Через пять минут тишину улицы разрывает яростный гул мотора. Мда, как в песне: «Ревет и стонет джип широкий». Приносится черный механизавр Истислава. Мощная машина с тонированными стеклами игнорирует красный свет, благо никого на дороге больше нет.

- Такси заказывали? – опускает боковое стекло альфа и оглядывает Харлама. – Ух, классно покоцали! Оставишь новые шрамы или в этот раз заглянешь к Целителю?

- Я за шрамы! – подает голос бета из утробы внедорожника. – Огненный, у меня великолепная идея! Пускай Харламчик будет талисманом ватаги. Ему даже одеваться ни во что не надо, наоборот, пускай разденется и ходит голенький и разукрашенный…

- Я с ними не поеду! – в ужасе восклицает Дарико, отходя подальше от высокой подножки и прячась за мою спину.

- Посмотри с другой стороны, - мягко говорю. - Их любой извращенец испугается и за версту обойдет. Идеальная защита.

- Нет!!! - вцепляется она мне в пиджак.

Насилу ее уговариваю, и грузинка, грустно вздохнув, садится на заднее сидение.

- На неделе жду от тебя ответа, - на прощание бросаю грузинке.

Она не захлопывает дверь и пристально смотрит мне в глаза. Переводит взгляд на сгорбившегося на скамейке Агаркина, потом на избитых дворян вдалеке.

- Я с вами.

Быстра!

- Точно?

- Да, только предупреждаю, Арсений. Тут схлопотать по лицу уже можем мы с тобой.

- Куплю в аптечку побольше зеленки, - киваю серьёзно.

Ее наконец прошибает на милую улыбку. Ну и славно.

- Убедил, Арсений, - опускает девушка реснички. - С такими мерами не поспоришь.

Мы улыбаемся друг другу, как будто словили общую волну. Конечно, подробности вот этого "схлопотать" уточною попозже. Сейчас на очереди другой проблемный.

Механизавр наконец с грохотом уносится, я оборачиваюсь к Харламу, вытирающему рукавом расшибленный нос.

- Ну, рассказывай, крашеный, от кого скрываешься-то?

- Крашеный? – испуганно сжимается на скамейке Харлам. Он бросает затравленные взгляды по сторонам, но я широко расставил ноги – если вздумает бежать, нагоню, повалю и добавлю временных шрамов. – Ну и шутки у тебя, зам атамана.

В двухстах метрах от остановки паркуется «скорая» и полиция. Избитых пижонов грузят на носилки и увозят. Полицейский допрашивает девиц, но те, судя по всему, в нашу сторону даже не показывают. Хоть и поглядывают на нас. Ну-ка, ну-ка послушаем. Осторожно выглядываю из-за перегородки остановки. Полицейский стоит ко мне спиной.

- Сами нарвались, - доносится звонкий голос одной барышни. – Напали на мальчика, а он сильный оказался.

- Опишите его.

- Широкоплечий, высокий, очень мужественный, - пауза. - Красавчик.

- А цвет волос или глаз?

- Темно было, не видно, - пожимает девица обнаженными плечами, при этом не отрывая взгляда от меня. Я как раз под фонарем стою, и мою уложенную шевелюру сложно не разглядеть.

- Тогда как же вы определили, что красавчик?

- А просто девушки чувствуют такое, - беззаботный ответ. - Чего пристали?

Но, похоже, девицы пали жертвами моего обаяния. Неудивительно – судя по их спутникам, которым незазорно было напасть впятером на одного, девушки по характеру слабые и ведомые, это не гордые дворянские ласточки, а падкие на выпендрежную демонстрацию силы бесхребетные наседки. Чем краше у самца хохолок - тем круче. Вот я сейчас показал свой алый гребень, заклевал спутников девиц и тем самым стал завидным альфецом. Ну и болотопсы с ними. Главное, что нечего бояться разборок с служителями закона.

Возвращаюсь к затихшему Агаркину. Его от полиции закрывает рекламный щит рядом со скамейкой.

- Слушай, Харлам, - твердо начинаю. – Каждый имеет право на личные секреты, но тебе позволить такую роскошь я не могу. Ты слишком подозрителен. Придется тебе рассказать, зачем прячешь цвет глаз за линзами и красишь волосы в черный, - он касается разлохмаченной челки. – Ты хорошо постарался с маскировкой. Остальные купились, разве что линзы вряд ли обведут вокруг пальца опытных ищеек. Слишком своеобразно переливается свет на искусственной поверхности. К тому же Истислав с Истомой видели твои шрамы. Они опознали пулевые ранения, а это уже не шутки. На тебя что, разбойничьи банды охотятся?

