— Кто же это был? — задаю я совершенно не относящийся к делу вопрос, когда напряжение становится совершенно невыносимым.

— Мальчик, примерно в это же время скончавшийся от рака. Его тело исчезло из морга.

Наконец изо рта мамы вырывается хриплый вздох.

— Я понимаю, это все ужасно, — говорит капитан Меллер, проникновенно глядя маме в глаза.

Но ведь он носит на пальце обручальное кольцо!

— Что же дальше? — спрашиваю я, продолжая исполнять роль единственного голоса разума в этой комнате.

Мой вопрос привлекает внимание взрослых и заставляет их прервать свою бесконечную игру в гляделки.

— Мы заново откроем дело по розыску Джонаса, — отвечает капитан Меллер, слегка выпятив грудь, словно клянется в одиночку выиграть опасное сражение. Я возмущенно закатываю глаза, но он этого не замечает.

Мама до сих пор не в силах произнести ни слова. Кажется, она в шоке. Только бы мне не пришлось вести машину обратно.

— Бриджит, я взял на себя смелость обработать имеющуюся у нас в деле фотографию Джонаса при помощи программы состаривания лиц, — воркует капитан. — Получившийся портрет мы разошлем по Интернету, чтобы все жители смотрели в оба.

— А если Джонас находится далеко отсюда? — спрашиваю я.

— Мы распространим эту фотографию по всей стране, — заверяет капитан Любовь, пожирая глазами мою маму.

— Можно мне взглянуть на портрет? — прошу я, чтобы хоть что-нибудь сделать.

— Конечно, — кивает капитан. Он проводит быстрые раскопки на своем столе и извлекает откуда-то толстую, заметно потертую папку. Интересно, сколько раз ее открывали за последние десять лет?

Капитан Меллер пролистывает папку и достает оттуда фотографию размером 8 на 10.

— Вот, — говорит он, подталкивая карточку ко мне через стол. Мама наклоняется, чтобы разглядеть ее, но не решается взять в руки. Слезы медленно катятся по ее щекам: она так притихла, словно ее нет в комнате.

Капитан Меллер вскакивает из-за стола, чтобы ее утешить, а я остаюсь одна и, не отрываясь, рассматриваю зажатую в моей руке фотографию.

Совершенно необъяснимое, странное спокойствие охватывает меня при виде этого лица — лица моего брата. Я чувствую, как расслабляются мои сведенные судорогой плечи, и медленно выдыхаю.

Все правильно.

Лицо кажется мне знакомым.

Охваченная радостным волнением, я лихорадочно роюсь в памяти, ища в ней какие-нибудь воспоминания о своем брате, помимо того ужасного случая, когда его похитили из машины.

Моя память абсолютно пуста, и все-таки…

Что-то там есть.

Это что-то похоже на концовку стершегося в памяти анекдота или соль забытой шутки.

Но для меня, здесь и сейчас, что-то — это уже замечательно.

Люк паркуется прямо напротив таблички «Проход воспрещен», висящей на изгороди, которая не позволяет нам скатиться вниз по склону. Выключает двигатель и фары.

Внизу, под нами, мерцают огни города, и я с удовольствием вдыхаю теплый вечерний воздух сквозь открытые окна минивэна.

— Ты завез меня сюда, чтобы убить? — с игривой улыбкой спрашиваю я своего парня.

— Не сегодня, — отвечает он, и его глаза загадочно сверкают в лунном свете. — Сегодня у нас повторение пройденного.

— Чего пройденного? — откровенно заигрываю я.

— Нашего первого свидания, — отвечает Люк, глядя мне в глаза. — Тогда мы уснули, и ты забыла написать напоминалку. Я тебе рассказывал об этом. Наверное, ты прочла об этом на следующее утро после…

У меня вспыхивают щеки.

— но ведь прочесть — это совсем не то же самое, что пережить. Поэтому я решил все повторить.

Мой бедный желудок радостно трепещет от возбуждения и счастливого волнения. Кажется, это будет лучшее завершение очередного учебного года!

После пиццы и кино Люк предлагает полюбоваться звездами, и я с готовностью соглашаюсь. Он поднимает стекла, поскольку ночной воздух становится прохладным, мы заворачиваемся в предусмотрительно захваченное им одеяло и смотрим через люк на раскинувшуюся над нами вселенную.

