— С тобой будут постоянно работать, — сказал он, поднявшись с кресла. — И постоянно будут проверять. Поэтому будь к этому готов. Слишком важные вопросы будут решаться, опираясь на твои сведения. Обид здесь быть не должно. И твоя работа без вознаграждения не останется. Но вашу свободу некоторым образом ограничат.

— В Минске ее тоже ограничили, — сказал я, — но не очень сильно. Я этого почти не почувствовал. Временами присматривали оперативники, по моей просьбе обучали самбо и заставили носить несерьезный ствол. Этажом ниже поселили следователя, который передавал мне вопросы и забирал ответы. Вообще вся связь шла через него, с людьми группы Машерова я встречался считанные разы.

— Оружие мальчишке? — удивился он.

— Я, между прочим, старший лейтенант, — сказал я. — А из выданной мне хлопушки отстрелялся не хуже оперативников. Правда, воспользоваться так и не пришлось, но это и к лучшему.

— Да, я забыл. Но все равно — это нарушение. Здесь охрана будет плотнее, думаю, тебе самому защищаться не придется. Но это мы еще обговорим с профессионалами. А вариант с соседом надо будет обдумать, возможно, так поступим и мы. Незачем привлекать к тебе лишнее внимание. С тобой, кстати, хочет побеседовать Келдыш. Знаешь о таком?

— Мстислав Всеволодович? Конечно, знаю.

— Возможно, придется консультировать еще и ученых. Конечно, не напрямую, а через посредников. О тебе знает только президент Академии. С тобой говорили об экстерне?

— Как только обживемся на новых квартирах, так и начну. Нужно все-таки с месяц посидеть за учебниками, чтобы нормально отчитаться за два класса.

— А что еще за ерунда с женитьбой?

— Почему ерунда? — сказал я. — Мы любим друг друга и хотим через год пожениться.

— Почему через год?

— Мы готовы и сейчас, — пояснил я. — Тем более что никто детей заводить пока не собирается. Но через год нам будет шестнадцать лет. В мое время в таком возрасте уже женили, хотя в России это не было распространенной практикой.

— Вы что, уже…

— Еще нет, — ответил я. — Терпим, но из последних сил. Я сам против ранних браков, но тут положение несколько необычное. Наверное, виноват все-таки я. Мы слишком многое себе позволили, а теперь приходится себя ломать, а это не способствует душевному равновесию. Я полагаю, можно сделать исключение. От кого многое зависит, тому можно кое-что позволить, тем более, что школу мы к шестнадцати закончим, а зарабатываю я уже сейчас больше отца.

— Посмотрим на твою работу, — ответил мне Суслов словами Брежнева. — Ладно, мы с тобой еще побеседуем, а сейчас я поехал.

Я вышел следом за ним в гостиную, но Люси там не оказалось.

— Девочки в комнате Вики смотрят фотографии, — пояснила мне Виктория Петровна. — Если хочешь, можешь присоединиться к ним, только сначала постучи в дверь.

— Спасибо, я подожду здесь, — ответил я и уселся на диван.

Из прихожей вышел Брежнев, проводивший Суслова до двери.

— Что ты такой хмурый? — посмеиваясь, спросил он. — Не понравился мой гость? Он не такой доверчивый, как я, и с ним тяжелей общаться, но человек он хороший, и какое у него о тебе сложится мнение, будет зависеть только от тебя. Станешь для него своим, не бросит никогда. Но это нелегко, и тебе надо будет постараться. А моя внучка, я вижу, к вам прилипла намертво, так просто вы от нее теперь не отделаетесь. Ладно, поговорим по завтрашнему дню. Я уеду к девяти, а вы можете отдыхать. Часам к десяти-одиннадцати за вами придет машина. Вас отвезут на квартиру, где у каждого будет своя комната. С вами будет жить наш сотрудник. Этот человек в курсе дел, кто вы и откуда. Если с вами кто-нибудь будет беседовать, то только через него. Насчет Келдыша говорили? Ему можно выдавать только научную информацию и ничего больше. Для вас эта квартира не тюрьма. Можете съездить на экскурсию или в кино, или сходить в один из парков. Но все это только в сопровождении охраны. Ваши письма, если они будут, будут проверяться, при телефонных разговорах тоже должен присутствовать наш человек. Если нужно будет что-то купить, скажете, и он купит. Деньги на это выделены. Когда будете жить в семьях, контроль станет не такой строгий. С вашими родителями побеседуют, поэтому кое в чем за вами будут присматривать они. Но все ваши выходы будут контролироваться. Как это будет осуществляться, вам скажут.