Харлам закрывает лицо ладонями:

- Нет, мой отец, - выдыхает парень, вздрогнув. Вздрогнув так резко и нервно, что чуть не рухнул при этом на колени. Я отчетливо определил обуревавшую нашего ловца эмоцию – страх. Харлам напуган до тряски.

Сажусь рядом с парнем, кладу руку ему на плечо. Пускаю смягчающий нервы импульс. Помогает совсем немного. Похоже, здесь кроется тяжелая семейная драма. А я-то уже обрадовался, что наткнулся на своего потерянного легионера, но теория вероятности лишь посмеялась над моими чаяниями. Учитывая соотношение землян и остатков Золотого Легиона, моих людей запросто могло раскидать по всему Земному шару. Есть, правда, небольшая надежда, что выплеск душ из Анреалиума произошел концентрированно в одно месте. Но в тверских больницах не нашлось больных с симптомами, намекающими на принадлежность к Легиону.

- Это твой отец резал тебя… и стрелял? – А еще жег и мало ли что еще творил.

- Он, - кивает Харлам. У парня многое накипело в душе, и, похоже, он больше не в силах скрывать правду, несмотря на смертельный риск. – И его люди. Они убили мою маму, - он делает паузу, видимо, чтобы справиться с подступившим спазмом. - На самом деле меня зовут Бабушкин Василий. Мой отец – известный криминальный авторитет Бабушкин Петр, по прозвищу Чудо-Юдо.

- Интересная кличка, - замечаю.

- Она дана за облик. Отец – жива-мутант с чудовищной внешностью. Лет пять назад Чудо-Юдо контролировал весь преступный мир на Южном Урале, но его смогли захватить имперские спецслужбы. Сейчас его содержат в тюрьме для опасных заключенных «Большой людоед».

- Интересное название, - снова замечаю.

- Название тюрьмы содержит намек, что она пожирает своих заключенных. Там обитают маньяки, каннибалы и террористы. Некоторые долго не выдерживает, сходят с ума и умирают. Но Чудо-Юдо тюрьма не поглотила, он приспособился к режиму Территории монстров и руководит своими людьми даже оттуда.

- Хм, одно из поручений Чудо-Юды – охотиться на тебя с матерью?

Парень кивает.

- Когда отца наконец повязали, мы с мамой поняли, что это шанс на нормальную жизнь. Тогда-то мы и сбежали. Пытались скрыться, но отец объявил нас в розыск. Его люди преследовали нас по всей стране, пока маму не подстрелили на берегу Днепра. Умирая, она взяла с меня обещание, что я никому никогда не скажу, как меня по-настоящему зовут.

- Сегодня ты нарушил обещание, - тихо говорю.

- Больше нет сил молчать, - так же тихо отвечает Харлам-Василий. – Тем более, ты меня раскрыл. Да и сам я уже сдался. Стоит мне закрыть глаза, я вижу либо умирающую мать, либо отца с шипящим утюгом в красной клешне… - его передергивает.

- Клешне?

- Жива-мутации полигонных испытаний на Байкале обезобразили отца и слепили из него чудовище.

- Правильно, что рассказал, - киваю. – Неправильно, что решил завтрашним утром снова сбежать.

- Как ты понял? – хлопает он глазами.

- Тц, не тупи. Это просто, - пожимаю плечами. – Твое поведение в последние годы – сплошное бегство. Сбежать – твоя инстинктивная реакция на... да на всё что угодно.

Харлам весь сникает и удрученно говорит:

- Я открыл тебе свое имя, мне нужно снова скрываться. Один я не переживу перестрелок с людьми отца. Мама умела…убивать, я же не такой.

Совсем раскис. Пускаю новую воодушевляющую волну. С таким убитым настроением не лишнее.

- Слушай, я же не собираюсь звонить этому Чудо-Юду и сдавать тебя, - мягко замечаю. – Не торопись убегать. Ты же любишь Грон, я видел, как ты играешь. В средней школе у тебя уходила уйма часов на тренировки, иначе бы ты не добился такого результата. Сейчас у тебя шанс показать себя и сразиться за Кубок.