Они обступили хозяйку. Впервые Мерседес внимательно посмотрела на англичанку. Она была приблизительно одного возраста с матерью Мерседес, лет сорока пяти. Сэр Джон, у которого пучок рыжих волос полностью не прикрывал лысую голову, был, вероятно, на несколько лет старше жены. Он весь был густо покрыт веснушками, и Мерседес старалась не слишком на него глазеть.

Кармен перевела то, что сказала леди Гринхэм.

— Нельзя бегать по коридорам туда-сюда… Обувь следует снимать после того, как придете из сада… Гостиная и библиотека закрыты для вас… Вы не должны баловать собак.

Они молча слушали.

— Мальчики и девочки, вы поняли правила? — спросила Кармен, пытаясь снять напряжение.

— Si, si, si![94] — согласились все.

— Теперь я покажу, где вы будете спать, — сказал сэр Джон.

Поднимаясь по широкой лестнице за хозяевами, дети сильно топали.

Леди Гринхэм остановилась и оглянулась. Дети тоже приостановились.

— Кажется, мы уже нарушили правила, не так ли?

Кармен вспыхнула.

— Да, нарушили. Прошу прощения, — извиняющимся тоном произнесла она. — А теперь, дети, спуститесь вниз по лестнице и снимите обувь, пожалуйста.

Они сделали, как им велели, и теперь их пыльная обувь грязной кучей валялась у подножия лестницы.

— Я позднее покажу вам, куда ее положить, — сказала леди Гринхэм. В своей уличной обуви она громко топала по коридору, пока они не дошли до спальных комнат.

Мерседес заметила одно: хотя они наслаждались теплом, пока добирались сюда, стоило им перешагнуть порог этого дома, как вся теплота дня осталась снаружи.

Мальчики должны были устроиться на втором этаже, в комнате с высокими потолками, окнами с огромными рамами и большим полинявшим персидским ковром. Девочкам были отведены две отдельные, пахнущие плесенью комнаты на чердаке, которые когда-то служили помещением для слуг. В каждой стояло несколько кроватей, которые они распределили по собственному усмотрению. Кармен и Мерседес спали валетом в комнате девочек.

Было время ужина. Поначалу домработница миссис Уильямс была такой же неприветливой, как и ее хозяйка. На кухне она встретила их целым градом «нельзя».

— Нельзя оставлять тарелку на столе. Нельзя стучать ножом. Нельзя переводить продукты. Нельзя давать собаке объедки. Нельзя оставлять шелуху в раковине. Нельзя садиться за стол с грязными руками.

Каждому мимикой было доходчиво объяснено, чего нельзя делать. Затем она улыбнулась — широкая улыбка задействовала каждый мускул на лице, включая глаза, рот и ямочки на щеках. Дети тут же поняли, что в душе это добрая женщина.

В большой столовой с потолка свисала грязная хрустальная люстра, на длинном столе рядом с приборами из дорогого зеленого фарфора фирмы «Вулворт» стояли жестяные кружки. Едва ли леди Гринхэм собиралась сервировать стол для этих иностранцев своим лучшим фарфором.

На первое было подано рубленое мясо и пудинг из тапиоки[95]. Большинство детей справились с жирным первым блюдом, но тапиока далась не всем. Некоторые подавились, а Палому даже вырвало на пол. Кармен и Мерседес кинулись убирать. Было очень важно, чтобы этого не заметила леди Гринхэм, так как этот неприятный эпизод мог послужить доказательством того, насколько опрометчиво поступил ее муж, пригласив сюда детей.

Домработница, хоть и преданная своим работодателям, не хотела, чтобы у вновь прибывших возникли неприятности, поэтому помогла им убрать грязь и пообещала не упоминать о случившемся. Впредь она готовила то, что называлось манной кашей и было гораздо лучше, чем тапиока.

На следующий день после завтрака, состоявшего из хлеба и маргарина, детям разрешили обследовать местность. Они были сбиты с толку: где проходят границы поместья? Дети увидели четко спланированный сад с заросшими газонами и обложенными кирпичом клумбами, на которых теперь было больше сорняков, нежели роз: казалось, они вели непримиримую борьбу друг с другом. Довольно таинственной показалась огромная глубокая яма. Так как в ней валялась гребная лодка без дна, а весла торчали из грязи, как флагшток, они поняли, что когда-то здесь было искусственное озеро. Некоторые дети захотели его обойти, но нашли лишь заросшую тропинку, непригодную для ходьбы. С одной стороны озера простирался лес, с другой — поля, где паслись коровы.

