— Есть еще проблема, — хрипло сказал Дамой, и она поняла, что он прочел ее мысли. — Они... они хотели сделать так, чтобы я не смог поговорить с тобой об этом. Они сделали это в духе старой доброй волшебной сказки — выдвинули много условий. Мне нельзя рассказывать тебе это ни в доме, ни на улице. Сейчас мы на крыше — это не в доме, но и не на улице. Мне нельзя рассказывать тебе ни при свете солнца, ни при свете луны. Сейчас солнце только что зашло, и у нас осталось минут тридцать до того, как взойдет луна, и я могу сказать, что это условие соблюдено. И еще — мне нельзя рассказывать тебе ни голой, ни одетой.

Елена машинально в ужасе опустила глаза, но, на сколько она могла судить, никаких изменений не произошло.

— Я полагаю, что и это условие тоже соблюдено, поскольку, хоть он и поклялся мне выпустить меня из своего маленького снежного шара, он не сдержал слова. Мы находимся в доме, который не является настоящим домом, — это просто мысль в чьем-то сознании. На тебе одежда, которая не является настоящей, — это просто кусочек воображения.

Елена опять открыла было рот, но Дамон приложил к губам два пальца и сказал:

— Постой. Дай договорить, пока я еще в состоянии. Мне тогда показалось, что он будет все придумывать и придумывать эти условия, которые он вычитал из волшебных сказок. Он одержим сказками — и старой английской поэзией. Не понимаю почему — он ведь с другого конца света, из Японии. Вот кто такой Шиничи. И у него есть сестра-близняшка... Мисао.

Сказав это, Дамон замолчал, тяжело дыша, и Елена поняла, что у Дамона могут быть еще и какие-то внутренние условия.

— Он любит, когда его имя переводят как «смерть-вначале» или «номер первый в том, что касается смерти». Они оба похожи на подростков со своими шифрами и играми, и все-таки им несколько тысяч лет.

— Тысяч? — мягко подтолкнула его Елена, когда Дамон окончательно замолчал и вид у него стал измотанный, но решительный.

— Мне противно думать,

сколько

тысяч лет они

творят

на земле свои гнусности. Именно Мисао стоит

за

тем, что происходит с девушками этого города. Она запускает в них

малахов,

а потом малахи заставляют их делать то, что они делают. Ты хорошо помнишь историю своей страны? Салемские ведьмы. Это тоже была Мисао — или кто-то вроде нее. И подобное происходило еще сотни раз до того. Когда выберешься, почитай, что случилось с монахинями-урсулинками. Это был спокойный монастырь, и вдруг монахини стали эксгибиционистками — и даже хуже: кто-то из них сошел с ума, а кто-то, кто пытался им помочь, оказался одержим.

— Эксгибиционистками? Как Тамра? Но она ведь просто ребенок...

— Мисао тоже ребенок. У нее сознание ребенка.

— А как все это связано с Кэролайн?

— Во всех подобных случаях должен быть кто-то, из своих соображений добровольно заключивший сделку с дьяволом — или с демоном. Вот как со всем этим связана Кэролайн. Но, раз речь идет о целом городе, они должны были дать ей что-то по-настоящему большое.

— Целом городе? Они хотят захватить власть над Феллс-Черч?..

Дамон отвернулся. Вообще-то они хотели

истребить

Феллс-Черч, но говорить об этом было ни к чему. Дамон сидел в старом деревянном кресле-качалке на огороженном участке крыши, сцепив руки

вок

руг колена.

— Перед тем как мы начнем кому-то помогать, нам надо отсюда выбраться. Выбраться из мира Шиничи. Это важно. Я могу... сделать так, чтобы он какое-то время нас не видел, — но от этого я устану, и мне понадобится кровь. Больше, чем ты можешь мне дать, Елена, — он поднял на нее взгляд. — Он поместил сюда красавицу вместе с чудовищем, чтобы посмотреть, кто одержит верх.

— Если ты хочешь сказать «кто кого убьет», похоже, ему придется ждать еще очень долго.

— Это сейчас ты считаешь так. Но это особая ловушка. В ней нет

ничего,

кроме Старого леса — такого, каким мы его видели, когда поехали по нему. Это значит, что тут нет никаких человеческих жилищ. Этот дом —

единственный

дом здесь, а мы с тобой — единственные живые существа. Довольно скоро ты захочешь меня прикончить.