— А когда ждать родителей? — спросил я.

— Скоро. Запрос на них через Главное управление кадров Министерства обороны уже отправлен, квартиры готовы. Думаю, больше недели вам одним скучать не придется. Ладно, завтра вам все подробно расскажут и покажут, а сегодня отдыхайте. Только сначала мы с тобой побеседуем о реформе, которую проводит Косыгин. Что ты о ней можешь сказать?

— Леонид Ильич, — сказал я. — Я не экономист и глубоко в нее не вникал. Знаю, что на Западе ее называли реформой Либермана. Проводилась она в основном с шестьдесят пятого по семидесятый год. Восьмая пятилетка получила название "золотой" из-за очень высоких темпов роста среднегодового национального дохода СССР. Я могу попытаться вспомнить все направления реформы, но вы их сможете узнать у Алексея Николаевича. Но эта реформа убирала только часть недостатков, присущих нашей экономике. Уже потом при Горбачеве предпринимались попытки ввести рыночные механизмы при общем плановом ведении хозяйства. Там были и интересные мысли, просто все сделали через задницу. Китайцы пошли гораздо дальше и сумели по валу обогнать Америку. Правда, работать так, как работали они, у нас не смогут. Я бы еще предложил часть торговли и сферы услуг передать в частные руки, как, например, в Польше, но боюсь, меня за это товарищ Суслов где-нибудь закопает.

— Ты бы еще предложил организовать крестьянские фермы, как в Америке! — сказал Брежнев.

— Предлагали и организовывали, — ответил я, — только они оказались неэффективными. Нужно наводить порядок в колхозах и совхозах, а главное, вложиться в хранение собранного. Никто столько сельхозпродукции не гноил, как мы! Я сам не один раз выбирал картофель из груд гнилья.

— Об этом много написано в тех бумагах, которые белорусы передали в плане подготовке к засухе. Уже создана комиссия, которая выборочно проверит хранилища. Будем и в имеющихся наводить порядок, и строить новые. Средства для этого найдем. А в части предложений по торговле ты пока придержи язык. Как-нибудь встретимся, и все расскажешь.

Мы с ним еще немного поговорили, потом к нам присоединилась Виктория Петровна, и я по ее просьбе начал рассказывать анекдоты. На их смех из комнаты Вики вышли девочки, для которых я рассказал несколько историй из "Ералаша".

— Тебе нужно поступать в театральный институт, — сказала Виктория Петровна. — Замечательно рассказываешь. Задержались бы вы у нас, пока не приедут родители.

— У ребят есть другие дела, — сказал Леонид Ильич, — но, я думаю, они нас еще навестят.

"Другие дела" начались, когда нас на следующий день часам к одиннадцати привезли в четырехкомнатную квартиру обычной многоэтажки. Встретила нас симпатичная подтянутая женщина лет сорока.

— Елена Викторовна, — представилась она. — Когда мы одни, можете звать просто по имени. Вас я знаю. Геннадий, вот эта комната твоя, а вот эта — Людмилы.

— Тогда вы нас тоже зовите коротко, — сказал я, — тем более что Люся свое полное имя не любит.

— Зря, — сказала она. — Красивое имя, и перевод у него красивый. Ладно, ребята, читать умеете? Садитесь и читайте инструкцию. Когда дочитаете, распишитесь в том, что ознакомлены. Вот ручка. Пока вы здесь живете, я заменяю вам родителей, организую охрану, и все общение с внешним миром тоже будет идти через меня. Все вопросы, если они у вас есть, зададите после прочтения. Обедать будем в два часа. Если проголодаетесь раньше — скажете.

Что можно было сказать о прочитанном? Самостоятельно, согласно инструкции, мы могли передвигаться только в пределах квартиры. Был даже пункт, запрещающий нам вылезать из окон. Квартира располагалась на пятом этаже, поэтому этот пункт напомнил мне инструкцию к американской микроволновой плите, где предупреждали о нежелательности сушки в ней домашних животных. Вне квартиры мы могли без ограничений передвигаться по Москве, но только в сопровождении охраны. Мы по очереди расписались в том, что прочли и согласны и, взяв свои чемоданы, пошли осваивать комнаты.