На лице у Михалыча застыла гримаса ужаса.

— Беда, господа! Беда с наследником! — запричитал лесник.

— Что такое? — спросил Лёдов, — Наследник прострелил себе яйца, перепутав их с косулей?

Но лесник не ответил, вместо этого он повалился с коня. Медведянский подъехал ближе к распластавшемуся на земле Михалычу и, взглянув на лесника, доложил:

— Господа, Михалыч мёртв.

— В смысле? — спросил Лёдов, тоже подъезжая ближе, — Ран на теле нет. От страха он что ли умер? Какого вообще ху…

Но в этот момент над телом Михалыча вдруг заметались тёмные мерцающие сполохи, как будто стая мелких мошек.

— Черная магия! — воскликнул Медведянский, его конь взвился на дыбы, чуть не сбросив всадника.

Медведь Димона громко зарычал. Лёдов перекрестился. Над телом Михалыча продолжали метаться черные сполохи.

— Наследник был на восточном берегу. Вместе с Михалычем… — напомнил Псобчаков.

Магократы переглянулись, а потом все одновременно пустили коней по берегу, на восток вдоль озера.

Лёдов ругался и едва держался в седле, от выпитой водки его шатало, Псобчаков скакал первым в окружении стаи собак. Рядом со всадниками бежал галопом, чуть ли не опережая коней, медведь Медведянского. Пешие крепостные бросились вслед за хозяевами, но вскоре безнадежно отстали.

Через несколько минут бешеной скачки магократы достигли восточного берега, но здесь всё было спокойно, наследника нигде не было видно.

— Да где он? — спросил Лёдов и заорал, — Ау! Павел Павлович! Ау!

Магократы замолчали и прислушались, но ответом крикам Лёдова был лишь ветер в ветвях.

Псобчаков взглянул на своих борзых, те принюхались, все разом, потом заскулили, а потом зарычали в сторону лесной чащи.

— В лес! — высказал общее мнение Лёдов и направил коня в противоположную от озера сторону.

В лесу всадники, не сговариваясь, разделились. Лёдов и Медведянский двинулись в южном направлении, Псобчаков — в северном.

Стражницу из Лейб — Гвардии, охранявшую наследника, магократы нашли, проехав метров сто вглубь леса. Девушка была мертва, на её лице застыла гримаса ужаса. Над телом стражницы клубились темные частицы магии.

— Как и с Михалычем, — пробормотал Медведянский, — И ран на теле нет. Что её убило, а? Магия?

— Страх, — констатировал Лёдов, — Ты на рожу её глянь. Бойца самого элитного боевого подразделения во всей Империи убил страх. А раз так — то, уж прости, князь, пора нам текать отсюда.

— Но наследник… — заспорил было Медведянский.

Однако в этот момент оттуда, куда уехал Псобчаков, раздался нечеловеческий вопль, который тут же заглушил истеричный и испуганный лай собак.

— Володя! — Лёдов пустил коня галопом туда, откуда кричали.

Через полминуты Медведянский и Лёдов выехали на небольшую опушку среди сосняка. Там оба всадника в ужасе остановились, не веря своим глазам.

Медведь Димона от страха встал на дыбы и заорал, почти человеческим голосом.

Лёдов начал читать молитву.

На что похожа смерть, спросите вы, живые?

Она похожа на сон.

Череда странных видений за пределами логики, как во сне.

Еще она похожа на грибной трип, на галлюцинацию.

Были образы, картинки и звуки, но среди них не было меня. Я был мёртв.

Эти образы не имели ничего общего с моей прошлой жизнью, все они были чужими, но яркими.

Странное ощущение.

Вроде бы ты умер и понимаешь это, но чувствуешь всё так остро, как никогда при жизни не чувствовал.

Я увидел огромный церковный зал, где пели странные песни и где царили ароматы благовоний.

Потом увидел какую — то академию с рядами книжных полок, крестьян, растящих хлеб на полях, монахов в монастырских кельях.

Увидел, как нездешний свет пробивается сквозь черные грозовые тучи и острова в океане, где дуют ледяные ветра.

Услышал голос, который говорил на нечеловеческом, давно забытом языке.

Потом я увидел лесную опушку. В небесах висела фиолетовая луна, а на опушке в ужасе замерли трое всадников.

