Миа без всяких подсказок сообразила, что перед ней участница «тройки». Взгляд мисс Хьюстон выдавал интимное знакомство с обоими.

Джейс встал, задумчивый и мрачный.

— Не позорьтесь, Эрика. Идите домой. Не надо устраивать сцен на публике. Завтра вы об этом пожалеете.

Джейс потянулся к Миа так, чтобы та встала сбоку, подальше от Эрики.

Брюнетка ожесточилась и прищурилась.

— Единственное, о чем я жалею, так это о времени, потраченном на вас.

Она повернулась на высоченных каблуках и пошла прочь, а Джейс и Миа так и остались стоять возле столика.

— Да вас, ребята, преследует ведьма, — вполголоса заметила Миа. — Просто колдовство. Она является точно вовремя и именно в тот ресторан, где мы обосновались, как будто других на Манхэттене нет.

Мужчины не захотели отвечать. Похоже, что оба стремились вообще стереть случившееся из памяти. Миа сочла бы это забавным, не будь они такими взбешенными.

Они молча вышли из паба, дошли до машины Джейса, сели, и тот сказал, глядя в зеркало заднего вида:

— Прости, что так вышло, Миа.

Она улыбнулась:

— Как будто я не знаю, что вокруг вас всегда вьются женщины. Кстати, если снова захотите куда-нибудь отправиться в обществе простушки, позвоните мне. Кормят здесь классно. Я набрала фунтов пять и наберу еще столько же, когда съем торт Кэролайн.

— Ради всего святого, — простонал Эш. — Дай нам забыть ее бредни. Надо же, какая сука. До сих пор в голове не укладывается, что она посмела так тебя оскорбить.

— Сомневаюсь, — пожала плечами Миа, — что меня спасло бы вечернее платье. Она бы и тогда постаралась меня унизить. Как это я посмела быть с вами?

Джейс многозначительно скривился, переглянувшись с Эшем. Вид у обоих был подавленный, и Миа захотелось смеяться. Она знала их секрет, и ей было забавно наблюдать за их стараниями выяснить, много ли ей известно.

Машина подкатила к ее дому. Джейс высадил Миа и Эша, а сам поехал разворачиваться.

— Эш, спасибо за обед. Было весело, — сказала Миа, когда они вошли в холл.

Эш поцеловал ее в щеку, и Миа ступила в кабину лифта.

— До завтра на службе! — крикнул Эш.

Миа помахала ему. Двери закрылись, и он исчез из виду.

До чего интересно обернулся обед. Финальная сцена так и стояла у нее перед глазами.

Мобильник ожил, пришло сообщение. Выйдя из лифта, Миа прочла эсэмэску Гейба.

Надеюсь, ты отлично провела время с Джейсом и Эшем. Напиши, я хочу убедиться, что ты благополучно вернулась домой.

Ее сердце забилось, дыхание пресеклось. Она не знала, забота ли это. Скорее, власть, но эсэмэска взволновала ее до глубины души.

Она быстро набрала ответ и улыбнулась на пороге.

Только пришла. Замечательно посидели. До завтра.

Телефон Гейба зазвонил, едва тот вошел в здание. Гейб приехал раньше обычного. Это успело войти в привычку: ритуал, вызывавший чувство удовлетворения и покоя, особенно когда он приезжал на работу вместе с Миа после ночевки у него дома. Минувшую ночь он провел скверно, без конца просыпаясь. Таким же был и вечер. Гейб долго ворочался, представляя, что и Миа лежит одна.

Такие ощущения ему не нравились. Было нестерпимо сознавать, что он стал зависеть от Миа и успокаивался только в ее обществе. Озабоченный кретин — недопустимое поведение в его возрасте и при его опыте.

Увидев, что звонит мать, Гейб поморщился. Нет уж, пусть пообщается с голосовой почтой. С этой мыслью он вошел в лифт, решив перезвонить из кабинета. Ее слова не предназначались для чужих ушей.

Этаж встретил его тишиной пустых кабинетов. Безлюден был и коридор, по которому он направился в свой кабинет. Миа появится еще часа через полтора, а Гейбу уже не терпелось ее увидеть, и мысли о ней гнали возбуждение по всему телу. Он вошел в кабинет, сел за стол и некоторое время сидел, сгибая и разгибая пальцы. Надо было заехать за ней. Еще лучше было бы послать к ней машину вчера, после ее возвращения с обеда. Но он решил доказать себе, что не нуждается в постоянном присутствии Миа и не думает о ней, когда ее нет. Он нуждался в дистанции, потому что Миа быстро становилась пристрастием, от которого не существовало спасения.

