Хаген, как призрак, возник рядом, вынырнув из соседних кустов. На вопросительный взгляд не отреагировал. Савинов забеспокоился – не случилось ли чего?

– Ты готов? – спросил скандинав. Глаза его, и без того холодные, словно превратились в голубые льдинки. «Ну прямо сущий айсберг, а не человек…»

– К чему?

– Ты еще хочешь укротить своего зверя, берсерк? Я готов помочь тебе… Не передумал?

Савинов почувствовал, как от этого вопроса какая-то часть его напряглась и съежилась, приготовившись защищаться. Зверь в нем не хотел подчиняться. Ему даже пришлось сделать усилие, чтобы ответить утвердительно.

– Хорошо! – Хаген еще раз окинул его пристальным, пронизывающим взглядом. – Пойдем…

Он подошел к шатровому столбу, который уже стоял, вбитый в землю, а молодшие разворачивали вокруг него снежно-белое полотнище. Сашка, все еще сосредоточенный на своем противоборстве со зверем, двинулся следом за ним.

«Смешно сказать – завелся у меня внутренний медведь и буянит. Хорошо – не заяц, а то бежал бы я с поля боя, прижав уши…»

– Кто это? – Хаген указал на изображение, находившееся почти в самом низу столба. Савинов присмотрелся. Морда, несомненно, медвежья. Он открыл было рот, но викинг жестом остановил его.

– Никогда не называй имени того, на кого охотишься, в день охоты. Иначе он услышит и убьет тебя, потому что будет предупрежден.

– Мы собираемся охотиться на…

– Да! Это одно из условий. И я же сказал – не называй!

Ткань шатра обернулась вокруг них, – воины уже натягивали полог, и во внезапно наступившем полумраке льдистые глаза скандинава хищно блеснули. И Сашка понял, точнее почуял, что Хаген и вправду бывший ульфхеднар… Жуть плеснулась внутри и отступила, – медведь не боится волка.

– Беда воинов-оборотней в том, что если они не овладевают своей силой, то она сама в конце концов овладевает ими. И чем чаще они к ней прибегают – тем скорее. А те, кто ищет ее сам, объедаясь грибами и отварами трав, сдаются еще быстрее… Тогда они сходят с ума и становятся зверьми навсегда, сохраняя человеческий облик. Вот потому-то ты нигде не увидишь берсерка, дожившего до старости. Его или убьют в бою, или казнят за преступления. Конец все равно – один. Берсерк всегда изгой, отщепенец. Никто не изберет его хевдингом. Никакой хирд не захочет иметь предводителем человека, на котором лежит такое проклятие. Вождя избирают по силе его удачи. У берсерка ее нет. Зверь защищает только его самого… Все ясно?

Савинов кивнул и подумал, что этот новый Хаген, наставляющий его в берсеркерских делах, неприятно похож на того, которого он впервые увидел в дверях дальнего зимовья. Этот так же холоден и жесток. Тот Хаген, с которым он подружился после случая с Сигурни, как бы отступил назад, давая место наставнику. Возможно, викинг ведет себя так же, как действовал с ним в свое время Диармайд. Пусть так. Лишь бы на пользу…

– Теперь нам необходимо подготовиться… – продолжал Хаген. – Сначала нужно вопросить Руны. Здесь, у столба пращуров, – самое место. Затем соберем снасть – и в лес. Там нужно найти место, где ты подманишь зверя. Нужен не простой зверь, а сердитый, с пробужденным духом. Потом ты возьмешь его.

– Я? Что мне с ним делать-то?

– Прикончить! – отрезал Хаген.

Савинов внутренне похолодел. Теперь ему стало по-настоящему жутко. Медведь – страшный противник, а он в жизни ни разу не охотился ни на что крупнее мыши.

– Но я – не охотник! А м… короче, – ОН ведь шутить не станет…

– Ничего, – Хаген едва заметно кивнул, – я буду там вместе с тобой.

