Но полеты на иераксах были не для него. Он понимал, что они требовали навыка, с которым нужно было родиться, а затем с детских лет развивать его. К тому же он, по всей вероятности, был слишком массивен даже для этой могучей птицы. В любом случае, шла война, и ему вскоре предстояло сражаться.

Они решили не ждать подкрепление с запада. Если они будут стоять на месте, ожидая их подхода, то с востока могут подойти другие роялистские армии. Если же Мандрикарн с Фархольтом и Навигорн получат возможность слить свои силы с войском Корсибара, то у Престимиона не останется никакой надежды. Необходимо было ударить сразу, тем более что на сей раз противостоящая армия, похоже, уступала его войску в численности.

— Если бы Талнап Зелифор не покинул нас, — сказал Гиялорис, — мы могли бы воспользоваться его магией, чтобы заглянуть в лагерь Корсибара и подсчитать его людей. А также определить наилучший маршрут для атаки.

— Мы видим лагерь благодаря живым глазам этих мальчиков, — ответил Престимион, — что гораздо лучше, чем вглядываться в колдовской туман. Что же касается маршрута, то мы в родной стране Горнота Гехайна, и он нарисовал для нас хорошие карты. Талнап Зелифор возвратится на днях со своими устройствами для чтения мыслей. Но думаю, что мы разделаемся с Корсибаром и без его помощи.

Они склонились над картами. В лесу по обоим берегам реки имелись дороги, ведущие к дамбе. Выйти в темноте, выбрав ночь, когда в небе не будет ни одной луны, расположить половину кавалерии на восточном берегу, половину — на западном и по сигналу одновременно с обеих сторон ворваться в лагерь Корсибара. Престимион выведет лучников на возвышенность, чтобы оттуда засыпать врагов стрелами. Обстрел из луков сверху должен привести врагов в панику. А затем тяжелая пехота Гавиада ударит с востока, Гавиундара — с запада (да поможет им Божество, если они и на этот раз промедлят!), Септах Мелайн мечом расчистит дорогу в лагерь роялистов, Гиялорис со своими копейщиками…

Да. Да. Что за дикий просчет Корсибара? Узурпатор по собственной воле идет к ним в руки!

— Через две ночи, на третью, в небе не будет ни одной луны, — сообщил Свор, внимательно изучив свои альманахи и звездные атласы.

— Значит, это наша ночь, — заключил Престимион.

Ийянн здесь была узкой и не слишком глубокой рекой, удобной для переправы вброд. Большая часть воды оставалась на севере, за дамбой, которую восемьсот лет назад возвел лорд Мавестой.

Престимиону оказалось совсем несложно развести свои войска по обоим берегам. Сам он с лучниками, посаженными на скакунов, занял позицию на восточном берегу. Позади него расположился Гиялорис с тяжелой пехотой, а тыл прикрывала армия Гавиада. На западном берегу изготовилась регулярная кавалерия, которой, как всегда, командовал герцог Миоль, батальоны Септаха Мелайна и армия Гавиундара, которой предстояло нанести второй, завершающий, удар.

Той ночью единственный свет исходил от звезд, которые в этой части мира отличались каким-то особым блеском. В небе виднелись всем известные большие звезды — Трината на севере, Фасейл на востоке, ее близнец Фасилин на западе и еще Ториус и ярко-красный Ксавиал в центре небосвода. Где-то там находилась и маленькая желтая звезда Старой Земли, хотя никто не знал наверняка, какая именно. И еще там светилась новая звезда, жестокая, бело-голубая, появившаяся над миром в то время, пока Корсибар и Престимион по отдельности поднимались против течения Глэйдж на север, к Замковой горе. Она висела почти в зените, словно яростный глаз небес.

В свете этих звезд, и особенно новой, можно было разглядеть в верховьях долины длинную, узкую белую полосу, соединявшую темные утесы — Мавестойскую дамбу. Именно туда — Престимион точно знал — он и его люди должны были подняться этой ночью, подняться по поросшим лесом берегам, а оттуда обрушиться на ничего не подозревающих роялистов в их лагере. Когда Престимион смотрел вверх, то мог разглядеть даже крошечные фигурки, передвигающиеся по верху дамбы. Конечно, это были часовые. Догадываются ли они о том, что к ним сейчас по обоим берегам реки подкрадываются две армии? Очень может быть, что и нет. В их движениях не было ни намека на тревогу или волнение; просто несколько крошечных, как спички, человечков мерно расхаживали по гребню дамбы.

