Я не только ел деревенские деликатесы и дышал свежим воздухом. За три дня мы с отцом напилили чурок, а потом я нарубил дров на год вперед, нажив несколько водянок. Вся родня, от которой не скрывали наш брак, приняла Люсю, как родную. О нашем творчестве никто не знал, а мы сами о нем не распространялись. Сергей устроился на постой за пять изб от нас и наслаждался бездельем.

Сегодня я наконец привел в порядок велосипед и смотался на нем за хлебом. Люся тоже покаталась, только для нее мне пришлось почти до конца опустить седло.

— Раньше я любил спускаться на нем оттуда, — показал я на дорогу, поднимавшуюся на небольшой холм прямо за деревней. Подниматься долго, зато потом несешься, как на мотоцикле!

— Я тоже так хочу!

— Пожалуй, пора разобрать велосипед, — задумался я. — Мне только не хватало, чтобы ты себе свернула шею. Как мне после этого жить и что сказать твоим родителям? Пойду и утоплюсь в озере. Финал в стиле "Ромео и Джульетты".

— Не буду я оттуда ездить, — обняла она меня. — Слушай, все твои родственники просто замечательные и ко мне относятся, как к родной. Все, кроме твоей бабушки. Почему?

— Не обращай внимания, она к нам ко всем так относится. В свое время она подобрала отцу невесту, а он взял и женился на городской. Отсюда и неприязнь. Я на это уже давно не обращаю внимания.

— Ген, а сколько им осталось?

— Бабушка умрет через два года, дед еще через год. Ирина будет жить долго. В конце почти полностью ослепнет из-за катаракты, а потом прозреет из-за Кашпировского.

— А кто это? Врач?

— Психотерапевт, который лечил людей по телевизору. Потом расскажу.

— Какой телевизор, если ты говорил, что здесь не будет электричества?

— А я тебе такого не говорил. Я сказал, что его при мне не было, а она к тому времени уже будет жить в городе. Есть такой небольшой город — Смела.

— Мы еще долго здесь будем?

— А что, уже надоело? Возьми послушай радиоприемник.

Перед поездкой я купил "Веф-Спидолу", чтобы слушать новости. Младший брат смотрел на нее жадными глазами, но дарить ее не было смысла: мотаться для него за батарейками в районный центр никто не станет.

— Наоборот, мне здесь очень нравится. И в сене очень понравилось. Давай еще туда сходим, а то здесь постоянно кто-то мешает, а твоя бабушка из хаты не выходит. Сколько можно терпеть?

— Еще пара дней и уедем. Я стариков, скорее всего, вообще больше не увижу, а отец приедет только на похороны, так что немного потерпи. А сено, наверное, уже вывезли.

На третий день после нашего разговора дедушка взял в колхозе повозку, запряженную одной лошадью, и повез нас всех, включая Сергея, на станцию. Ехали больше двух часов, поэтому я включил свой приемник и настроился на "Маяк". Передавали эстрадные песни, а после них сообщили последние новости.

— Вот те раз! — сказал я, услышав об отставке Макнамары.

— А что не так? — спросила Люся. — Ты о демонстрации евреев в Москве?

— Все так, — ответил я.

Не говорить же при всех, что в моей реальности министр обороны Соединенных Штатов ушел в отставку на полтора года позже. Дед Тихон привез нас на привокзальную площадь, где мы и попрощались.

Сергей ненадолго исчез, а потом вернулся и сообщил, что билеты для нас будут за час до прихода поезда. Этого прихода пришлось ждать пять часов. Билеты были только в плацкарт, но в один вагон. Нам с Люсей достались боковые места, родители заняли два места напротив, а Сергей ушел в конец вагона. Вагон был полон пассажиров, в тамбурах не переставая дымили папиросами, но почти все окна были приоткрыты, и табачную вонь выдувало. Часам к десяти вечера все постепенно угомонились и улеглись на свои места. Потом выключили свет, и наступил сон, прерываемый ором репродукторов на больших станциях и резкими рывками состава. В Ростов-на-Дону прибыли днем и сразу же отправились на автовокзал, откуда автобусом доехали в Азов почти до самого дома стариков. Сказать, что они нам обрадовались — значит ничего не сказать. Правда, когда узнали, кем мне приходится Люся, долго приходили в себя. О своей свадьбе мы, естественно, никому не писали, и жену они знали только по нашим выступлениям на эстраде.