— И все-таки я чего-то не понимаю, Дамон. Чего им здесь

надо

? Даже с учетом того, что Стефан говорил про энергетические линии, которые скрещиваются под Феллс-Черч так, что он превращается в маяк...

— Маяк, который привлек их, — это

ты,

Елена. Они любопытны, как дети, и вдобавок у меня ощущение, что там, где они живут, у них уже начались серьезные неприятности. Мне кажется, что они пришли сюда, чтобы понаблюдать за исходом битвы. Увидеть, как ты восстала из мертвых.

— То есть они хотят... уничтожить нас всех? Или просто поразвлечься? Или взять власть над городом и превратить нас в марионеток?

— И того, и другого, и третьего одновременно. Они могут развлекаться, пока кто-то другой передает их дело в высшую инстанцию в другом измерении. А развлечение для них — да, это истребление целого города. И еще — мне кажется, что Шиничи не собирается выполнять условия нашей с ним сделки, поскольку ему хочется чего-то большего, чем весь город, — а значит, рано или поздно они могут передраться друг с другом.

—

Твоей

с ним сделки?

— Предмет сделки — ты. Ты принадлежала Стефану. Я хотел тебя заполучить. Он тоже хочет тебя заполучить.

Неожиданно Елена почувствовала, словно вверху живота у нее разлилась ледяная вода, она почувствовала дрожь, которая началась в этом месте и стала распространяться по всему телу.

— В чем состояла эта сделка?

Дамон отвернулся.

— Об этом говорить неприятнее всего.

—

Дамон, что ты натворил

? — закричала, почти проорала она.—

Какую сделку ты заключил? —

Теперь все ее тело била крупная дрожь.

— Я заключил сделку с демоном. Да, я знал, кто он такой, когда заключал с ним сделку. Это произошло той ночью, когда на твоих друзей напали деревья и когда Стефан выгнал меня из своей комнаты. Вот все это... В общем, я был зол, он понял это и раздул мою злость. Да, он использовал меня, он манипулировал мной — теперь я все это понимаю. Тогда-то он и заговорил про сделку и все эти условия.

— Дамон... — дрожащим голосом начала Елена, но он перебил ее и заговорил быстро-быстро, как будто хотел поскорее разделаться с трудной задачей, довести ее до конца, пока его не покинула решимость:

— Наконец мы договорились: он помогает мне убрать с дороги Стефана, ты достаешься мне, а ему на пару с сестрой достается Кэролайн и весь город. Прежняя сделка Кэролайн с Мисао, в чем бы она ни заключалась, объявляется недействительной.

Елена ударила его по лицу. Она сама не поняла, как ей удалось высвободить руку из укутывавшего ее пледа и сделать это молниеносное движение, но она его сделала. Она смотрела, как с его губы скатывается капелька крови, и ждала, пока он ответит ей тем же — или пока к ней вернутся силы, и она сможет убить его.

33

Но Дамон сидел и не делал ничего. Потом он облизал губы... и все. Ни слова, ни движения.

— Ты поддонок.

— Да.

— Значит, Стефан не уходил от меня.

— Да. В смысле ты поняла все правильно.

— Тогда кто писал в моем дневнике?

Дамон ничего не ответил. Он отвернулся.

— Ох, Дамон.— Она не знала, что ей делать — поцеловать Дамона или встряхнуть его. — Как ты мог... ты хоть

соображаешь,

— она сказала это сдавленным, угрожающим голосом, — что я пережила после того, как он исчез? Как я каждую секунду думала, что он взял и решил подняться и

уйти

от меня? Пусть он даже собрался вернуться...

— Мне...

— Не вздумай говорить мне, что тебе

очень жаль!

Не вздумай говорить мне, что ты понимаешь мои чувства, — ты не понимаешь!

Кап ты посмел? У тебя и чувств таких нет!

— Мне кажется... у меня было что-то подобное. Впрочем, я не собираюсь оправдываться. Просто хочу напомнить, что у нас мало времени — я не могу блокировать Шиничи вечно.

Сердце Елены было разбито на тысячу осколков, и она чувствовала, как каждый из этих осколков врезается в нее. Все остальное было неважно.