Минсельхоз опротестовал в арбитражном суде давнюю сделку, вследствие которой права на водки перешли к компании Шефлера. Суд удовлетворил иск, признав сделку ничтожной, торговые марки были возвращены «Союзплодоимпорту». Удар был неожиданный, ниже пояса. По сути бандитский, потому что суд руководствовался не законом, а приказом большого начальства. В неофициальном разговоре с заместителем министра, курирующим в Минсельхозе «Союзплодоимпорт», взбешенный Шефлер бросил в сердцах: «Яйца бы тебе за это оторвать». Тот написал заявление в Генеральную прокуратуру о том, что ему угрожают убийством. И хотя свидетелей разговора не было, немедленно возбудили уголовное дело, Шефлера повесткой вызвали на допрос в качестве подозреваемого.

Он понял, что шутить с ним не собираются. Как же – друг Березовского, а это имя действовало на стражей правопорядка, как на быка красная тряпка. Не дожидаясь, когда за ним явится взвод ОМОНа с наручниками, он улетел в Ригу и получил в Латвии политическое убежище.

Этому предшествовал эпизод, о котором поведала известная обозревательница «Новой газеты» Юлия Латынина, которая всегда знала все, но неточно. По ее словам (а ей об этом якобы рассказал сам Шефлер), однажды к нему в кабинет явились подтянутые люди в штатском, назвались представителями охранного агентства «Холмс» и предложили помощь в разрешении всех проблем. По их словам, штат агентства состоит из бывших офицеров Федеральной службы безопасности, имеющих надежные связи с «питерскими», пришедшими к власти в ФСБ, под крышей «Холмса» господин Шефлер всегда будет в полном порядке. Неизвестно, сколько они потребовали за покровительство, но сделка не состоялась. Шефлер вроде бы заявил, что за такие деньги он сам купит ФСБ и в посредниках не нуждается. Визитеры ушли ни с чем, выразив надежду, что господин предприниматель никогда не пожалеет о своем решении. Шефлер понял, что на него открыт сезон охоты, и медлить с отъездом нельзя ни на один день.

Генпрокуратура объявила Шефлера в международный розыск, через Интерпол потребовала выдачи опасного уголовного преступника, но латыши требование отклонили из-за недостатка доказательств.

Истинные же причины были не юридические, а экономические. К тому времени Шефлер купил один из самых крупных ликероводочных заводов Риги «Latvijas balzams», знаменитую «бальзамку», и перенес туда производство экспортных водок. Миллионы долларов налогов, которые раньше шли в российскую казну, теперь поступали в бюджет прибалтийской республики.

«Союзплодоимпорт» попытался оспорить в американских и европейских судах право Шефлера продавать на Западе русскую водку, суды проиграл и больше попыток не возобновлял. Перспективы нулевые или близкие к нулевым, а судебные процессы на Западе занятие дорогостоящее, не по карману нищему государственному объединению.

Неизвестно, вдохновился ли Серенко примером Шефлера (в списке «Форбса» он шел под номером 39, его состояние оценивалось в 850 миллионов долларов) или же идея о водочных брендах носилась в воздухе, но во время своего недолгого пребывания на посту руководителя «Госспиртпрома» Серенко прибрал к рукам не только обанкроченные заводы, но и нечто нематериальное, но ничуть не менее ценное: семнадцать самых ходовых на российском рынке водочных марок.

Все они являлись собственностью ОАО «Московской завод „Кристалл“ и были переданы генеральным директором завода Романовым и его преемником Тимофеевым фирмам, подконтрольным Серенко, по договорам уступки. Четырнадцать из них – водки класса премиум „Кристалл – черная этикетка“. Три товарных знака – знаменитая „Гжелка“. Всего за семнадцать водочных брендов завод получил около пяти миллионов долларов, в том числе за „Гжелку“ 131,3 миллиона рублей.

Прежде чем оказаться в распоряжении корпорации «Град», торговые марки прошли сложный путь через промежуточные компании: ЗАО «Барейто» – ООО «Юридическое агентство „ВЕОР-М“ – ООО „Фирма Астрогардъ+“ – „Актис-Конт“. Как небезосновательно предположили аудиторы Счетной палаты, а позже следователи прокуратуры, схема была призвана скрыть коррупционные связи руководителей „Кристалла“ с возглавлявшим тогда „Госспиртпром“ Серенко.

