«По крайней мере, ты его хоть как-то помнишь!» — думаю я про себя.

Люк сворачивает с магистрали и едет к новенькому кварталу, виднеющемуся на другой стороне шоссе с моей стороны. Оказывается, мы с ним почти соседи!

— Когда мне было десять, они развелись, — продолжает Люк. — Два года я вообще не видел отца. Он только посылал мне открытки и подарки на день рождения…

Я вздрагиваю.

—…и, разумеется, выплачивал пособие на мое содержание. Мы переехали в Бостон. Мама начала работать в мебельном магазине. Она вкалывала, как проклятая, поэтому на лето меня отправляли к дяде с тетей.

Люк замолкает и как-то странно косится на меня, словно ждет, что я что-то скажу. Я смущенно смотрю на него до тех пор, пока он снова не отворачивается к дороге. Не знаю, что он про меня думает, но все-таки продолжает рассказывать.

— А в один прекрасный день папа приехал с цветами и уговорил маму принять его обратно. Она согласилась, и тогда он нашел себе работу в Бостоне, в совсем маленькой фирме, зато каждый вечер в половине шестого он был уже дома, словно никакого Нью-Йорка и в помине не было. Я понимаю, это все звучит странно, но такие уж у меня родители. Ну а потом настал прекрасный день, когда они огорошили меня сообщением, что ждут двойняшек.

— Похоже на кино, — замечаю я.

Люк смеется и говорит:

— Да ладно, я уверен, что жизнь каждого из нас — это готовый сюжет для фильма!

Он говорит это так, словно заглянул мне в душу.

Вскоре мы выруливаем на подъездную дорожку к зданию, которое вполне может сойти за небольшой особняк.

— Круто, — ахаю я. — Красивый дом.

— Да, нам нравится, — отвечает Люк. Затем, очевидно почувствовав необходимость объяснить, откуда у его семьи такой огромный дом, он добавляет: — Здесь жилье дешевле, чем в Бостоне. Или в Нью-Йорке. Или в Чикаго, — смеется он.

— Наверное, — отвечаю я, еле заметно улыбаясь воспоминанию о своей первой покупке дома. — В любом случае очень красивый дом. Тебе нечего стыдиться.

— А я и не стыжусь, — отвечает он. — Просто не хочу, чтобы ты считала меня избалованным богатым мальчиком.

— Возможно, я бы так и подумала, если бы ты водил что-нибудь поприличнее старого маминого минивэна, — шучу я.

— По крайней мере, у меня хоть какая-то машина есть, — отшучивается Люк. По дороге он спросил меня, не хочу ли я сесть за руль. Сказать, что у меня нет машины, всегда проще, чем признаться, что у меня нет прав.

— Тоже верно, — смеюсь я, отстегивая ремень. Потом иду в дом следом за Люком.

Пока он готовит на кухне сэндвичи, я изучаю каминную полку в библиотеке, сплошь заставленную вставленными в рамки фотографиями Люка и его сестричек.

Я чувствую укол ревности при виде этого счастливого семейства.

Одна фотография, на которой запечатлен Люк в возрасте лет одиннадцати или двенадцати, привлекает мое внимание, я стараюсь отвести взгляд, но она притягивает меня, словно магнит. Судя по всему, в этот период Люк отдавал дань образу крутого парня. Это похоже на эффект крушения поезда: я понимаю, что не надо смотреть, но не могу перестать это делать.

Наконец я заставляю себя переключиться на фотографии близняшек.

— Они просто чудо, — говорю я, когда Люк приносит обед.

— Да, они такие. Ты бы видела их в реальной жизни! Они все время болтают такой уморительный вздор! — Он весь сияет, и мне приятно думать о нем как о старшем брате двух очаровательных маленьких дам. — Как-нибудь ты их непременно увидишь, — добавляет он. — Угощайся, — он пододвигает ко мне тарелку.

— Я не знала, что ты занимался спортом, — говорю я, перед тем как откусить кусок лучшего в мире сэндвича с индюшкой.

Люк мрачнеет, и я с ужасом понимаю, что он мог рассказывать мне об этом раньше. Однако он отвечает:

— Нужно держать тебя подальше от этих фотографий!

— Почему? Они очень милые, — шамкаю я с набитым ртом, любуясь фотографией Люка в окружении членов его команды. Он выглядит странно неуместно в стайке будущих звезд «Лиги плюща», но при этом на удивление непринужденно.

