— Чего ты хочешь?

— Поцелуя.

22

Бонни было не по себе, и она не понимала, что происходит. Вокруг было темно.

— Так, — говорил голос, резкий и успокаивающий одновременно, — Похоже, тут два ушиба, одна колотая рана — надо будет сделать прививку против столбняка, и, гм, — к сожалению, мне пришлось дать твоей девушке снотворного, Джим. И еще — мне понадобится помощь, но тебе шевелиться нельзя вообще. Ляг и не открывай глаза.

Бонни открыла глаза. У нее было смутное воспоминание о том, что, кажется, она упала на свою кровать. Но при этом она была не дома — это по-прежнему был дом Сэйту, и она лежала на диване.

Как всегда, оказавшись в замешательстве или страхе, она стала искать глазами Мередит. Та как раз вернулась с кухни, держа в руках пакетик льда. Она приложила его к и без того мокрому лбу Бонни.

— Я просто упала в обморок, — объяснила Бонни то, о чем только что догадалась сама. — Ничего страшного.

— Я знаю, что ты упала в обморок. Ты довольно сильно треснулась головой об пол, — ответила Мередит, и на этот раз на ее лице все читалось ясно: там были беспокойство, любовь и облегчение. Бонни, заметила, что в глазах у нее стоят слезы. — Уф, Бонни. Я не успела тебя подхватить. На дороге стояла Изабель, а эти татами не очень-то мягкие — в общем, ты была в отключке целых полчаса.

Как же я перепугалась!

— Извини, — Бонни высунула слабую руку из-под одеяла, в которое, судя по всему, была завернута, и сжала руку Мередит. Это означало:

команда боевых динозаврих снова в строю.

Еще это означало:

спасибо.

Джим распростерся на соседнем диване. Он прикладывал пакетик льда к затылку. Лицо у него было зеленовато-белым. Он попытался сесть, но доктор Альперт — это ей принадлежал грубый и одновременно добрый голос — опять толкнула его на диван.

— С тебя пока хватит, — сказала она. — Хотя без помощи мне не обойтись. Мередит, ты поможешь мне с Изабель? Я так понимаю, что придется нелегко.

— Она ударила меня по голове лампой. Не поворачивайтесь к ней спиной, — предупредил Джим.

— Мы будем осторожны, — сказала доктор Альперт.

— А вы оба лежите

здесь

, — сурово добавила Мередит.

Бонни посмотрела в глаза Мередит. Да, ей очень хотелось встать и помочь им с Изабель. Но в глазах у Мередит было особое выражение, которое означало: лучше не спорить.

Едва они вышли, Бонни попыталась подняться. Но перед глазами у нее тут же запульсировало серое ничто, и это означало, что сейчас она опять потеряет сознание.

Бонни стиснула зубы и снова легла.

Довольно долго из комнаты Изабель слышался грохот и крики. Бонни услышала, как возвышается голос доктора Альперт, потом — голос Изабель, а потом — третий, но не голос Мередит, которая никогда не кричала, если без этого можно было обойтись, — он был похож на голос Изабель, только замедленный и искаженный.

Потом наступила тишина, и в комнате появились доктор Альперт и Мередит, которые несли под мышки обмякшую Изабель. Из носа Мередит текла кровь, а короткосложенные седеющие волосы доктора Альперт торчком стояли на затылке, но им удалось обмотать футболкой израненное тело Изабель. Доктор Альперт свободной рукой держала свою черную сумку.

— Легкораненые остаются на своих местах. Сейчас мы вернемся, и вам будет оказана помощь, — сказала доктор Альперт в своей жесткой манере.

Они с Мередит совершили еще один поход, чтобы взять с собой бабушку Изабель.

— Мне не нравится цвет ее лица, — коротко сказала доктор Альперт, — и стук ее сердечка. Впрочем, нам всем не

повредит осмотр.

Через минуту они вернулись, чтобы отвести Джима и Бонни в фургон доктора Альперт. Небо было затянуто тучами, а красный шар солнца был уже неподалеку от горизонта.

— Хочешь, чтобы я дала тебе болеутоляющего? — спросила доктор, заметившая, что Бонни разглядывает черную сумку. Изабель была в самой дальней части фургона; сиденья там были опущены.

Мередит и Джим сели за два ряда перед ней; между ними сидела бабушка Сэйту, а Бонни, по требованию Мередит, устроилась впереди, рядом с доктором.