Стояла в саду и какая-то беседка — своего рода убежище для тех, кто любил порисовать. Она была округлой формы, так что свет поступал со всех сторон. У стены стоял мольберт, а старый стол был измазан засохшей краской, тюбики с которой лежали здесь же. Верхние концы кисточек были опущены в чашку. Много лет сюда никто не приходил. Две девочки постарше, Пилар и Эсперанса, обнаружили это секретное место и нашли немного бумаги и кусочки древесного угля. Бумага отсырела, но была еще пригодна, поэтому они начали рисовать. Прошло несколько часов, а они все еще находились в беседке, весьма увлеченные процессом.

Мерседес наткнулась на летний деревянный домик возле озера и толкнула дверь. Там было полно старых кресел-качалок.

— Давай возьмем несколько кресел, — предложила Палома, которая вместе с Мерседес осматривала имение. Она потащила одно из них на солнце и обнаружила, что оно сгнило.

— Ничего страшного, — весело сказала она. — Может, удастся кое-какие починить.

К концу недели они уже точно знали, чем займутся.

Одни нашли площадку, обнесенную стеной, где все еще росли овощи. В прошлом их выращивали в больших количествах, но сейчас там имелось лишь несколько грядок лука и картошки. Одна из девочек зашла в теплицу и нашла в лоханке несколько ягод клубники. Она не могла удержаться и съела одну, а потом весь оставшийся день беспокоилась, чтобы леди Гринхэм не посчитала ягоды и не заметила пропажу.

Другие обнаружили теннисный корт, которым давно не пользовались, а в близлежащем павильоне — старую свернутую сетку. Кармен со старшими мальчиками теперь пыталась ее повесить. На земле все еще была видна разметка. Однажды они отыскали и старые ракетки, у каждой лопнули несколько струн. Дети стали отбивать мяч через сетку. Уже много, много месяцев они так не веселились.

Настало время обеда, сэр Джон пошел их искать. До него доносился их смех. Он увидел детей, пытающихся ловить подачи.

— Что это? — спросила Кармен, протягивая сэру Джону деревянный молоток. В коробке лежало еще несколько.

— А, — произнес он, улыбаясь. — Это клюшка для игры в крокет.

— Клюшка для крокета… — повторила Кармен, ничего не понимая.

— После ужина я покажу вам, как играть в крокет.

— Так это игра?

— Да, — ответил он, — и мы раньше играли в нее на том газоне.

Он указал на огромный и ровный, заросший травой участок, который теперь был покрыт мхом.

— Он стал немного ухабистым, но, тем не менее, почему бы нам не сыграть?

После обеда, состоявшего из картофельного супа, хлеба и кусочка сыра, который показался детям совершенно резиновым, но вкусным, они вернулись в сад. Им дали урок игры в крокет. Сэр Джон установил ворота и начал обучать детей странным и причудливым, как им казалось, правилам игры. Даже мальчишки отказались выбивать другого игрока с поля и пристрастились к более спокойной тактике игры. Они достаточно навидались агрессии за свою короткую жизнь.

Очарование и романтика сада, его разнообразие покорило всех. В этот истинно английский летний день прошлое на время стерлось из памяти. Дети наслаждались настоящим моментом. Можно было спокойно бегать вокруг или просто посидеть. Несколько малышей нашли скамейку на солнышке и принялись рисовать.

Кармен продолжала общаться с некоторыми учителями, и условия проживания в остальных колониях заставили ее ценить то, что они имели в Уинтон-Холле. В одних детей использовали как бесплатную рабочую силу в прачечных, в других католических семьях, не колеблясь, жестоко наказывали за любые проступки.

Те, кто поехал в лагеря Армии спасения, жаловались больше всех: «При виде женщин в шляпках, которые с суровыми лицами заставляют нас петь английские гимны, я начинаю задумываться, зачем мы вообще уехали из Испании, — писала Кармен подруга. — Люди в рясах заставляют нас принять их религию! Разве это звучит не странно?»