Второй, вооруженный вибромечом, потянулся за своим оружием, но оказался слишком медлительным: Гиялорис поймал его левой рукой, развернул и резко дернул вверх за запястье, отчего рука солдата сломалась, как сухая деревяшка. Тот скорчился от боли, а Гиялорис нанес ему сильный удар в горло ребром ладони, отчего солдат замертво растянулся на мостовой.

— Ну-ка, вы, — крикнул Гиялорис оставшимся стражникам, которые в страхе и изумлении смотрели на трупы своих товарищей, — подходите, сколько есть! Всех убью, один останусь! — по-мальчишески добавил он. Никто из солдат не пошевелился. Септах Мелайн тем временем, выхватив шпагу — его любимое оружие представляло собой не то широкую шпагу, не то узкий длинный меч, — наступал на хьорта и второго чиновника. Охваченный холодной, но сдерживаемой яростью, он буквально танцевал перед ними, двигаясь с театральным изяществом, легонько покалывал их острием клинка и пугал злобными гримасами, не нанося, однако, серьезных ран. Его длинные худые, но неутомимые руки двигались с неуловимой глазом быстротой. От его атак не было никакой защиты. И никогда не было. Оба чиновника вытащили свои мечи, но это было декоративное оружие, почти непригодное для боя, да и держали они его неловко, как новички, которыми, видимо, и являлись. Септах Мелайн, непринужденно рассмеявшись, молниеносным ударом выбил меч из руки хьорта, а следующим движением так же легко обезоружил лохматого.

— А теперь, — сказал он, — я буду вырезать из вашей кожи одну за другой изящные полоски, пока кто-нибудь не сообразит, что открыть перед нами эти ворота будет полезнее для здоровья. — И он неуловимым выпадом располосовал голубой форменный камзол хьорта от плеча до пояса.

Где-то вдали раздался сигнал тревоги. Из-за ворот донеслись крики.

Второй чиновник извернулся и попытался проскочить мимо Гиялориса и трупов стражников в дверь караулки. Септах Мелайн поднял шпагу и сделал выпад, намереваясь воткнуть клинок между лопатками человека, но его остановил Престимион. Он выхватил из ножен свой меч и скрестил его с оружием Септаха Мелайна. Тот сдержал удар и повернулся, автоматически приняв оборонительную позицию. Но, увидев, что перед ним стоит Престимион, сразу опустил шпагу.

— Это безумие, — резко бросил Престимион. — Назад, в экипаж, Септах Мелайн! Мы не можем сражаться со всем Замком. Через пять минут здесь будет сотня гвардейцев.

— Это уж как пить дать, — ухмыльнулся Септах Мелайн. Он сильно пнул рыжеволосого чиновника ногой в зад, отчего тот влетел в дверь караульного помещения и растянулся на полу, затем, развернув опешившего хьорта, тем же способом отправил его вслед за коллегой и поймал Гиялориса за руку как раз в тот момент, когда тот собрался ринуться на гвардейцев. Свор, по обыкновению наблюдавший за развитием событий с безопасного расстояния, тоже подскочил и вцепился Гиялорису в другую руку.

Вместе с Септахом Мелайном они увели богатыря, который продолжал громогласно уверять, что сейчас разделается со всеми возможными противниками, сколько бы их ни было.

Они погрузились в парящий экипаж, и Престимион приказал своей свите, не покидавшей повозок, быстро развернуться и отступать по тракту.

— Ну, и куда мы теперь направимся? — поинтересовался Септах Мелайн.

— В Малдемар, — ответил Престимион. — По крайней мере, там перед нами не закроют ворота.

6

Малдемар, входивший в Верхнее кольцо городов Замковой горы, помещался на юго-восточном склоне в прекрасном районе с теплым и спокойным климатом. Здесь из склона выдавался пик, который в любом другом месте планеты сам по себе казался бы весьма внушительной горой. Между этим пиком и Горой образовался широкий закрытый с трех сторон карман, наполненный плодородной почвой и богатый водой, которая хрустальными родниками и звонкими ручьями вытекала из тела гигантской скалы.

