Он не слышал команды, но знал, что она прозвучала. Викинг, рассчитывая на свою силу, рванул руку на себя, выставляя из-под нее клинок и делая шаг вперед. Если бы Савинов попытался остаться на месте, нож Торира уже торчал бы у него из селезенки. Врешь! Прыжок вперед и вправо, используя силу врага как опору. Кисть руки делает простое движение, которым встряхивают градусник. Но в ладони тяжелый клинок! Слева под ребрами на боку викинга раскрывается, хлеща кровью, глубокий и длинный порез. Тот рычит от ярости. Правильно – злись! Новый рывок. Земля уходит из-под ног. Повернуться боком! Сталь скользит по коже, острая боль… Быстрее!! Рука с ножом подобна змее. Показать в лицо… и вниз! С треском расходится ткань штанов, Торир воет от ярости. Теперь ты хромой! Новый рывок – металл обжигает щеку. По подбородку скользят теплые капли. Торир все ускользает, даже охромев – двигается хорошо. Он воин с детства. Его нож целит в лицо… Прыжок! Хрен тебе, орясина!! Ишь, нацелился на поджилки…

Воздух уплотнился. Время стало. Рука Торира пред глазами как некая планка. Захват левой за левую. Так на самбо отрабатывают страховки… Занимался всего ничего, а страховки помню. Снова рывок. Так, медленно… Тело послушно оттолкнулось от земли. Переворот через левое плечо, что-то острое задевает бедро. Перед глазами небо, потом лицо врага. От плеча, как отбив по ковру, ножом в шею…

Брызги в лицо. Удар. «Как это я ухитрился встать на ноги?» Силуэт Торира маячит перед глазами. Что-то с ним не так. Сложился. Упал. Руку рвануло вниз. Серый туман потихоньку рассеивался. Стояла тишина. Только хрип умирающего и шелест травы. Потом кто-то сказал: «Все было честно…» А другой голос добавил со скандинавским акцентом: «Боги рассудили их!»

Потом Савинов увидел лица воинов, а за их спинами распахнутые в ужасе зеленые глаза под копной золотых волос. Женщина. Откуда?

Тризна.[46] Пир Мечей

Пир сам собой перерос в поминки. Поминали убитого, его подвиги, воинскую удачу. Говорили, что в этом походе она от него отвернулась. Прозвучало слово и о его противнике. Про Олексу С Неба спел Витень Сорвиголова, правда оговорившись предварительно, что Ярун, тот бы сказал лучше, да жаль, погиб в бою с храбрецами из Халогаланда. Слушали уважительно. Урмане удивлялись и поднимали за Савинова кубки. Косых взглядов больше не было.

Сашка хмуро пил мед. Чесался туго перетянутый бок, саднили бедро и щека. Храбр, только что сидевший рядом и толкавший под локоть – мол, расскажи о приеме, которым победил, – вдруг куда-то пропал. На душе было погано. С одной стороны, да – победил, уважают и так далее, а с другой – убил человека. Пусть болвана и хама, но ведь человека! Своими руками Савинов убил впервые. Конечно, если считать, что летчик убивает не своими. В детдоме уметь драться на ножах – это был вопрос выживания. Случалось – резали насмерть, но Сашке не приходилось – удавалось обойтись первой кровью. Однако опыт он получил огромный. И еще в детдоме они не пользовались ремнем. Просто брались за руки как для рукопожатия. Отпуститься было впадлу.

Рог в руке опустел. Кто-то из молодших тут же наполнил его. Савинов поискал глазами Храбра. Но тот куда-то запропастился. Дареный скрамасакс в ножнах оттягивал пояс. Перед тем как испариться, побратим посоветовал нацепить оружие и держать ухо востро. Что-то затевалось. Скандинавы, они же – урмане, собрались мстить? Он заметил, что большинство воинов из обоих дружин как бы невзначай опоясались мечами. Те, кто надел кольчуги, идя на Хольмганг, забыли их снять. Сашка представил себе, как две сотни этих здоровяков рубят друг друга в капусту, и ему стало худо.

Солнце вставало на Западе. Огромное – в полнеба. Багровое, жуткое, как наполненный кипящей кровью огромный пузырь. Вставало, поджигая степь, лезло из-за горизонта, купаясь в жирных дымах, и летел, ширился, леденя душу, страшный крик и плач погибающих людей…

Савинов встряхнул головой. Заныла порезанная щека. Прочь, проклятый сон! Сколько ты будешь преследовать меня!?

