Гиялорис, видевший все это, привстал с места.

— Я убью его, мой лорд! Я оторву ему голову! Престимион взял богатыря за руку.

— Успокойтесь, Гиялорис. Не надо никому отрывать голову и не надо называть меня лордом.

— Но он же смеялся над вами!

— А может быть, и нет. Вдруг он мой тайный сторонник Гиялорис разразился громким горьким хохотом.

— Да. ваш тайный сторонник. Ну и, конечно, прекрасный образчик человеческой природы. Ну что ж, узнайте его имя и, когда станете королем, назначьте его Верховным канцлером.

— Успокойтесь, — повторил Престимион. — Успокойтесь, Гиялорис.

Но он тоже был глубоко задет, поскольку и сам не сомневался в том, что одноглазый калека желал задеть его. Неужели он пал настолько низко, что слуги в захудалой гостинице, ничего не опасаясь, позволяют себе свободно потешаться над ним? Престимион держал свои чувства при себе, но был доволен, когда они рано утром покинули жалкое пристанище. Он был также рад, что ему не пришлось до отъезда вновь увидеть одноглазого, так как знал, что в случае еще одной насмешки он мог бы и не сдержаться.

Бомбифэйл от нижних пределов Замка отделял лишь один длинный дневной переход. Гиялорис никак не мог успокоиться после оскорбления в таверне и вновь принялся доказывать, что Престимиону следует немедленно и решительно начать отстаивать свои права на трон. Престимион не стал его слушать.

— Если вы не в состоянии найти никакой другой темы для разговора, — сказал он, — то можете выйти из парящего экипажа и пройти оставшуюся часть пути до вершины пешком.

Гиялорис, надувшись, умолк, но час спустя вернулся к тому же разговору, и Престимиону вновь пришлось просить его замолчать.

Теперь они ехали по хорошо знакомым местам. Им доводилось десятки, даже сотни раз бывать здесь; каждый из них часто спускался от Замка по этой крутой горной дороге, вымощенной ярко-красными каменными плитами, чтобы окунуться в беспредельное море удовольствий, представляемых богатыми и преисполненными роскоши городами в густонаселенном поясе верхнего уровня. Большой Морпин был на Горе средоточием развлечений, где лорды всех возрастов забавлялись, съезжая по полированным желобам, катаясь в тележках по извилистым рельсам, взмывающим вверх, ныряющим вниз и поворачивающим под головокружительными углами, проплывая в силовых полях по фантастическим пещерам, а потом отдыхали под навесами из золотой парчи, попивая сладкое вино и закусывая его благоуханными щербетами.

Но сегодня у них не было ни времени, ни желания кататься с горок и пить вино. Они миновали Большой Морпин стороной и поспешили дальше по десятимильному отрезку дороги, именуемой Большим Калинтэйнским трактом, который вел через поля вечно цветущих цветов к Замку.

Перед ними была вершина Горы. Это была наивысшая точка Маджипура, которая когда-то, до создания погодных машин, была погружена в вечную ледяную ночь. Но появление атмосферы, благодаря которой это место обрело мягкий умеренный климат, никак не изменило топографию главного пика.

Горы: он, как и в глубокой древности, представлял собой беспорядочное нагромождение острых как ножи, нацеленных в небо, словно черные сталагмиты, тонких стрел из несокрушимого базальта. А посреди этого нагромождения каменных шипов, надменно возвышаясь над ними, располагался огромный гранитный горб, почти правильной формы купол, являвшийся вершиной Горы. На нем и покоился Замок — обитель короналей Маджипура.

Замок! Огромный, неописуемо прекрасный Замок, состоявший из неисчислимых тысяч помещений, раскинувшийся на сотнях акров; он сам фактически являлся настоящим городом! Он уцепился за вершину Горы, как гигантский каменный и кирпичный спрут, беспорядочно во всех направлениях разбросавший щупальца вниз по склону.

Большой Калинтэйнский тракт подходил к Замку с южной стороны и заканчивался на большой открытой площади Дизимаула, вымощенной гладкими зелеными плитками из настоящего фарфора, в центре которой была выложена огромная золотистая Горящая Звезда. На противоположной стороне площади возвышалась величественная арка Дизимаула, сквозь которую должны были проходить все посетители Замка.