— Мы должны поговорить об этом, — говорит Люк, не отрывая глаз от звезд.

— О чем? — спрашиваю я, хотя прекрасно знаю, что он имеет в виду наш телефонный разговор, состоявшийся до поездки сюда.

— О том, что ты хочешь со мной расстаться.

Я еще теснее прижимаюсь к нему, хотя это уже практически невозможно.

— Дело не в том, что я хочу расстаться. Я просто сказала, что, возможно, так будет лучше. Для тебя. Это может изменить будущее, и тогда тебя не убьют, — без особой уверенности говорю я.

— Разве мне может быть лучше без тебя? — спрашивает Люк, поворачивая ко мне лицо. Теперь в его глазах нет ни тени улыбки. — Ты ведь это понимаешь?

— Да, — тихо говорю я, потому что это правда. Возможно, я эгоистка, раз так легко даю себя уговорить. Это правда, я совсем не хочу его отпускать. Но может быть, дело не столько в эгоизме, сколько в том, что в глубине души я гораздо сильнее верю в свою способность изменять будущее, чем готова признать это разумом.

— Тогда давай больше никогда не будем об этом говорить, — с тихим смешком предлагает Люк, беря меня за руку.

— Хорошо, — соглашаюсь я, нежно целуя его в щеку.

— Значит, ты помнишь эту ночь? — спрашивает он.

— Наверное, — честно отвечаю я, — просто я не стала ее портить. Мне хотелось, чтобы это был сюрприз.

— А это лето ты помнишь?

— Да, — тихо отвечаю я,

— Это не честно, — поддразнивает меня Люк.

— Мне очень жаль, — смеюсь я.

Люк поворачивается и нежно целует меня, а потом мы снова смотрим на звезды. Я тесно прижимаюсь к парню, которого ни за что не хочу потерять, и всей душой надеюсь, что сумею его спасти.

Воспоминание о его смерти никуда не ушло, но теперь рядом с ним поселилась надежда. Сейчас, лежа в объятиях Люка, я чувствую себя уверенной и способной на многое. Я спасу этого парня. Я узнаю этого мужчину.

Я крепко-крепко обнимаю Люка, и мы лежим так до тех пор, пока меня не начинает клонить в сон.

А потом Люк дергает меня за рукав.

— Пора ехать, — говорит он. — Я не допущу, чтобы ты снова уснула без напоминалки.

— Почему? — сонно улыбаюсь я. — На этот раз я узнаю тебя наутро.

Я смотрю на него так, что он краснеет до ушей. Смущенно потупившись, Люк улыбается мне, и на его правой щеке появляется ямочка, которая, насколько я помню, останется у него навсегда.

Мне не хочется уезжать отсюда, но я знаю, что Люк прав. Мы не можем вечно прятаться на этом холме. У нас впереди целая жизнь, очень долгая жизнь, если вам интересно мое мнение.

Задыхаясь от волнения, я медленно и тщательно набираю телефонный номер.

Это наш третий телефонный разговор. Третий в числе многих, насколько мне известно.

Я нажимаю последнюю цифру, и у меня подкашиваются ноги при звуке первого пронзительного гудка. Второй гудок — и я смотрю на дверь, чтобы убедиться, что она заперта. Третий — и я начинаю бояться, что он забыл.

Но нет, он подходит.

— Алло? — раздается в трубке низкий хриплый голос, вызывающий у меня одновременно счастье и грусть. Мы потихоньку восстанавливаем наши отношения, в реальном времени и в моих опережающих воспоминаниях, но я каждый раз чувствую, как ему больно.

— Привет, пап. Как дела?

— Просто прекрасно, Тыковка. Что у тебя нового?

Он снова делает это: переводит разговор на меня. Он никогда не говорит о себе — по крайней мере, пока.

Но он научится.

Я поглаживаю пальцами блестящую брошку в виде жука, которая когда-то принадлежала моей бабушке. В моих записках говорится, что эту брошку прислали мне по почте вскоре после нашего первого телефонного разговора. Наверное, он хотел, чтобы у меня осталось что-то на память.

Мог бы просто привезти брошь с собой, когда заедет повидаться в конце лета. Он побудет со мной совсем недолго, но главное — все-таки приедет.