Они некоторое время просидели молча. Мысли Савинова метались, словно кролики в клетке, которым показали лису. Он старался взять себя в руки. «Ну же! Что ты вибрируешь? Ну неужто это сложнее, чем завалить „мессера“? Или опаснее, чем бой в зимовье? Ты же читал когда-то: самый страшный зверь в лесу это человек… Медведя можно убить… Не труднее, чем очень сильного человека… Хотя, может, труднее? Неважно! Хаген поможет. Наверное…»

Хаген спокойно наблюдал за Сашкой, словно читая все его мысли. Потом заговорил снова:

– Все надо сделать до заката. Князь уже знает и дал добро, но он стремится скорее добраться до озера Лача. Хочет идти всю эту ночь и следующий день, чтобы попасть в Градец на Лаче назавтра к вечеру. Он бы отплыл пораньше, но понимает, что для тебя сегодня час серьезного испытания.

Хаген достал из поясного кошелька небольшой мешочек и уселся там, где стоял, указав Сашке место напротив. Тот послушно сел, чувствуя, что его начинает колотить. «Мандражируешь, летун?» Савинов ненавидел это состояние, хотя понимал, что оно не имеет ничего общего с трусостью. Уж лучше пусть трясет до боя, чем во время него.

Хаген быстро, из каких-то сухих травинок и веточек, соорудил маленький костерок. Прошептал какие-то слова (Сашка уловил только имя Одина) и развязал свой мешочек, произнеся уже громко: «Урхр! Вертханди! Скульд!» Аккуратно поставив мешочек Рун перед собой, скандинав вытянул руки над костерком и несколько раз медленно пронес их сквозь пламя. Взял щепоть земли – бросил в огонь. Аккуратно и точно сплюнул – слюна зашипела на углях, затем поднял правую руку, словно ловя что-то над головой. Савинову показалось, что пальцы викинга действительно что-то ухватили. Хаген сделал резкое бросающее движение. Пламя качнулось и вспыхнуло ярче. Откуда-то вдруг обнаружился звон в левом ухе и нестерпимо захотелось повернуть его к костерку. Ситуация показалась Сашке совершенно идиотской. Он даже представил себе нечто эпическое, в духе Льюиса Кэрролла, о битве воителя с собственными ушами… Ухо неудержимо тянуло за собой голову, каким-то невероятным образом обретя контроль над мышцами шеи. Сашка боролся с ним некоторое время, не зная – смеяться или сердиться, но потом сдался. Хаген заметил его движение.

– Дух услышал! Он хочет знать! Теперь думай о его хозяине!

Медведь возник в мыслях как-то сразу, огромный, страшный. Глядел, казалось, прямо в глаза. Чего, мол, надо? Савинов не сразу заметил, что Хаген протягивает ему через костер открытый мешочек.

– Тяни один камень!

Сашка запустил пальцы внутрь, нащупав ими кучку мелкой, гладко обточенной гальки. Один из камушков как-то сам по себе оказался в руке. На нем был нарисован символ, похожий на наконечник стрелы. Хаген осторожно взял его.

– Очень хорошо! Это Тюр – Руна воина. Означает победу, покровительство и справедливость, а также мужское начало. Боги не оставляют тебя, сулят удачу… Теперь некоторое время ты должен сидеть и думать об этой Руне.

…Сашке показалось, что прошли уже часы с тех пор, как началось гадание. Рунный символ как-то странно совместился у него в голове с образом медведя, наложился сверху, словно пронзая… Он видел, что Хаген сидит напротив и внимательно за ним наблюдает. Он попытался подумать и… понял, что просто не может этого сделать. В уме было пусто, аж звенело. Он старался изо всех сил и наконец вернулся в нормальное состояние. Мысли, словно мыши, испуганно выглянули из темных закоулков сознания. «…Ну… Слава Богу…»

Хаген одобрительно буркнул что-то и стал завязывать мешочек.

– Что это было? – собственный голос показался Сашке сухим, как жухлая трава.

– Он тебя чуть не схватил! Но ты сильный – поборол его.

– Кто?

Хаген холодно посмотрел на Савинова:

– Кто, кто! Дух зверя! Именно так он завладевает человеком – через отсутствие мыслей и свой образ. Иногда это происходит так быстро, что не успеваешь заметить…

Сашка снова, на миг, погрузился в это странное безмыслие, где нельзя связать и двух слов, а образы разбегаются, как вспугнутые олени.

Голос Хагена доносился словно из-под воды:

– Запомни это чувство, и как только оно будет появляться – говори с собой о чем угодно, только не останавливайся. Если, конечно, не хочешь стать на время Им. Тогда не борись… Но чем реже даешь Ему власть – тем лучше. Я уже говорил об этом. А теперь пойдем – нам пора.