Слева от арки стояло караульное помещение, а под сводом находились высокие ворота тонкой кузнечной работы, укрепленные на вмурованных в опоры огромных петлях. Эти ворота имели чисто декоративное значение и никогда не закрывались, ибо здесь не ожидали появления каких-либо вражеских армий — на всем протяжении своей истории Маджипур почти не знал войн.

Но сейчас ворота оказались закрытыми. Их створки были сомкнуты перед прибывшими и напоминали ограду из копий, воткнутых в землю.

— Вы видите? — спросил Престимион; от изумления у него перехватило дыхание. — Неужели закрыто?

Вам когда-нибудь приходилось видеть эти ворота закрытыми?

— Никогда, — отозвался Гиялорис.

— Никогда, — подтвердил Свор. — Для меня новость, что они вообще могут закрываться.

— Оказывается, могут, — прогремел Гиялорис. — Вот они, перед нами, закрытые и запертые на большой замок. Что это значит, господа? Как они могут закрыть перед нами ворота? Замок — наш дом!

— А так ли это? — негромко заметил Престимион.

Тем временем Септах Мелайн перешел через площадь, подошел к караульному помещению и рукоятью шпаги постучал в дверь. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, сильнее, и крикнул:

— Эй, вы, там!

Через некоторое время дверь медленно открылась, и из караулки появились двое чиновников канцелярии Замка, одетых в униформу. Один из них был мрачного вида хьорт с ледяным взглядом, необыкновенно широким ртом и чешуйчатой кожей оливкового цвета; второй — человек — выглядел ничуть не симпатичнее: лицо его было почти таким же плоским и широким, как у хьорта, а голова поросла редкими пучками беспорядочно торчавших в разные стороны жестких рыжеватых волос. У обоих на поясах висели богато украшенные мечи, в последнее время вошедшие в моду среди обитателей Замка.

— Что это за шутки? — спросил Септах Мелайн, увидев их. — Откройте-ка нам ворота!

— Ворота закрыты, — с довольным видом ответил хьорт.

— Я уже заметил это. Иначе я не стал бы впустую тратить слова.

Откройте их. С вашей стороны было бы разумно не заставлять меня повторять третий раз.

— Врата Дизимаула закрыты по приказу короналя лорда Корсибара, — сказал лохматый. — Нам приказано не открывать их, пока он собственной персоной не прибудет в Замок.

— Да неужели? — язвительно произнес Септах Meлайн. Его рука легла на эфес шпаги. — Вы хоть понимаете, кто мы такие? Я вижу, что не понимаете.

— Ворота закрыты для всех приезжих, кто бы они ни были, — сказал хьорт, в голосе которого теперь слышалась тревога. — Этот приказ мы получили от Верховного канцлера герцога Олджеббина, который едет сюда из Лабиринта вместе с короналем. Никто не должен входить сюда до их прибытия. Никто.

Гиялорис глубоко вздохнул и, сделав несколько шагов, встал рядом с Септахом Мелайном. Престимион заставил себя остаться на месте, но все же не смог сдержать нечленораздельный звук, похожий на рычанье разъяренного пса.

Чиновники выглядели уже по-настоящему встревоженными. Из караульного помещения появились несколько гвардейцев; они выстроились рядом с чиновниками.

— Я принц Престимион Малдемарский, — проговорил Престимион, из всех сил стараясь говорить спокойно, — думаю, что вы меня знаете. У меня есть в Замке собственные апартаменты, и я хотел бы попасть туда. Как и мои спутники, чьи имена, полагаю, вам тоже известны.

— Я узнал вас, принц Престимион. — Хьорт поклонился. — Но, однако, не имею позволения открыть эти ворота ни перед вами, ни перед кем-либо еще, пока корональ не прибудет в свою резиденцию.

— Ты, мерзкая жаба, корональ здесь, он стоит перед тобой! — взревел Гиялорис и, как разъяренный бык, ринулся на чиновника. — На колени! Немедленно на колени!

На помощь хьорту кинулись двое гвардейцев. Гиялорис без малейшего колебания схватил одного их них за одежду, поднял над головой и швырнул. Солдат с ужасным хрустящим звуком врезался в стену караулки возле двери, упал наземь и больше не шевелился.