— Э-э-э, нет. Я в порядке, — ответила Бонни. На самом деле она задумалась о том, сумеют ли в больнице помочь Изабель с ее заражением лучше, чем помогли бы травяные компрессы миссис Флауэрс.

И хотя голова болела и раскалывалась, а на лбу уже набухала шишка размером с вареное яйцо, Бонни нехотела принимать лекарств, от которых она стала бы хуже соображать. Что-то не давало ей покоя — не то сон, не то что-то другое, что она видела, когда, по словам Мередит, была в отключке.

Что

там было?

— Как скажешь. Пристегнулись? Поехали, — Фургон тронулся и отъехал от дома Сэйту. — Джим, ты сказал, что наверху спит трехлетняя сестра Изабель. Я позвонила своей внучке Джейниле и сказала, чтобы она приехала сюда. Пускай в доме подежурит хоть кто-нибудь.

Бонни развернулась и посмотрела на Мередит. Потом обе заговорили одновременно:

— Нет! Ей нельзя туда заходить.

Особенно

в комнату Изабель! Пожалуйста, послушайте, надо как можно быстрее... — тараторила Бонни.

— Я тоже не уверена, что это правильное решение, доктор Альперт, — говорила Мередит, не менее настойчиво, но намного более связно. — По крайней мере пусть держится подальше от этой комнаты и возьмет кого-нибудь с собой. Желательно парня.

— Парня? — Доктор Альперт явно удивилась, но паника Бонни в сочетании с искренностью Мередит, казалось, убедили ее. — Ладно. Когда я уезжала, мой внук Тайрон, смотрел телевизор. Попробую вызвонить и его.

— Ого! — невольно вырвалось у Бонни. — Тайрон, который играл в прошлом году нападающим тэклом? Я слышала, что ему дали прозвище Тайминатор.

— Скажу так: мне кажется, он в случае чего сможет защитить Джейнилу, — сказала доктор Альперт после того, как позвонила Тайрону. — Впрочем, именно мы сидим здесь с этой девочкой, хм, в перевозбужденном состоянии. Судя по тому, как она сопротивлялась действию успокоительного, я бы сказала, что это ее надо назвать Терминатором.

Мобильник Мередит зазвонил — это была мелодия, установленная для неизвестных номеров, — после чего провозгласил: «Вам звонит миссис Флауэрс. Желаете ли вы...» Мередит торопливо нажала на кнопку приема вызова.

— Здравствуйте, миссис Флауэрс, — сказала она.

Из за шума в фургоне Бонни и все остальные не слышали слов собеседницы, поэтому Бонни сосредоточилась на двух вопросах: что ей известно о «жертвах» салемских «ведьм» и что это за мысль, которая явилась к ней, когда она лежала без сознания, и которую она никак не могла вспомнить.

Впрочем, оба эти вопроса испарились из ее головы, когда Мередит повесила трубку.

— Что она сказала? Что?

Что?

— В полумраке Бонни не могла как следует разглядеть лицо Мередит, но оно побледнело, а когда Мередит заговорила, голос ее тоже как будто побледнел:

— Миссис Флауэрс работала в саду и уже собралась вернуться в дом, как

вдруг

заметила что-то в кустах бегонии. Она говорит — такое ощущение, что что-то пытались спрятались между кустами и стеной, но только кусочек ткани все-таки торчал.

У Бонни словно не осталось воздуха в легких.

—

Что это было?

— Большая спортивная сумка, набитая одеждой и обувью. Ботинки. Рубашки. Брюки. Все — Стефана.

Бонни завизжала так, что доктор Альперт резко мотнула фургон в сторону, а потом выровняла его.

— О господи. О господи.

Он никуда не уезжал!

— Да нет; думаю, уехать-то он уехал. Только не но своей воле, — мрачно сказала Мередит.

—

Дамон

, — выдохнула Бонни и сползла на своем сиденье; слезы заполнили ее глаза и покатились по щекам. — Я все время не хотелось верить...

— Как голова — не хуже? — спросила доктор Альперт, деликатно пропустив мимо ушей разговор, который ее не касался.

— Нет... хотя вообще-то да, — призналась Бонни.

— Открой-ка сумку, чтобы я посмотрела, что внутри. Есть у меня там кое-что... ага, вот то, что надо. Кто-нибудь видит сзади бутылку с водой?