— Может быть, на этом и закончим?

— Расскажи о себе. Что стало с тобой прежним? Ты говорил о себе, как о старике, но я в тебе старика не чувствую. Конечно, ты взрослей своих лет, но не старик. Я на них в свое время насмотрелась!

— Понимаешь, когда я только очнулся в детском теле, умом я был таким же стариком, как и перед смертью. А мальчишки я не чувствовал.

— Какой смерти? — перепугалась Люся.

— При переносе сознания прежнее тело умирает, — пояснил я. — В это тело попали все знания, весь мой опыт и привычки — все то, что вместе составляет личность.

— А что было потом?

— Мы слились, но свою детскую половину я ощутил только по проснувшейся памяти последних дней и по щенячьему восторгу от новых возможностей. А потом я незаметно начал меняться. Мне сказала та девочка, что личность ребенка окажет влияние на мою, но я никак не ожидал, что оно будет таким большим. По сути, от прежней личности, кроме знаний, мало что осталось. Я не он, и не тот, что был прежде, а нечто среднее, не предусмотренное природой. Люся, я тебе рассказал о себе, тебе не противно?

— Дурак! — обиделась она. — Такого, каким ты был раньше, я бы не полюбила, а раз тебя люблю, значит, буду любить всегда! Ну что в тебе от старика? Опыт и знания? Так что в этом плохого? Скажи лучше, почему не хочешь жениться вторично на бывшей жене? Ведь она была?

— И жена была, и дети. И любили мы друг друга. Жили по-разному, и бедно, и в достатке, но дружно, и из-за невзгод друг другу нервов не трепали. Мальчишек вырастили, и помогли подняться на ноги. Она очень хорошая женщина, но я сразу решил, что не стану повторять свою жизнь, а теперь еще влюбился в тебя.

— А что теперь с ними будет?

— Светлана, наверное, выйдет замуж за другого, а тех детей просто не будет. Они остались только в моей памяти.

— Но как так можно? Это же твои дети!

— Если я даже возьму в жены свою бывшую жену, дети у нас все равно будут уже совсем другие. И внешне, и как личности. Зачатие это процесс случайный и внешность тоже зависит от многого. У меня оба парня были внешне совершенно разные. И воспитывал бы я их сейчас по-другому, и условия жизни, я думаю, будут гораздо лучше. Так что тех детей я не смогу воспроизвести при всем желании. Пойми, что должна поменяться вся реальность. Миллионы одних людей не родятся, зато появятся миллионы других! Если получится отвести человечество от бездны, все будет оправдано! А если нет, ничего уже не будет важным.

— Тебе виднее! — она поежилась. — Что-то я стала мерзнуть. Давай пойдем обратно, а ты мне расскажешь, что думаешь делать.

— Для начала думаю сделать все, чтобы сохранить Советский Союз. В нашем государстве есть много недостатков. Если действовать с умом, часть из них можно убрать, но с остальными придется мириться. Если предотвратить развал экономики и государства, провести нужные реформы и убрать кое-кого из руководства, можно с учетом моих знаний превратить Союз в самое мощное государство планеты. Для этого придется не только возвыситься самим, но и приспустить Соединенные Штаты. Такие возможности существуют.

— А что это даст, если остальной мир не изменится? Людей в Африке станет меньше?

— Проблема не только в численности, — пояснил я. — На нее тоже можно найти управу. Кризис шел сразу по многим направлениям. До своего развала наша страна тратила большие деньги на фундаментальные исследования. Это очень важно. Денег в них нужно вкладывать много, а быстрой отдачи не бывает. Американцы должны были делать то же самое, но, как только у нас все рухнуло, они сразу же урезали эти расходы, а многие исследования прекратили совсем. А ведь одна из бед это выброс в атмосферу углекислого газа. Нефть почти всю сожгли за сотню лет, а ведь природа заталкивала в нее углерод миллионы лет! Газ еще был, но уже собирались добывать гидраты в океане. И опять все это стали бы сжигать! А это означает, что углекислого газа, которого и так чересчур много, станет больше, и атмосфера разогреется еще сильнее. А ведь наши физики далеко подвинулись в работах по термоядерным реакторам. После нас немного подергались европейцы, на этом все и заглохло. Человек — это такое паршивое создание, которое даже о своем будущем начнет думать, когда в темя клюнет жареный петух, и будет поздно. А о детях-внуках вообще мало кто думает. Пусть заботятся о себе сами!