Увы, пока он не слишком преуспел.

Гейб набрал номер матери и дождался ответа.

— Мам, это Гейб. Извини, что не сразу ответил на твой звонок. Я ехал, и мне было не очень удобно разговаривать.

— Ты не поверишь, — сказала она убитым голосом.

Мать явно не собиралась ходить вокруг да около.

Гейб вздохнул и откинулся в кресле, уже зная, что его ждет. Но все же изобразил неведение:

— Во что я не поверю?

— Твой отец заявил, что хочет вернуться! Ты представляешь? Вчера вечером он приезжал сюда.

— А ты сама чего хочешь? — осторожно поинтересовался Гейб.

Мать запнулась, повисло долгое молчание. Она явно не ожидала, что он останется спокоен. А может быть, даже не задумывалась, чего же ей хочется.

— Он говорит, что не спал с теми женщинами. Уверял, что любит меня, хочет вернуться. Называл свой уход величайшей ошибкой в жизни! — воскликнула мать. Чувствовалось, что она заводит себя. — Он купил дом. Гейб, ты слышишь? Дом! Кто-нибудь купит дом, если не собирается уйти и забыть ту, с кем прожил столько лет?

— Ты ему веришь?

Последовала очередная пауза. Затем мать тяжело вздохнула, и Гейб представил, как она сидит, понуро опустив плечи, готовая вот-вот расплакаться.

— Не знаю, — наконец ответила мать, и голос ее был полон скорби. — Гейб, ты же видел снимки в газетах. Даже если он и не спал с этими девками, люди будут считать иначе. А теперь он приползает ко мне, потому что, видите ли, сделал ошибку. После всех унижений, через которые я прошла, после всего, что мне пришлось вынести, он ждет, что я возьму и прощу его? И мы продолжим жить вместе, словно он не бросал меня на сороковом году совместной жизни?

Гейб помалкивал, потому что сказать ему было нечего. Он не мог решать за нее, равно как и не мог ратовать за возвращение отца. Он знал, что она чувствует. Очень хорошо знал. Судьба посмеялась над ним, заставив в один день выслушивать покаяния отца, желавшего вернуться к матери, и мольбы его бывшей жены. Нет, он никогда не позволит Лайзе вновь войти в его жизнь. И он хорошо понимал чувства матери, ошеломленной и возмущенной отцовским визитом. Гейб будет последним лицемером, если начнет подталкивать мать к прощению. Он этого не сделает, даже если в душе желает воссоединения родителей. Ведь это была его семья. Двое людей, которых он всегда любил и уважал.

— Мама, я понимаю, почему ты сердишься, — сказал Гейб. — И я тебя не упрекаю. Но ты должна поступить так, как хочется тебе. Разберись, в чем счастье, и наплюй на чужие мнения и чужие слова. Ты его по-прежнему любишь?

— Конечно люблю, — взволнованно ответила мать. — Этому не пройти ни через месяц, ни через два, ни даже через год. Нельзя прожить с человеком тридцать девять лет и мгновенно разлюбить его лишь потому, что ты ему больше не нужна.

— Не спеши, — посоветовал Гейб. — Ты правишь бал, мама. Отцу придется попотеть, чтобы ты поверила в искренность его слов. Не будет никакой беды, если ты подождешь и все взвесишь. Никто не просит тебя соглашаться прямо сейчас.

— Ты прав, — отозвалась мать. — Я и не соглашусь. Слишком многое придется разгрести. Я люблю его, но и ненавижу за то, что и как он сделал. Я не забуду эти снимки, где он стоит под ручку с очередной стервой. Вчера смотрела на него и все равно видела их физиономии.

— Я просто хочу как лучше для тебя, — отозвался Гейб. — Неважно, что это будет. Я тебя поддержу, как бы ты ни решила поступить.

В трубке послышался новый вздох, и Гейб уловил в материнском голосе слезы. Он сжал зубы, стиснул кулак. Будь проклят его папаша за все, что натворил.

— Спасибо, Гейб. Я благодарю Бога за то, что у меня есть ты. Не знаю, как бы я справилась в одиночку.

— Я люблю тебя, мама. И всегда готов тебя выслушать.