— И волколак видел это?

Адам кивнул.

— Да. Черный не просто видел — он ухаживал и присматривал за созданием, которое появилось на свет неожиданно и поставило в тупик братьев. Убить его они не смогли. Полюбили и стали воспитывать. Но волколак не смог спать спокойно, терзаемый мыслью о том, что и у него может быть особенное потомство. Человек и волк с одной душой, способной принимать облик зверя по одному только своему желанию. Он сделал ровно то же, что и его брат, но от этой связи родился не человек, а волк. Вернее, волчица. Поэтому все девушки волколаков могут обретать свою звериную сущность и оборачиваться в волков, в отличие от девушек берсерков, которые обладают силой медведя, но не способны стать им.

Я быстро заморгала, совершенно позабыв о собственной боли и страхе перед переходом. Пока в моей голове разворачивались невероятные по красочности и правдоподобности картины прошлых веков.

И всё это благодаря Адаму.

И его дедушке, которого, к сожалению, уже не было с нами.

— И что было дальше?

— Волчица была особенной — с человеческой душой и синими глазами. Она понимала людей, была разумной и великодушной, но не становилась человеком. Сначала Черный ждал, что пройдет немного времени, его дочь станет взрослее и наступит переломный момент, когда она обратится в человека и заговорит с ним. Но время шло, а этого не происходило. Его дочь была прекрасной черной волчицей, любимицей самой большой в мире стаи, которая и была семьей Черного. И тогда он решил помочь природе, обратившись к черной магии и своей силе, которую было не понять ни людям, ни нам.

Это звучало зловеще, и, кажется, я начинала теперь понимать то, что происходило с каждым из волколаков.

— …Он ломал кости собственной дочери, пытаясь превратить ее в человека? — хрипло выдохнула я, совершенно не понимая, о какой отцовской любви может идти речь в этой ситуации, если Черный видел, какую боль причиняет своему ребенку. И ради чего? Чтобы быть не хуже своего брата?

Адам кивнул, принявшись поглаживать мою кожу, и словно чувствовал себя виноватым за то, что мы знали только из легенд.

— Я не могу сказать, была ли готова дочь Черного к подобному. Была ли она согласна. Но дедушка рассказывал, что она, как обычный ребенок, очень любила своего отца и потому была готова терпеть ради него. Спустя сутки Черный сам отказался от этой затеи и отпустил волчицу в стаю, где волки зализывали ее раны и лечили как могли. Больше он не пытался изменить судьбу, потому что понимал, что за этим может последовать то, что навредит всем. Его дочь спокойно жила среди волков и стала парой для белоснежного вожака стаи. Но от их союза неожиданно родился не волчонок, а человеческий малыш. План Черного сработал через поколение, и появился волколак, подобный берсеркам, — с единой душой и двумя обличиями. Вот только когда мальчик стал подростком, то Черный понял, что его первый оборот не пройдет гладко и будет подобен тому, через что прошла дочь колдуна. С тех пор каждый рожденный волколак — не важно, мальчик или девочка, — проходят через боль, муки и страх, подобно дочери Черного. Это наше волчье наследие и кара за то, что таких, как мы, не должно было существовать, если бы не прихоть колдуна.

Адам немного помолчал и чуть улыбнулся:

— Но мы есть, и мы нужны. Наш род стал соединяющим звеном для берсерков и этого мира. Волки всегда были братьями медведям, как две стороны одной медали. Как солнце и луна. Вместе мы огромная сила, которая может противостоять кому угодно.

— Но ведь люди слабее нас. Кому тогда противостоять?

— Люди слабее, но хитрее. Есть даже среди них те, с кем мы вынуждены бороться.

Этого я не понимала, но чувствовала, что Адам не расскажет больше ничего, потому что тема про людей была запретной. Наверное, в какой-то степени даже секретной.

— Спасибо, — прошептала я ему, выдыхая хоть и с дрожью, но всё же облегченно. — Не могу себе представить, как бы я справилась с этим сама, если бы тебя не было рядом.