Вызывала сомнения не только сумма, вырученная заводом от продажи популярных торговых знаков, но и сама целесообразность их уступки. Одна только «Гжелка» давала доход около пяти долларов с декалитра. Она занимала 33,3% московского рынка в своем ценовом сегменте и 25,5% рынка в крупнейших городах России. При продажах в четыре миллиона декалитров в год «Гжелка» приносила «Кристаллу» около двадцати миллионов долларов прибыли.

Объясняя следователям продажу «Гжелки», бывший генеральный директор «Кристалла» Романов (он к тому времени был снят с работы, арестован и сидел в СИЗО «Лефортово») утверждал, что заводу было выгоднее разливать «Гжелку» по лицензии и платить роялти, чем тратить по 150 миллионов рублей в год на поддержку бренда. В ответ следствие ознакомило его с показаниями вице-президента по маркетингу Русской вино-водочной компании, допрошенного в качестве свидетеля. Он утверждал, что реальная стоимость марки «Гжелка» не меньше шестидесяти миллионов долларов.

Следственное дело Романова обрастало все новыми эпизодами, так или иначе связанными с «Госспиртпромом». К уголовному делу Серенко, возбужденному прокуратурой за злоупотребление должностными полномочиями, прибавились новые статьи – выведение активов «Госспиртпрома», мошенничество в крупных размерах в составе преступной группы. Но он по-прежнему проходил по делу подозреваемым, предъявлять ему обвинение почему-то не торопились.

Встретив однажды Пекарского на каком-то мероприятии Национальной алкогольной ассоциации, Панкратов поинтересовался, как ему нравится история с Серенко, о которой много говорили в деловых кругах, связанных с водкой.

– Нравится, почему мне это должно не нравиться? – ответил Пекарский, и было непонятно, иронизирует он или говорит серьезно. – Яростный государственник превратился в убежденного рыночника. Нашего полку прибыло.

– Его посадят, – предположил Панкратов.

Пекарский согласился:

– Возможно. Но это тоже неплохо. Пока прокуроры возятся с Серенко, остальные могут спокойно заниматься своим делом.

Тимур Русланов был далек от всех этих московских событий. Он читал о них в деловых изданиях, какая-то информация попадала в Интернет, но в целом то, что происходило в Москве, воспринималось им не сказать чтобы совсем безразлично, но и без особого интереса, как и все, непосредственно не связанное с его делами. Но, как вскоре выяснилось, связь была, она обнаружилась самым неожиданным образом.

Однажды осенью ему позвонил Панкратов, с которым Тимур сблизился, когда отмазывали Алихана Хаджаева от тюрьмы, и сказал, что Бесланским заводом заинтересовались очень серьезные люди. У них есть предложение, от которого Тимур не захочет отказаться. Тимур уточнил:

– Не захочу или не смогу?

Панкратов засмеялся.

– Они не гангстеры. Они круче любых гангстеров. Таких вы еще не видели. Да я и сам столкнулся с такими в первый раз.

Тимур был заинтригован.

– Пусть приезжают, поговорим.

Он хорошо подготовился к встрече очень серьезных людей: освободил для них два номера-люкс в Фиагдоне, арендовал длинный черный «линкольн»-лимузин. Не на «мерседесе» же их встречать. Заказал ужин в банкетном зале лучшего ресторана Владикавказа. В день их прилета договорился с аэропортовским начальством и подогнал лимузин к самолетному трапу.

Очень серьезные люди оказались не очень-то похожими на очень серьезных людей. Скорее – на обычных командировочных, инженеров или снабженцев, привыкших к жизни на перекладных. Роскошный прием их сначала немного смутил, но они быстро освоились и решили, что на Кавказе так принято встречать гостей. Их было двое, оба русские, средних лет, в заурядных костюмах и немодных галстуках. За ужином неожиданно выяснилось, что они инженеры-технологи из бывшего Научно-исследовательского института продуктов брожения Главспирта Минпищепрома СССР, их наняли проинспектировать Бесланский ликероводочный завод и представить отчет о состоянии оборудования и технологическом процессе. Они не поняли, почему их радушный хозяин с постоянным слегка насмешливым выражением лица из-за шрама на верней губе, вдруг поперхнулся, закашлялся и долго хохотал, прикрывая рот крахмальной салфеткой.