— Ну хорошо, — сказала она. — Сделали эти реакторы, и что?

— Реакторы — это море почти даровой энергии, на которую можно перевести весь транспорт и все остальное. А значит, почти не понадобится нефть. Сколько ее там нужно для химии! Выбросов углекислого газа нет, бурения морского дна не будет и загрязнение атмосферы и океана уменьшится в десятки раз. Да и опреснение воды не будет проблемой. Обуздать гонку вооружений, которая сожрала половину мировых ресурсов и взять под контроль генетику. Кроме того, реакторы я тебе привел для примера, там еще много чего было. Да и численность населения в слаборазвитых государствах можно уменьшать разными способами.

Вдаваться в подробности я не стал: ей бы мои способы не понравились.

— И как сохранить Союз?

— Давай поговорим об этом как-нибудь потом, — сказал я. — Мы уже пришли. Ты совсем замерзла, иди отогреваться. Встретимся завтра в школе.

После этой прогулки прошло два дня. Сегодня вечером мы тоже намечали прогулку, но помешала непогода. А сейчас я смотрел на беснующуюся пургу, сна не было ни в одном глазу, а в голову лезли неприятные мысли. Попав сюда, я продумал вроде бы неплохой план. У него был плюс — я оставался в стороне. Написал, отдал и свободен. И под удар я мог попасть только случайно. А теперь мне этот план категорически не нравился. Безопасный, но велика вероятность, что все окончится пшиком, и только продлит агонию. Через пару месяцев я закончу все свои записи, а до отцова отпуска их еще будет четыре. И все четыре месяца сидеть и ждать? Мне пришла в голову одна мысль… Надо будет над ней подумать позже, а пока следовало подогреть интерес к "Человеку будущего", иначе до выхода сборника обо мне могут и не вспомнить. Я неплохо натренировал свой слух и продолжал работать с голосом. Для моих целей нужно было пианино и хороший девичий голос. И то, и другое у меня было. Решив завтра же поговорить с Люсей, я применил медитацию и уплыл в сон.

Я знал, что моя подруга не несется, как некоторые, чтобы успеть к началу занятий, а приходит минут за пятнадцать до звонка, поэтому тоже решил выйти раньше. Я перегнул палку, когда на глазах всей школы вытащил Люсю из класса, поэтому пришлось пообещать Новикову, что больше таких прогулок не будет. А где тогда разговаривать, если на перемене половина класса никуда не уходит?

— Что-то случилось? — забеспокоилась она, увидев меня в классе так рано.

— Ничего не случилось, — сказал я. — Просто нужно поговорить. Вот черт! Говорила мать одевать валенки, а я не послушал. Намело такие сугробы, что в каждый ботинок попало по полкило снега, и теперь носки мокрые! Хорошо хоть в классе жарко. Люсь, мне нужна твоя помощь!

— Поменяться носками?

— Потом будешь шутить. Давай отойдем к окну, а то у некоторых не уши, а локаторы.

Смирнова, которая прислушивалась к нашему разговору, демонстративно фыркнула и занялась учебником.

— Мне нужно, чтобы ты вместе со мной спела на телевидении одну песню.

— Шутишь?

— Я один ее нормально не исполню, а в паре с тобой — запросто. К сожалению, я не знаю нот, но для гитары мелодию подберу. Могу и для пианино, но долго провожусь. Ты сможешь подобрать мелодию на слух?

— Простую подберу, с аккордами — не знаю. С ними я еще ничего не подбирала.

— Сама мелодия несложная, там аккорды, по-моему, только в припеве. В крайнем случае, обойдемся без них. Я сыграю на гитаре, а ты — на пианино. Должно получиться классно! Только петь нужно громко. В студии есть микрофон, а на прослушивании ничего не было. Давай мы тебе йогой укрепим связки?

— Это как?

— Мой голос помнишь? Так вот я его правил йогой и сейчас продолжаю этим заниматься. Давай сходим к тебе после уроков, я покажу, что нужно делать, и поговорю с родителями, чтобы они тебя не потянули в психушку.