«Как закаленная сталь», — мелькнуло в его смятенном сознании. Но это же бред. Это живое дерево, я же могу потрогать обломки веток.

— Уф!

— Можно мне выпрямиться? — тихо спросила Бонни приглушенным голосом, поскольку она говорила, уткнувшись в ногу Мередит. — Пожалуйста. Пока оно меня не схватило. А оно хочет.

Мэтт

, ничего не понимая, посмотрел на нее и потерся щекой об поломанный кончик большой ветки.

— Оно не собирается тебя хватать.

Однако, пока он на ощупь искал застежку своего ремня безопасности, в желудке у него засаднило. Почему у Бонни возникла та же мысль, что у него, — что эта ветка похожа на огромную искривленную мохнатую руку? Бонни ведь даже не видела ее.

— Собирается. Ты сам знаешь, — прошептала она, и все ее тело пробила дрожь. Она опустила руку, чтобы отстегнуть ремень безопасности.

— Мэтт, нам надо передвинуться, — сказала Мередит. Она по-прежнему сидела, сильно откинувшись, и от одного только взгляда на ее позу становилось больно. Мэтт слышал, что ее дыхание стало тяжелее. — Нам надо сдвинуться в твою сторону. Оно пытается обвить мое горло.

— Но этого не может быть... — Но он тоже это видел. Только что расщепленные кончики небольшой ветки совсем чуть-чуть подвинулись, в них появился изгиб, и они нацелились на горло Мередит.

— Может быть, дело в том, что никто не может веч

но

сидеть так, как сидишь ты, — проговорил он, сам понимая, что несет чушь. — Там в бардачке есть фонарь...

— К нему не добраться из-за веток. Бонни, сумеешь отстегнуть мой ремень?

— Попробую.

Не поднимая головы, Бонни пододвинулась вперед и стала вслепую шарить рукой.

Со стороны Мэтта казалось, что мохнатое ароматное хвойное дерево поглощает ее. Затаскивает в свои иголки.

— Черт, к нам в машину доставили рождественскую елку.

Он повернулся и посмотрел в боковое окошко со своей стороны. Чтобы ограничить обзор, он прижал ребра ладоней к удивительно холодному стеклу и уперся в него лбом.

Сзади к его шее что-то прикоснулось. Он подскочил, а потом оцепенел. Прикосновение не было ни теплым, ни холодным — как ноготь девушки.

— Черт тебя дери, Мередит...

— Мэтт...

Мэтту самому было досадно из-за того, что он подпрыгнул. Однако то, что прикоснулось к нему, его немного... оцарапало.

— Мередит? — Мэтт медленно убрал руку, пока не увидел отражение в стекле. Мередит к нему не прикасалась.

— Мэтт... не поворачивай голову... влево. Там длинный острый обломок, — обычно голос Мередит, холодный и чуть-чуть отстраненный, вызывал у Мэтта ассоциации с картинкой на календаре — голубое озеро, окруженное снегом. Сейчас же голос был приглушенным и сдавленным.

— Мередит! — вскрикнула Бонни до того, как Мэтт успел ответить. Голос Бонни звучал так, словно она говорила, накрывшись пуховым одеялом.

— Ничего страшного. Мне надо только... отодвинуть его, — сказала Мередит. — Не бойся, я тебя не отпускаю.

Мэтт почувствовал другой, более острый укол обломка. Что-то осторожно прикоснулось к его шее с правой стороны

.

— Бонни, прекрати! Ты затягиваешь дерево вовнутрь! Ты тащишь его на Мередит и на меня!

—

Мэтт

,

закрой рот!

Мэтт умолк. Его сердце бешено стучало. Больше всего на свете ему не хотелось заводить руку за спину. Но эт

о

же глупо, подумал он: ведь, если Бонни действительно затаскивает дерево вовнутрь, я по крайней мере смогу ей помешать.

Вздрогнув, Мэтт завел руку за спину. Чтобы хоть чуть-чуть видеть, что он делает, он смотрел на свое отражение в боковом стекле. Пальцы сомкнулись вокруг толстого узла, состоящего из коры и обломков.

«Когда я видел эту ветку, нацелившуюся мне в горло, я не припомню, чтобы там было утолщение», — подумал он.

— Получилось, — раздался приглушенный голос, и послышался щелчок расстегиваемого ремня. Потом этот голос сказал, сильно задрожав: — Мередит. У меня иголки по всей спине.