У первого глаза были серыми и ледяными, и он был совсем пьян. Возле второго скулила и металась свора собак, а рядом с третьим стоял медведь. И я готов поклясться, что медведь плакал.

— Павел Павлович, вы живы?

Но это видение вдруг рассеялось, как будто меня силой вырвали из него.

Нечто потащило меня, властно и жестко, но не в пространстве, даже не во времени, а через саму материю миробытия.

— Veni ad me. Non tam celeriter.

Какая — то сила пронесла меня через несколько миров, а потом швырнула оземь.

Я осмотрелся, хотя ни глаз, ни тела у меня не было.

Здесь была весна, в воздухе пахло весенним жаром, кричали грачи.

Двор, где я оказался, был весь залит кровью, среди крови валялись изрубленные куски тел. Прямо передо мной расположились низкие средневековые палаты, белокаменные, в типичном русском стиле.

Перед палатами стояла виселица, на ней в петлях висели казнённые мертвецы. Мужчины, женщины, все давно мертвы. Был даже младенец, пары лет отроду.

Повешенный младенец единственный из всех был еще жив, он плакал и звал маму.

У меня мурашки побежали по коже, хотя у меня и не было кожи. А что если его мама — одна из повешенных женщин? Какой изувер сделал это?

Я подошёл ближе, но ничем не мог помочь несчастному ребенку. У меня просто не было рук, чтобы снять его с виселицы.

В ужасе я бросился вперед, в белокаменные палаты, просто чтобы спастись там от этого кошмара.

Но в палатах было не лучше. Тут пахло кровью, мясом и смертью. Похоже, я оказался прямо в тронном зале какого — то царя.

Пол здесь был залит кровью и дегтем, а еще засыпан песком. Прямо на полу валялись труп какого — то боярина, мушкет, алебарда, дудка, маскарадная маска, меч и почему — то богатые, но изорванные средневековые свадебные одежды. Эти одежды принадлежали какой — то женщине, но её самой здесь не было.

Зато Царь был здесь, он восседал на троне в конце зала.

Высокий и тощий человечек в короне. Одет частично в царские одежды, частично в лохмотья. Руки у Царя были разной длины, а за троном прямо на стене была намалевана надпись, большей частью замазанная кровью:

«D… IMPERATOR… М…»

Ничего кроме «Император» не разобрать.

Я понял, что я не должен здесь находиться, что этот Царь вырвал меня из моей посмертной судьбы грубой силой и заставил явиться сюда.

— Там снаружи ребенок повешен, — сказал я Царю. Странно, но голос у меня был мой собственный и совершенно обычный.

— Это мой сын, — махнул рукой Царь, как будто речь шла о чем — то маловажном, — Точнее, его тень. Еще точнее, тень того, кто был объявлен моим сыном. Хотя родился спустя пару лет после моей смерти. Не обращай внимания, эта тень не настоящая. Тут всё ненастоящее. Кроме нас с тобой, разумеется.

— Ты повесил своего сына?

— Нет, конечно, — поморщился Царь, — Это мои враги. Уже после моей смерти. Чтобы он не занял престол. Хотя повторюсь, он мне не сын. Но сейчас не об этом. Скажи, ты чувствуешь Зов?

— Я чувствую, что ты меня сюда затащил. Хотя мне тут не место, — честно ответил я.

— Если бы тебе тут было не место — ты бы мог сопротивляться, когда я тебя тащил, — заметил Царь, — А раз ты не осилил сопротивляться — значит, тебе тут самое место и есть. Но я не про этот зов. Я про проход между мирами. Он открылся. Кто — то зовёт нового Царя. Благого Царя, который спасет русский народ от тирании. Честно скажу, это по моей части. Думаю, что они зовут меня.

— Ну так и иди туда, куда тебя зовут, — посоветовал я, — А меня отпусти.

— Ты дерзкий, — Царь улыбнулся, — Мы с тобой отлично поладим. Что же касается твоей просьбы отпустить тебя… Видишь ли, тут есть два важных нюанса. Во — первых, ты при жизни был полным дерьмом. А значит, если я тебя отпущу — ты будешь огребать по полной…

— А может я хочу огребать по полной…

— Не перебивай, — приказал Царь, — Что ты хочешь — мне совершенно фиолетово. Кроме того, второй нюанс состоит в том, что я здесь слишком долго нахожусь. Я уже не смогу воплотиться в мире, куда меня зовут, потому что утратил способность связываться с телесной формой существования.