— Ха-ха-ха, — сухо отвечает Люк, но потом улыбается и говорит: — Вообще-то я не большой фанат командных видов спорта, но мне нравилось быть членом команды. Ты никогда не узнаешь, что такое холод, если тебя не окунут в реку Чарльз в шесть утра!

Мы смеемся и заканчиваем обед, а потом Люк проводит для меня краткую экскурсию по дому. Что и говорить, дом роскошный, и в каждой новой комнате я ищу следы Люка.

Здесь он делает уроки. Вот тут смотрит телевизор. Здесь играет в видеоигры. Тут ужинает.

Наверху расположены четыре спальни, объединенные общей подковообразной галереей над главной лестницей. В одном углу спальня родителей, рядом с ней комната близняшек. Дальше гостевая спальня.

И, наконец, комната Люка.

У меня слегка сжимается сердце, когда я вижу темное дерево и темно-синие стены, резко контрастирующие со светлыми тонами всего остального дома. Вижу потрепанную гитару, прислоненную к низкому креслу в углу. На одной стене висит огромная картина маслом — ухо девушки. Это очень необычно и очень красиво, но мне не дает покоя один вопрос — чье это ухо? И второй вопрос: не хочет ли Люк нарисовать мое?

Наброшенное сверху одеяло демонстрирует весьма жалкую попытку застелить постель, и мне неудержимо хочется подбежать поближе и понюхать подушки.

Но я все-таки пересиливаю себя.

У нас мало времени, поэтому я не захожу в комнату дальше порога, а Люк слишком быстро уводит меня прочь от единственного места, в котором мне хочется находиться.

— Пора ехать, — мягко напомнил он. — Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

Я нехотя соглашаюсь, но, когда мы спускаемся по широкой лестнице и выходим к минивэну, меня мучительно тянет к нему в спальню.

В этой комнате слишком много Люка. Я хочу побыть в ней подольше.

Мы возвращаемся в школу в уютном молчании, а потом, держась за руки, заходим внутрь.

Посреди коридора, перед тем как разойтись в разные стороны, Люк поворачивается ко мне.

— Давай погуляем в субботу вечером?

— Давай, — отвечаю я, кажется, даже раньше, чем он успел закончить свой вопрос. Я робко улыбаюсь, а Люк смеется мне в ответ, и, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, он быстро, но крепко целует меня в губы.

И тогда я улыбаюсь по-настоящему.

— До встречи, — говорит Люк и уходит в ту сторону, где у него будет следующий урок.

— Пока, — еле слышно шепчу я.

Я не трогаюсь с места, смакуя это мгновение. А потом, как раз в тот момент, когда я собираюсь повернуться, чтобы идти на историю, мне на глаза попадается знакомая фигура. На другом конце коридора, возле автомата с газировкой, стоит Джейми и в упор смотрит на меня.

И в ее взгляде я безошибочно читаю одно чувство.

Ревность.

Я машу Джейми рукой, и она машет мне в ответ, но в ее простом жесте чего-то недостает. Я хочу подойти к ней и поговорить, но не успеваю сделать шаг, как Джейми поворачивается ко мне спиной и уходит.

Тут я вспоминаю, что вот-вот прозвенит звонок, поэтому разворачиваюсь и иду на историю, но с каждым шагом на меня все сильнее давит груз перемен, произошедших в моей жизни сегодня.

— Привет?

— Привет! Почему ты так отвечаешь?

— Я просто удивилась, что ты позвонила, — признаюсь я.

— Почему? — Джейми включает дурочку.

— Мне показалось, ты сегодня была чем-то расстроена, — осторожно говорю я.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь!

Я представляю ее виноватое лицо. По голосу слышу, что ей неловко, и для меня этого вполне достаточно. Поэтому спрашиваю:

— Как дела?

— Да так, ничего особенного, — говорит Джейми. — Поужинала, телевизор посмотрела.

— Я тоже.

— Ты сказала своей матери о том, что нашла?

— Что? Нет! — вскрикиваю я. — Я не могу говорить с ней об этом! — добавляю я уже потише.

— Я понимаю, — отвечает Джейми таким тоном, который меня бесит. Ее мама никогда не врала ей, как моя. Она бы во всем поддержала Джейми!