– Отец, не слушай видения! То был морок! И где тот знак, что Он обещал?! Торир мертв! Значит, победа – не с нами…

– Хаген! Пойми, САМ Один приказал мне убить их! Ольбард – мой друг! Мне трудно решиться на такое и без твоих уговоров. Но Отец Дружин…

– Вспомни, что его еще называют Предателем Воинов! Может, ему нужны новые Эйнхерии[47] в Вальхалле! А значит – побольше трупов!

– Что ты говоришь!? Да как…

– Отец! Не время для богословских споров! Если ты считаешь, что русы опасны, лучший выход – уйти незаметно, пока они все перепились! Тем более что явиться тебе мог вовсе не Он, а, например… Локи![48]

Дымно коптили лучины. Очаг едва тлел. Люди спали вповалку. Некоторые, самые крепкоголовые, – еще сидели за столом, ведя пьяные разговоры. «…И тут Скаги выхватил меч… А… А берсерк… ну ты знаешь их… стал грызть щит… Да нет! Свой щит… Вот… О чем я? Ах да… ну и она говорит мне… Ик… зарод у тебя ну как у жеребца! …Я тогда ее хвать за сиську… за левую… Почему?.. Да хрен его знает…»

Савинов не мог понять, почему он проснулся. Черный колодец сна без видений вдруг выплеснул его назад. Разговоры потихоньку стихли. Через приоткрытые двери сочился дневной свет. Последние бойцы с зеленым змием уснули прямо за столом, уронив головы в объедки. Хорошая была пьянка.

Он лежал в темноте, прислушиваясь к шорохам, сопению и храпу. Шибало пивным духом и потом. Слава богу, никто не блевал… Снова заболел бок. Савинов хотел пошевелиться, но передумал. Так и лежал в темноте, лениво ловя хвосты ускользающих мыслей. А потом услышал шаги. Быстрые, осторожные. Кто-то прошел вдоль стены снаружи. Звяк металла – показалось? Тихо, без скрипа отворилась дверь. Силуэт на пороге. Доспехи, шлем с кабаном. Хаген…

Холодноглазый молодец бесшумно двинулся внутрь помещения, наклоняясь над лежащими, расталкивал, что-то тихо шепча. Скандинавы поднимались, пошатываясь, подбирали оружие. Тени двинулись к дверям.

Савинов вдруг представил себе, как они выходят, подпирают двери, обкладывают строение хворостом… А беспечные русы продолжают спать. Он уже хотел было закричать, поднять тревогу, когда кто-то из полупьяных еще хирдманов наступил на спящего славянина. Тот вскинулся и, увидев над собой бородатую тень с мечом в руке, заорал: «Измена! К оружию, братья!!!» В следующий миг темнота взорвалась.

Со всех сторон раздались удивленные крики, мгновенно сменяясь стонами и воплями ярости. Зазвенело оружие. Савинов вскочил, выхватив скрамасакс из ножен, и отступил назад, к стене. Тут же что-то рухнуло ему под ноги. Тяжелые теплые капли брызнули в лицо. «Бей! Бей!!!» – летело отовсюду. Смутные силуэты сталкивались и боролись в полумраке. Хрип, звон, хруст. Лопатки ощутили спасительные бревна. Что-то упало в очаг, и пламя взметнулось до потолочных балок. За миг до этого Савинов ощутил какое-то опасное движение в темноте и быстро пригнулся. Секира со звоном ударила в стену. Брызнула щепа. Руки едва успели удержать оружие от ответного удара. Здоровенный рус, обознавшийся в темноте, крякнул, выдирая оружие из бревен. В этот миг кто-то ударил славянина сзади, и к ногам ошалевшего летчика, разбрызгивая кровь, рухнуло обезглавленное тело. Убийца ловко перепрыгнул его и бросился на Савинова. Тот уклонился и коротко ткнул клинком в живот викинга. Мимо! Сивобородый скандинав взмахнул топором, но в этот момент наконечник копья, брошенного с другого конца зала, хищно высунулся у него из груди. Удар швырнул викинга на Савинова и сшиб с ног. Кто-то наступил Сашке на руку. Крики, брань. Запахло паленым. Надо подняться! Попытки сдвинуть с себя мертвое тело безуспешны. Без толку – кто-то из русов, отчаянно матерясь, отражал атаки, топчась прямо на придавившем Сашку мертвеце…