Адам поцеловал меня в затылок.

— Пообещай мне, что больше не сбежишь, Кити! В первый раз я закрою глаза на это, во второй стисну зубы, но прощу, но в третий накажу тебя так, чтобы ты запомнила на всю жизнь.

Он не шутил.

И пусть говорил спокойно, а я кожей ощутила, что шутки плохи.

— …Если я бегу, то лишь потому, что хочу защитить людей, которых люблю, — пробормотала я, но Адам покачал головой.

— Ты слишком юна и неопытна, чтобы говорить о подобном, маленькая. Ты не воин, который должен кого-то защищать, а нежная девушка. Доверься мне, как бы страшно и тяжело это ни было сейчас. Я не предам. Я стану твоей защитой. И защитой для всех, кого ты любишь. Клянусь памятью нашего предка.

Меня пробрало до мурашек от этих слов.

Буквально пронзило каждую вену и мышцу.

Пронзило так, что я снова закричала, накрытая новой волной боли, и Адам закричал вслед за мной, сжимая в своих руках так, чтобы судороги ударялись о его большое стройное тело и проходили через него.

Адам что-то шептал.

Так, словно читал какое-то заклинание. Словно запугивал даже богов. Иногда мне казалось, что он говорит на другом языке. Странном, непонятном, пугающем.

Хотя в тот момент я не могла доверять даже себе самой.

Всё вокруг заволокло красной пеленой, и мир исказился: цвета, запахи, формы — всё стало иным. Меня словно расплющивало и растягивало в разные стороны, а я могла только кричать и молиться, чтобы это скорее закончилось и я осталась жива.

— Приступы становятся более частыми и продолжительными, — проговорил Адам, охрипнув от переживаний, и снова прокусил руку, подставляя ее мне: — Пей еще, Кити! Тебе нужно много-много крови еще.

Я пила послушно, но уже едва-едва, начиная ощущать, что теперь изменения касаются не только конечностей, но и грудной клетки. И даже горла.

— Нет, находиться здесь не дело. Нужно выбираться отсюда.

Адам быстро и осторожно поцеловал меня и аккуратно выпустил из своих рук, чтобы выйти из этой сторожки, заполненной ароматом крови.

Я едва могла дышать и была на границе сознания, когда почувствовала, как волна жара прошла по моему позвоночнику от ощущения того, как Адам обернулся в волка, встав на четыре конечности, и завыл оглушительно и громко.

Его сила в буквальном смысле сваливала с ног.

Она расползалась волнами и разносилась по мне сотнями мурашек, заставляя сжиматься и принимать его. Подчиняться. Припадать к земле, выражая свою покорность, потому что тот, кто не сделает этого, будет мертв.

Сила Адама поражала и заставляла собраться.

— Потерпи еще немного, маленькая. Скоро будет легче.

Он настолько быстро обращался из человека в волка и обратно, что становилось даже не по себе.

Не все волки могли так сделать.

Но Адам мог. Как и многое другое, что было недоступно иным волколакам.

Жаль, что размышлять на эту тему я больше не могла.

Он был прав в том, что приступы усилились и становились всё чаще и чаще.

И я с холодным ужасом понимала, что скоро наступит тот момент, когда промежутков между ними не будет совсем, а боль станет размеренной, сильной и постоянной.

Пути назад не было.

Это нужно было пережить.

К счастью, тело давало мне передышки, когда сознание стало отключаться на особо острой боли, оттого что ломался позвонок за позвонком на спине.

Я больше ничего не понимала, чувствовала сквозь боль только то, что Адам рядом.

И что он мечется и подвывает, а еще кусает свои руки, чтобы пустить кровь и мазать ею открытые раны на моем теле.

Он сходил с ума от того, что никак не мог помочь мне, и был готов залезть на потолок от собственной беспомощности в этой ситуации.

Мне казалось, что ничего подобного он еще не испытывал, потому что в любой ситуации был королем положения.

Но не сейчас и только не со мной.

Вот только радоваться или бояться этого — я пока не знала.