Он, конечно же, всё заметил, но вида не подал.

— Я очень прошу прощения за это… — проговорила я, чуть охрипнув, но теперь ощущая в душе то спокойствие, к которому наконец пришла, увидев то, что он на самом деле Адам. — Мне очень стыдно!

Волк улыбнулся, глядя на меня спокойно и по-доброму.

— Не стоит извиняться, Кити. На твоем месте я поступил бы так же.

— Правда?

— Нет, — хохотнул он и протянул мне картонную коробку с пончиками в разноцветной глазури. — Я бы спросил напрямую всё, что хотел узнать. Но я мужчина, и мне проще. А вы хрупкая прекрасная девушка, которой нужно сохранять осторожность. Теперь вы мне доверяете?

Он чуть приподнял брови, а я улыбнулась впервые широко и облегченно, снова замечая, как в его глазах появился блеск… и жажда.

Но теперь я не обращала внимания на это.

Я действительно верила ему.

— Да! Можно мы перейдем на «ты»?

— С радостью. Капучино?

В его руках были два кофе.

— Черный, без сливок и сахара, — улыбнулась я, чему он удивился снова и протянул мне один из стаканов.

— Удивлен. Редко кто из девушек пьет крепкий кофе без сахара. Тогда бери вот этот, а капучино я заберу себе.

Глава 7

Адам спокойно отдал мне свой черный кофе и гамбургер, только с улыбкой покачал головой, глядя на меня, наверное, даже с уважением:

— Ты первая девушка на моем веку, которая пьет черный горький кофе и не ест сладкое. Обычно такие прелестные и нежные девушки обожают сливки и ванильный сахар.

— Может, я не настолько нежная, как кажусь с первого взгляда? — с улыбкой пожала я плечами, с удовольствием аккуратно откусывая гамбургер.

Я даже не подозревала, что была голодна, пока Адам не принес еду.

Горячую свежую еду с мясом.

— И потом, в детстве я прочитала, что сладким мы подпитываем свои страхи.

— Интересная теория, — хмыкнул мужчина, которому пришлось теперь кушать те самые сладкие ванильные пончики.

Я бы рассказала об этой теории много интересного, если бы к машине не подошел заправщик, чтобы сделать свою работу.

И не было бы в этом ничего странного или необычного, но я замерла и перестала жевать, когда вдруг ощутила до озноба его похоть.

Он смотрел на меня через зеркало таким взглядом, что хотелось закутаться в плед и скрыться от этих наглых раздевающих глаз.

Я впервые почувствовала это в тот момент, когда наконец смогла расслабиться, а потому была не готова к лавине эмоций, от которых стало тошно.

Так вот о чем говорили волколаки, когда имели в виду общество людей.

Вот что означало зловонное озеро их эмоций, которых не было необходимости скрывать друг от друга, потому что люди этого не чувствовали так, как мы — волки.

Это было отвратительно!

Этот человек не сказал мне ни слова, но я ощущала кожей каждое движение его мыслей в отношении себя, словно он раздевал, не прикасаясь.

— Мы всё еще можем вернуться в город волков, Кити.

Я тяжело сглотнула еду, уже не ощущая ее вкуса — только горечь от происходящего.

— Это всего лишь один человек. В городе их будет сотни и тысячи. Все рядом. Каждый с тем, что желает, любит, ненавидит, проклинает. Потребуется много времени, чтобы научиться отделять себя от этого смрада и не слышать его.

Адам был прав.

Это будет тяжело.

Но если другие волки смогли этому научиться, то, значит, и я смогу.

Я склонилась над стаканом с кофе, чтобы сосредоточиться на его резком, горьком аромате и стереть из памяти и нюха всё то, что ощутила ранее.

Парень поспешно доделал свою работу и отшатнулся в страхе, который полоснул меня, но воспринимался куда спокойнее предыдущих чувств.

Лишь когда я подняла глаза, то поняла, что дело в Адаме.

От его черных в ночи глаз парень отшатнулся, потому что не просто понял, а ощутил своим гнилым нутром, что с таким мужчиной шутки плохи.

А смотреть на девушку, сидящую в его машине, подобно смерти.