— Федор Прокофьевич! — представился дед. — А это Наталья Яковлевна. Честное слово, мы за вас очень рады, просто это слишком неожиданно!

Жили они в двухкомнатной квартире на втором этаже двухэтажной "сталинки" с большим уютным двором. Кроме комнат, было нечто вроде лоджии, которую застеклили и превратили еще в одну комнату для летнего времени. Комнаты были немаленькие, но кроватей на нас не хватало, поэтому из подвала принесли две раскладушки. Сергей довел нас до дома и убежал устраиваться сам и решать вопрос со связью. Я ходил по квартире, которую не видел больше полувека и испытывал те же чувства, как и тогда, когда первый раз осознал себя в детском теле и смотрел на наши комнаты и воскресших родителей. Старые статуэтки, граммофон, волчья шкура на потертом кожаном диване, сказки Пушкина… Каждый предмет был знаком и почему-то навевал грусть.

— Что это ты какой-то не такой? — заметила мое состояние жена.

— Слишком давно здесь не был. Все связано с детством, а я, в отличие от тебя, отношусь к нему с ностальгией. Время не остановить, и все дети стремятся быстрее стать взрослыми. Все это правильно и естественно, но больно. Тебе пока не понять. Я думал, что это чувство уже ушло, оказывается, нет.

— Старичок! — она поцеловала меня в губы. — Пойдем ко всем. Сам же говорил, что главное это не вещи и дома, а люди. Видел, как они тебе обрадовались? Дедушка у тебя кто?

— Был корреспондентом газеты "Молот", а бабушка Ната никогда не работала. Они замечательные люди, хоть и не без недостатков, но чтобы их заметить нужно не на две недели приехать в отпуск, а пожить с ними пару лет.

— Можно подумать, у тебя нет недостатков! — сказала жена. — Чем будем заниматься?

— Покажу тебе город, сходим в одно место, где должна жить моя жена из той реальности и будем ходить на пляж. Слава богу, Дон еще чистый. А если переедем на другой берег, будет песчаное дно. А чуть позже проедемся на "Комете" в Таганрог к родственникам. Там уже искупаемся в море. Устраивает тебя такая программа?

— Это она! — сказал я, во все глаза глядя на девчонку, вышедшую из подъезда старого двухэтажного дома.

Сейчас ей было одиннадцать лет.

— Не красавица, — сделала вывод жена. — Но симпатичная. Только уж больно серьезная.

Светлана прошла мимо нас, помахивая сумкой, не обратив внимания. Было видно, что ее мысли бродят где-то далеко-далеко.

— У нее очень нелегко сложилась жизнь, — пояснил я. — Родители уже разбежались. Сейчас она живет с матерью, позже будет жить с новой семьей отца. Я ведь ее такой никогда не видел. Когда нас познакомили, ей уже было двадцать семь лет.

— И долго ты за ней ухаживал?

— Где-то с месяц, потом пошли в ЗАГС.

— Быстро у вас!

— А у нас была любовь с первой драки.

— Это как?

— А вот так. Она тогда после работы играла в азовском ТЮЗе. Вот меня и пригласили на спектакль, чтобы мы познакомились. Спектакль был "Разговоры в учительской". Мы друг другу с первого взгляда как-то не приглянулись, но я, как джентльмен, пошел ее провожать до общежития. Дело было вечером в конце октября. Идем это мы, значит, по березовой аллее и обгоняем двух подвыпивших парней. Дорогу они нам, понятно, уступать не собирались, а асфальтированная дорожка такая, что не обойдешь. Вот я и отодвинул одного из них. На мне тогда было что-то вроде утепленного пальто, на голове — шляпа, а на ногах — югославские туфли с каблуками в три пальца. В общем, вид еще тот. Вот этот парень, которого я слегка оттолкнул, махнул рукой и сбил мою шляпу, причем не куда-нибудь, а в порядочных размеров лужу. Сама понимаешь, что утереться и уйти просто так я не мог. Вот мы там и подрались, причем я попытался применить то немногое, что знал из каратэ. Как ни странно, все получилось, хотя мне здорово повезло, что мои противники были под мухой. Посмотрела она на то, как я прыгаю на югославских каблуках, и решила со мной сразу не рвать. Ну и я решил то же самое, и потом ни разу не пожалел о своем решении. Надо будет, когда она приедет сюда после своего фармацевтического института, помочь с квартирой. Надеюсь, ты не будешь ревновать.