Престимион проверил свое положение по звездам, Трината, Ториус, Ксавиал — все были на своих местах. Пора выступать. Он поднял руку над головой, с полминуты оставался в таком положении, затем опустил. Двинулся вперед по тропе, проходившей возле самого края воды. На западном берегу пришел в движение отряд герцога Миоля.

Вверх. Вверх.

Божество на нашей стороне, думал Престимион, и этой ночью мы закончим эту войну и вернем мир к здравомыслию…

— Что это? — воскликнул Свор. — Неужели гром?

Престимион удивленно оглянулся. Он тоже услышал глухой гулкий грохот. Но ночь была ясной, на небе ни облачка. Не было ни молнии, ни внезапного шквалистого ветра.

— Брат! Брат!!

По тропе их догонял запыхавшийся Тарадат.

— Не так громко! — резким шепотом отозвался Престимион. — Что случилось?

— Гавиад… Зимроэльцы…

— Ну?

Еще один раскат грома; сильнее первого.

— Я только что узнал… Они ушли. Все войско бегом умчалось прочь от реки.

— Ушли? — растерянно переспросил Престимион. — Но что…

— Посмотрите туда, — прервал его Свор, — Дамба!.. Бум! Бум! Бум!

На гребне дамбы теперь не было ни единого человека. Вместо часовых над ним поднялись красные отблески, похожие на свет угасающих головней костра, и сразу же по белой бетонной стене пробежала темная трещина, похожая на треугольную стружку.

Бум! Еще громче.

— Престимион! Они взрывают дамбу! — срывающимся голосом прокричал

Свор. — Они решили обрушить на нас озеро!

— Но ведь при этом смоет сотню деревень… — начал было Престимион и не закончил фразу, замер с раскрытым ртом при виде рушащейся в феерическом свете взрывов дамбы и невероятной водяной стены, неудержимо устремившейся в темноте вниз по долине — на всех его людей.

Это, наверно, самое мрачное место во всем мире, думал Престимион, за исключением, может быть, лишь тех ужасных пустынь Сувраэля, которых, по слухам, старалось избегать любое находящееся в здравом уме мыслящее существо.

В свой черный час он шел по серой земле. Небо над головой было серым, сухая земля под ногами была серой, даже сам ветер, ревущими порывами налетавший с востока, был серым от пыли плодородного ила. Цветом обладали здесь лишь растения; казалось, что они с яростным ожесточением пытаются бороться со всеобщей серостью. Большие твердые выпуклые грибы мертвенно-желтого цвета взрывались облаками сверкающих зеленых спор всякий раз, когда он наступал на один из шариков, редкая жесткая зазубренная трава была вызывающе пунцового цвета, высокие и тонкие, как копья, деревья имели сверкающие синие шиповатые листья, с которых, стоило путнику неосторожно приблизиться к дереву, срывался дождь вязкого розового сока, обжигавшего подобно кислоте.

Далекий горизонт ограждала цепь невысоких меловых холмов, напоминавших выщербленные зубы. Окруженная ими равнина была плоской, сухой и всем своим обликом говорила, что ничего хорошего здесь ожидать не приходится. Здесь не было ни озер, ни рек, ни ручьев, лишь кое-где сквозь трещины покрытой белесой коркой земли просачивались скудные струйки солоноватой воды.

Он шел уже давно, столько дней, что потерял им счет. Его язык пересох и распух от жажды, а веки настолько воспалились, что ему временами казалось, будто он смотрит на мир сквозь щелочку в жалюзи. Он непрерывно обливался потом, вездесущая пыль приставала к липкой коже и затвердевала плотной коркой, удары солнечного света металлическим звоном отдавались в голове. А перед мысленным взором снова и снова, почти без перерывов, возникала картина катаклизма, который уничтожил армию и лишил его самых лучших, самых дорогих друзей.