И мои глаза казались сейчас черными.

Как у любого волка нашей породы — черных волколаков.

Просто взгляд Адама пробирал до самых костей и выкручивал душу наизнанку.

Такое случалось не только с людьми, но и с волками.

— Спасибо, — пробормотала я, когда мы снова остались одни, понимая, что Адам смотрит на меня и не отводит своих черных глаз.

Я отпила еще немного кофе, чтобы прогнать неприятные ощущения, и покосилась на него, не ожидая, что он заговорит, но мужчина вдруг протянул:

— Ты очень красивая девушка, Кити. Твоя чистота и грация притягивают взгляд. Очень сложно удержаться от того, чтобы не забрать эту нежность себе. Поработить. Показать все самые чувственные грехи мира. Сделать своей, чтобы затем оберегать и исполнять все прихоти…

Мои глаза постепенно округлялись от услышанного и того, что я снова ощутила это — то, что за стойким покоем Адама скрывается натура, которая иногда вырывается случайно, но настолько заметно, что я сбивалась с дыхания.

Он снова замолчал и прикрыл глаза, словно насильно останавливал себя.

В какой-то момент мне даже показалось, что он сдерживает дыхание и борется с собой.

— Я хочу сказать, что это чувствуют не только волколаки, но и мужчины из мира людей.

Адам отпил кофе залпом, а я зачем-то выдохнула еле слышно:

— …И вы это чувствуете?

Он впервые не ответил мне, оставив вопрос повисшим в дрожащей тишине салона.

Только повернулся всем корпусом вперед и взял стакан с кофе в левую руку, чтобы правой коснуться руля.

— Едем дальше?

Его голос стал чуть хриплым, а в теле было напряжение, но я снова отчаянно старалась не думать об этом и не обращать внимания, поэтому поспешно закивала:

— Да, определенно.

Мы снова ехали молча, и нас окружил уже привычный темный ночной лес.

Но в нем мне было уютнее, чем на освещенном месте рядом с людьми.

После выпитого кофе и съеденного гамбургера мне стало определенно лучше. И снова клонило в сон.

Только одно было не очень хорошо — усталость и озноб.

Поэтому я куталась в плед, но никак не могла согреться.

Адам это, конечно же, увидел и включил печку, а затем протянул руку и остановил ее возле моего лба, сразу не касаясь.

— Можно?

— Да.

Его прикосновение было обжигающе горячим, и мужчина нахмурился.

— Температура ниже, чем должна быть, — проговорил он.

— Это всё от нервов.

— Что-то болит?

Я чуть поморщилась, стараясь не зацикливаться на собственном теле, потому что сейчас было гораздо важнее просто оказаться в городе людей и затеряться в нем — всё остальное не было глобальной и нерешаемой проблемой.

— Десны ноют. И ногти, если на них слегка надавить.

Адам чуть дернул бровью, но не посмотрел на меня

— Твое тело начинает готовиться к первому переходу, Кити.

Только этого мне не хватало для полного счастья сейчас!

— Как скоро это может случиться?

— Может быть, через пару дней или недель — у каждого этот процесс занимает разное время. Я снова спрошу у тебя: может, есть смысл вернуться домой? Это не поздно сделать. Важно, чтобы семья была рядом в этот момент, иначе всё может закончиться большой бедой.

Я упрямо покачала головой.

— Мне нужно всего пару дней, чтобы найти себе место и обустроиться. А там я справлюсь со всем сама.

Адам не стал меня отговаривать, только добавил:

— Подумай о том, что будет чувствовать твоя семья, когда поймет, что ты сбежала в такой момент, опасный для тебя.

Это был удар по самому больному месту.

Я обожала папу, брата и Деву, свою сестренку. Без них моя жизнь всегда была мучением.

Но сейчас я не могла остаться, чтобы не навредить им, потому что знала слишком хорошо, что Килан скорее предложит Дарку очередной бой, в котором ему не победить. А папа продаст свой бизнес и всё, что было у нас, просто чтобы уехать на другой конец земли.

Проблема была в том, что Дарка это всё не остановит…

Он должен был отказаться от меня. Сам.