Пусть она замолчит!

— Я только что переехал сюда из Бостона.

— У тебя совсем нет акцента, — мурлычет Джейми.

Ты заткнешься когда-нибудь, Джейми?

— Я прожил там всего три года, — отвечает Люк, по-прежнему глядя на меня.

— И как тебя зовут, бостонский мальчик? — воркует Джейми.

Кажется, меня сейчас вырвет.

— Люк, — отвечает он, не сводя с меня глаз.

— Люк Как-Дальше?

Боже, этот допрос когда-нибудь закончится?

— Люк Генри, — равнодушно отвечает он и, предвидя следующий вопрос, добавляет: — Лукас Джеймс Генри. Лукас — потому что моим родителям понравилось это имя, а Джеймс в честь дедушки.

— Секси, — мурлычет Джейми.

Секси? Как можно сказать «секси» человеку, с которым познакомилась всего минуту назад? Но смешнее всего то, что Джейми, вполне возможно, нисколько не нравится Люк — она просто хочет понравиться ему. Такая вот она, Джейми Коннор.

Но с меня хватит. Плевать, что она моя лучшая подруга, — я выпустила когти. Он мой. Я так решила.

Такое впечатление, что Джейми внезапно научилась читать мои мысли, — во всяком случае, она впервые замечает, что мы с Люком пожираем друг друга взглядом. Моя лучшая подруга слегка отстраняется, чтобы заглянуть мне в лицо, затем переводит взгляд на Люка — и снова смотрит на меня.

— Хммм, — тянет она, и я заранее холодею от страха перед тем, что сейчас будет произнесено очевидное, однако Джейми продолжает допрос с пристрастием: — Итак, где ты был до того…

Ее перебивает внезапная, оглушительная тишина.

Я уже настолько привыкла к шуму, что у меня и сейчас продолжает звенеть в ушах. Тишина кажется мне слишком громкой

Сигнализация отключена. Директор Флауэрс начинает загонять нас обратно в школу, причем делает это таким голосом, что сразу становится понятно, насколько ему отвратительны эта работа и каждая минута, проведенная в нашем обществе.

Мы с Джейми переглядываемся и прыскаем со смеху — настолько не вяжется этот зычный металлический голос с нашим коротышкой директором Флауэрсом.

По крайней мере, я смеюсь именно над этим.

Мы с Джейми продолжаем держаться под руки с небрежностью подруг, знающих друг друга целую вечность. Мой безудержный хохот подстегивает ее веселье, и наоборот. Какое-то время мы просто стоим и смеемся — я и Джейми.

Когда мы обе приходим в себя, когда стихают последние смешки и те, что следуют за ними, я снова оборачиваюсь к Люку.

По крайней мере, хочу обернуться к Люку.

Но его уже нет.

Я лихорадочно обшариваю взглядом толпу, но вижу лишь красно-бело-черные свитера чирлидеров и море других оттенков, модных среди молодежи этой осенью, согласно мнению «Аберкромби энд Фитч» [1].

И тогда я начинаю паниковать, как человек, потерявший нечто, что он по-настоящему любит, например часы, ручку или джинсы.

Оказывается, теперь мы с Джейми уже идем, она держит меня под руку. Честно говоря, мне кажется, что я двигаюсь только поэтому — потому что Джейми тащит меня вперед.

Наконец я замечаю его.

У меня все переворачивается внутри, когда я замечаю впереди футболку Люка, медленно, но целеустремленно продвигающуюся к зданию школы.

Я ликую, но тут же впадаю в уныние.

Как он может идти как ни в чем не бывало?

Ведь между нами что-то было, правда же?

Между нами что-то было, но я засмеялась, и он ушел. И вот теперь он идет себе в класс, словно ничего не было. Словно он никогда не встречал симпатичную, хоть и немного низкорослую, рыжую девушку с уникальным чувством стиля.

Между нами что-то было, и вот теперь Лукас Джеймс Генри из Бостона повернулся ко мне спиной и уходит прочь, а я гляжу ему вслед и с такой силой впиваюсь в руку моей подруги, что вышеупомянутая подруга бросает на меня косой взгляд и сердито вырывает руку.