Предки предков принца Престимиона обосновались в этой части Замковой горы девять тысяч лет тому назад, когда любой вновь прибывший на Гору мог зарезервировать для себя надел, а самого Замка еще и в помине не было. Не было тогда в Малдемаре и принцев, а была лишь семья честолюбивых фермеров. Они прибыли сюда с низменностей Гебелмоля и принесли с собой саженцы прекрасного винограда, который, по их расчетам, должен был хорошо приняться на Горе.

В Гебелмоле эти виноградные лозы давали вполне приличное красное вино неплохой крепости и аромата, но на Горе оказалось, что чередование яркого солнечного света и периодов прохладного тумана является для этого сорта идеальным. И уже в первые годы после переселения стало ясно, что вино, которое собирались и дальше производить в Малдемаре, будет совершенно исключительным: густым, крепким, со сложным вкусом и богатейшим букетом — вино, достойное того, чтобы его смаковали короли и императоры. Урожаи были изобильными, гроздья туго наливались соком, обладавшим восхитительно нежным и в то же время терпким и запоминающимся ароматом. И все же, несмотря на то, что вино Малдемара сразу же обрело популярность, прошли столетия, прежде чем виноградники удалось расширить настолько, что виноделы смогли приблизиться к удовлетворению спроса (хотя многие поколения прилагали все силы для того, чтобы расширить производство). Но пока не наступил тот день, когда предложение сравнялось наконец со спросом, покупателям требовалось подавать заказы на малдемарское вино за десять, а то и больше лет вперед и терпеливо дожидаться своей очереди, надеясь на то, что виноград нужного года окажется не хуже, чем в предыдущие. Так продолжалось веками.

Простые трудолюбивые фермеры в конечном счете превращались в рыцарей, рыцари — в графов, графы — в герцогов, а герцоги — в принцев, а иногда и в королей, если только им удавалось достаточно долго сохранять свою землю и с неизменным успехом работать на ней. Когда великий герой древности лорд Стиамот уже в более позднее время, чтобы ознаменовать победу над метаморфами, перенес королевскую столицу из стоявшего высоко на склоне города Сти на самую вершину и построил там первый Замок, предки предков Престимиона уже довольно долго носили дворянские титулы в качестве награды за качество своего вина, а также, возможно, и за то количество, в котором они поставляли его на празднества короналей. Именно лорд Стиамот возвел графов Малдемарских в герцогское достоинство; не исключено, что это явилось данью восхищения тем вином, которое в особой бочке было доставлено на церемонию открытия Замка.

Кто-то из более поздних короналей — исторические сведения на этот счет оказались весьма неполными и противоречивыми, и никто не мог с уверенностью сказать, был ли это лорд Струин, или лорд Спурифон, или даже лорд Трайм — еще больше возвеличил Малдемаров, сделав их принцами. Но высочайших титулов на фамильном гербе не было. Никто из Малдемаров никогда не становился короналем. Престимион должен был стать первым в своем роду королем, но помешало вмешательство Корсибара.

— Похоже, мне так и не придется стать Хозяйкой Острова, — сказала мать Престимиона принцесса Терисса, с улыбкой, в которой можно было увидеть одновременно и облегчение, и сожаление, когда Престимион со своими спутниками прибыл в обширное родовое поместье, укрывшееся в глубине широко раскинувшихся по склону Горы виноградников. — А я-то уже настроилась на отъезд отсюда и даже начала собирать кое-какие вещи. Ну что ж, если я останусь здесь, то хлопот будет меньше. Но для тебя, Престимион, это, конечно, оказалось большим разочарованием?

— Мне доводилось разочаровываться куда сильнее, — ответил он. — Когда-то мне обещали в подарок верхового скакуна, но потом отец передумал, и я получил вместо него библиотеку исторических книг. Мне тогда было десять лет, но эта рана во мне все еще ноет.

Они от души рассмеялись. В этом доме всегда царила искренняя родственная любовь. Престимион обнял мать, которая уже двенадцать лет была вдовой, но все еще казалась красивой и молодой: с безмятежным овальным лицом и блестящими черными волосами, зачесанными назад и заплетенными в тугие косы. Лиф ее белого платья украшал ограненный драгоценный камень исключительной красоты и ценности: огромный прозрачный кроваво-красный с легким фиолетовым оттенком рубин в золотой оправе, в которую были вделаны еще два небольших сверкающих камня.