старом пне здоровенный арбалет. От него к дороге, теряясь в мураве, тянулась тонкая бечева.
– Прав я был… Кто же так осерчал на нас? – произнес Храбр.
Самострел они обезвредили.
Дальше до самой реки никаких препятствий не встретилось. Волок заканчивался удобным, песчаным спуском к воде. Рядом, на вбитых в воду сваях, небольшая пристань для тех, кто идет сверху по реке. У пристани несколько амбаров для товара и сторожка. Воины, спешившись у опушки, бесшумно прокрались к строениям – проверить, нет ли там кого. Одного Храбр сразу отправил назад – известить князя, что путь свободен. Вскоре по берегу прискакал Эйрик со своим десятком. Следов они так и не нашли.
– Или он от ручья по деревьям ушел, или добежал по нему до реки. Дно там каменистое – следов нет. На этот берег он не выходил – мы прошли на пять стрелищ вверх по течению. Значит, переплыл на тот.
Сашка посмотрел через реку. Противоположный берег, в отличие от этого, был обрывист и высок. По краю кручи росли здоровенные сосны, прямые как копья. Что называется – корабельный лес. Ветер играл в их кронах, но никакого постороннего движения там заметно не было.
– Надо будет поостеречься, когда водой пойдем, – сказал Храбр. Эйрик кивнул.
Они пустили коней пастись, разожгли огонь и стали ждать прибытия кораблей. Эйрик отправил двоих из своего десятка навстречу князю, с сообщением, и наказал им вернуться с харчами. Когда дружина и лодьи достигнут реки – еда на всех должна быть готова.
Лодьи спустили на воду еще засветло. Волочанские ездовые, собрав лошадей и попрощавшись, возвратились домой. Уехали довольными – князь наградил их за службу серебром из трофеев.
Палуба снова привычно покачивалась под ногами, отвечая движению воды. Савинов снова взял в руки весло и с удивлением отметил про себя – не без удовольствия. Загремело било, и «Змиулан» ходко двинулся вперед, рассекая воду гордым изгибом форштевня. Ветер дул к морю, и парусов не ставили. Солнце, клонившееся к закату, стояло еще достаточно высоко, и князь, похоже, рассчитывал пройти до сумерек еще немалую толику пути.
Несмотря на то что солнце ласково светило, настроение было тревожным. Ольбард запретил снимать брони, а за борт вывесили щиты, чтобы прикрыть гребцов. Париться на веслах в кольчуге – не самое милое дело, но это лучше, чем получить стрелу в голую спину. Сашка ворочал весло и нет-нет да поглядывал на береговые кручи. Там ничего не двигалось. «Чертов поганец. Теперь вот дергайся, жди – что он еще вытворит» Он заметил, что Ставр и еще двое воинов с луками на весла не сели, а собрались на носу лодьи. И тетивы на их луках были натянуты. Значит, князь так и не поверил, что неведомый стрелец отказался от задуманного.
Но прошло уже немало времени, и ничего не происходило. Сашка устал, выворачивая шею, оглядываться на правый берег. Сам он сидел с правого борта, и ему было удобнее смотреть налево. Левый берег, у волока – низкий, тоже постепенно повышался. Тут и там россыпи валунов доходили до самой воды. Один раз он заметил спину медведя, мелькнувшую в прибрежном кустарнике. Потом пару лосей, спустившихся к воде, мелькнувшую в ветвях рысь…
– Атас! – заорал он, вскакивая. Весло ударило его в колено, и он чуть не сверзился за борт…
А стрелы же летели. Одна, другая, третья… Князь, стоявший на корме, обернулся на крик, увидел. Меч белорыбицей вылетел из ножен. Серебряным веером ссек в сторону первую, вторую… Дооннн! – взгремела на носу тетива Ставрова лука. И пошла – донн, донн, донн, доннн!
Стрелы неслись нитью, как трассирующие пули в пулеметной очереди. Они врывались в листву, в которой пряталась «рысь», одна за другой, ссекая ветви, разбрызгивая щепы коры. Потом тяжелое тело в пятнистой шкуре с шумом рухнуло вниз…
А Диармайд, налегая на кормило, уже правил к берегу.
Глава 14
О вере и кровной мести
В чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных,
Странные есть мужики.
Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.
С остановившимся взглядом
Здесь проходил печенег…
Сыростью пахнет и гадом
Возле мелеющих рек…
– Князь! Это не весин! Вышивка на рубахе новогороцкая вроде…
Сашка смотрел на лежащее у валуна тело. Воины приволокли его из леса и бросили на берегу. Убитый был рослым ширококостным мужчиной с темно-русыми волосами и бородой. Мертвые серые глаза смотрели с ненавистью, как если бы он еще целился в своего врага. В середине лба зияла дыра, словно от пули. Еще две раны были в груди и правом плече. Ставр уже вытащил свои стрелы… Рысья накидка попятнана кровью. Череп рыси без нижней челюсти заменял капюшон.
– Лук-то и вправду хузарский! А стрелы – почти сплошь противу бронь снаряжены… – заметил Ставр, вытряхивая тул убитого – Кто-то, княже, очень осерчал на тебя. И не одни только весины. Хотя, может, нанятой стрелец-то…
– Глянь-ка, – сказал кто-то, – да он без оберегов совсем! Неужто знал, что на смерть идет?
Ольбард молча наклонился и расстегнул ворот мертвеца. И все увидели на его шее серебряный нательный крест.
– Черт! – вырвалось у Савинова. – Какого хрена!
– Христианин! – выдохнул Ставр.
Наступила тишина. Воины столпились возле тела, и Сашка с изумлением увидел, как двое или трое сняли шлемы и перекрестились. «Значит, не один Диармайд здесь крещеный!»
Нарушил молчание князь:
– Негоже бросать так тело. Он был враг нам, но храбр и умен. Обманул, – заставил думать, что переправился на другой берег, а сам остался на этом. И если б не Александр, – лежать мне со стрелой в виске, а вам быть без князя. Нужно похоронить его по христианскому обычаю. Пусть этим займутся те из вас, кто верует Христу. А ты, – он повернулся к Савинову, – можешь просить чего хочешь. Я – твой должник.
– Ничего не попрошу, князь! Это всего лишь я отдал свой долг. Ведь это ты вытащил меня из воды!
Ольбард глянул Сашке в глаза, усмехнулся и кивнул:
– Ну, коли так – добро! Но верности я не забываю, о том все знают. Придем в Белоозеро – прикажу срубить тебе двор…
И снова лодьи шли на юг. Весла мерно гнали назад прозрачную речную воду. Там, на высоком берегу, остался свежесрубленный деревянный крест. Упокой, Господи, раба своего…
Была Сашкина очередь отдыхать от весла. Он собрался было последовать примеру других – улечься посреди палубы, накрывшись плащом, и поспать, но на глаза попалась одинокая фигура, стоящая у правила, на корме. Князь направлял бег «Змиулана», а Диармайд спал здесь же, подложив под голову ножны длинного меча. Все больше сгущалась темнота, но места, видно, пошли знакомые и Ольбард решил идти и ночью. Спешил. Его силуэт в черном плаще казался траурным памятником на фоне густо-синего вечернего неба.
Что-то было странное во всей этой истории с рысьим стрелком. Будто бы князь узнал убитого… А может, показалось? Савинов расстелил уже плащ, но вдруг, неожиданно для себя, оставил его и пошел на корму.