И тут моя пятница вновь окрашивается черным, и я чувствую себя еще хуже, чем утром, когда закончилось молоко. Просто невероятно, насколько обещание чего-то чудесного может поднять дух; и просто невероятно, насколько осознание несбыточности этого обещания может подрезать крылья.

Наверное, именно поэтому я не могу вспомнить его. Все очень просто.

С расстояния в двадцать футов я смотрю в спину Люка, идущего по коридору мимо физкультурного зала, мимо шкафчиков, классов вождения и кабинетов добровольной военной подготовки в сторону медиатеки.

Словно ничего не было. Вообще ничего.

Впрочем, кто знает? Может быть, ничего и не было.

Но в тот момент, когда Лукас Джеймс Генри заворачивает за угол и скрывается из виду, я твердо знаю одну вещь. Одну-единственную вещь, которая дает мне слабый отсвет кванта надежды на то, что мы с ним еще увидимся.

Хотите знать, что это за вещь?

Люк, возможно, ушел, однако его толстовка по-прежнему осталась на мне.

Выждав, пока глаза привыкнут к пасмурному октябрьскому утру, я пытаюсь прочесть записку, не зажигая лампу. Не получается.

Я слышу, как мама ходит внизу, и знаю, что должна вставать.

Перекатываюсь на бок, вытаскиваю руку из нагретого кокона одеяла, зажигаю старинную лампу, которая, наверное, когда-то была для кого-то особенной.

Возможно, я даже знала бы ее историю, если бы помнила, что было вчера.

Перекатываюсь обратно на спину, подношу записку к самому носу и читаю.

10/19 (воскр.): В выходные совсем ничего не делала. Джейми в отъезде, мама работала как проклятая.

Протупила два дня.

Из пятничной записки: Темно-синие джинсы и черпая кофточка с круглым вырезом; пожарная тревога во время физры (была одета в футболку с кошкой… одолжила ее у Пейдж, так как у меня в шкафчике не оказалось).

Просьба Пейдж (на этой неделе). Попробуй поговорить с Джейми (это бесполезно, но постарайся).

С утра — визит к д-ру. Авария по дороге (не с нами).

Не смотри.

Принеси в школу: пластыри для почти зажившей мозоли, штаны для йоги, футболку. МОБИЛЬНЫЙ ТЕЛЕФОН (у мамы в машине)

Эта записка ничем не отличается от тех, что будут оставляться — мною или для меня — на моем ночном столике или где-то поблизости каждое утро, до конца моих дней. По крайней мере, тех дней, которые я могу вспомнить.

Я сажусь на кровати, убираю записку и откидываю с лица вздыбленные после сна морковно-рыжие волосы, чтобы посмотреть на часы.

6:44.

Пора шевелиться.

Откидываю тяжелое одеяло. Машинально нашариваю ногами пушистые тапочки, не помню, кем и когда оставленные перед кроватью.

В глубине живота притаилось беспокойство, которое останется со мной надолго, Возможно, навсегда.

Я бываю спокойна лишь краткую долю секунды между тем, как открываю глаза, и тем, как на меня обрушиваются первые воспоминания.

А потом я вспоминаю.

Я вспоминаю все мелочи, которые проходят мимо внимания всех нормальных людей.

Но только не мимо меня.

Я все еще стою посреди комнаты. Моей комнаты. Я вижу ее впервые, но помню по завтрашнему дню.

Пустая кружка с использованным чайным пакетиком, намотанным на ручку, стоит на столе, на подставке. Корзина для грязного белья возле шкафа, черный свитер свешивается через край, словно боится выпасть или, наоборот, пытается выбраться наружу. Плакаты и фотографии, иллюстрирующие жизнь обычного подростка.

Забавно.

Изо всех сил вытягиваю руки над головой в надежде, что это простое движение успокоит мои напряженные нервы, и одновременно разглядываю дурацкий коллаж из фотографий, на которых я запечатлена вместе с девочкой, известной мне как моя лучшая подруга Джейми Коннор. Джейми присутствует не только в моем завтра, но еще во множестве будущих дней и лет, поэтому я узнаю ее сегодня. Коллаж выглядит очень по-детски, но я знаю, что он погибнет наутро после прощального бала этого школьного года, так что пусть пока повисит.