— Подожди, Бонни. Мэтт, — Мередит говорила с усилием, но очень спокойно, с теми интонациями, с которыми они все говорили с Еленой. — Мэтт, теперь тебе надо открыть дверь со своей стороны.

Бонни говорила с ужасом:

— И не просто иголки. Тут веточки. Они как колючая проволока. Я... не могу пошевелиться...

— Мэтт, открывай дверь,

не тяни!

—

Не могу!

Тишина.

— Мэтт!

Мэтт напрягся, он упирался ногами, теперь уже обе его руки схватились за чешуйчатую кору. Он отталкивался изо всех сил.

— Мэтт! — Мередит почти кричала. — Оно впивается мне в горло!

— Дверь не открывается! С этой стороны тоже дерево!

— Какое там может быть дерево? Мы стоим

на дороге!

— А как может быть, что дерево

растет

в машине?

Снова тишина. Мэтт чувствовал, как обломки — расщепленные ветки дерева — впиваются ему в шею еще глубже. Если он не сделает что-нибудь в ближайшие секунды, то не сделает уже ничего и никогда.

10

Елена купалась в лучах безмятежного счастья. Теперь была ее очередь.

Стефан взял острый деревянный нож для разрезания конвертов и сделал надрез. Елена не могла видеть, как он орудует этим инструментом, которым легче всего разрезать кожу вампира, — она зажмурилась и открыла глаза только тогда, когда из маленькой раны на шее уже сочилась красная кровь.

— Тебе не потребуется брать слишком много — и не надо брать слишком много, — прошептал Стефан, и она поняла: он напоминает об этом, пока еще есть возможность. — Я не слишком крепко тебя сжал? Тебе не больно?

Он всегда был таким заботливым. Теперь она

сама

поцеловала

его.

Она знала, что ему самому это кажется странным: ее поцелуя он хотел больше, чем того, чтобы она взяла его кровь. Она засмеялась и толкнула Стефана в грудь, а когда он упал, нависла над ним, глядя на рану. Она знала: он думает, что она опять будет его дразнить, — но вместо этого она крепко, как пиявка, впилась в рану и стала сосать его кровь сильно,

сильно

, пока он мысленно не запросил пощады. Это ее не удовлетворило, и она не отпускала его, пока он не попросил пощады вслух.

В тускло освещенной машине Мэтту и Мередит эта мысль пришла в голову одновременно. Мередит успела быстрее, но сказали они практически одновременно.

— Я идиотка! Мэтт, как откидывается это сиденье?

— Бонни, тебе надо сделать так, чтобы ее сиденье откинулось назад! Там есть маленький рычажок, найди его и потяни наверх!

Голос Бонни стал прерывистым:

— Мои руки... оно тычется в мои руки...

— Бонни, — жестко сказала Мередит, — я знаю, что у тебя все получится. Мэтт, этот рычажок... он прямо под передним сиденьем... или...

— Да, с краю. Немножечко наискосок от тебя, — больше Мэтт ничего не смог выговорить: у него перехватило дух. Вцепившись в ветку, он чувствовал: ослабь он руки хоть на секунду, дерево вопьется ему в шею еще сильнее.

«Других вариантов у нас нет», — подумал он, набрал полные легкие воздуха и уперся в дерево, услышав, как вскрикнула Мередит, и

повернулся.

Зазубренные сучки, как тонкие деревянные ножи, царапали ему шею, ухо, кожу головы. Теперь давление на заднюю часть шеи ослабло, но он был потрясен, увидев, как разрослось дерево в машине. На коленях у него было полным-полно веток; хвоя заполнила все пространство.

Неудивительно, что Мередит так перепутана, смутно подумал он. Она была практически погребена под тяжестью веток; одной рукой она боролась с чем-то у самого ее горла, но она его видела.

— Давай, Мэтт... свое сиденье! Живо! Бонни,

я знаю

,

что у тебя получится!

Мэтт протиснулся рукой сквозь хитросплетение веток и схватился за рычаг, который должен был опустить спинку его кресла. Рычаг не шелохнулся. Он весь был опутан тонкими крепкими побегами, упругими и прочными. Мэтт принялся яростно крутить и рвать их.

Спинка откинулась. Мэтт поднырнул под огромную ветку — если ее по-прежнему имело смысл так называть, потому что теперь в машине было множество других таких же. Едва он протянул руку, чтобы помочь Мередит, как спинка ее кресла тоже резко откинулась.