Мир вокруг нее вертелся и кружился, но один знак невозможно было пропустить — необычно большая ель, которую она, вылетев из машины, заметила в десяти фугах позади. По щекам Елены непроизвольно обильно текли слезы, когда она рванула ветки куста, в котором запуталась ее лодыжка, — и это тоже было неплохо. Всего несколько слезинок затуманили бы ее зрение, заставив испугаться — как это произошло во время двух последних взрывов боли, — что она потеряет сознание. Но она выбралась из машины, она была на дороге, ее глаза были чисто промыты, она видела и ель, и полоску заката прямо перед собой, и она была в полном сознании. А это означало, что, если она пойдет в сторону заката, забирая на сорок пять градусов правее, то не промахнется мимо дома Дунстанов, — дорожка, дом, амбар, поле — все опознавательные знаки окажутся в ее распоряжении, после того как она пройдет по лесу шагов двадцать пять.

Едва перестав катиться, она ухватилась за куст и поднялась на ноги, вытряхивая последние стебельки, запутавшиеся в волосах. В сознании моментально всплыли все расчеты, когда она повернулась, увидела полосу примятой травы и кровь на дороге.

Ничего не понимая, она посмотрела на свои ободранные ладони — от них не могло остаться такой большой кровавой полосы. Дело было, конечно, не в них. У нее было ободрано одно колено — точнее сказать, с него была начисто содрана кожа — прямо через джинсы — с голенью тоже было что-то не то; там было не так много крови, но она мучительно болела, хотя Елена еще даже не пробовала ею шевелить. Обе руки были серьезно ободраны.

Разбираться, не случилось ли чего-нибудь с плечом, было некогда. Впереди послышался визгливый звук тормозов. Господи, он останавливается. А я должна бежать, и пусть боль и страх подгоняют меня. Я использую и их.

Она приказала ногам мчаться в лес. Правая нога попуталась, а вот левая... Едва Елена разогнула ее и подавила на землю, перед глазами у нее словно засверкали бенгальские огни. Еленино внимание было обострено — даже падая, она успела заметить эту палку. Девушка пару раз перекатилась по земле — еще несколько огненных вспышек боли в голове — и дотянулась до нее. Ее словно Гид на заказ сделали так, чтобы из нее получился костыль — по длине она доставала ей до подмышки, один конец острый, второй — тупой. Она оперлась на нее левой рукой и усилием воли заставила себя подняться из грязи, в которой лежала: отталкиваясь от земли правой ногой и поддерживая себя костылем, она могла передвигаться, практически не касаясь земли левой ногой.

Падая, она снова развернулась, и ей пришлось снова поворачивать направо, но она все видела — и последние лучи закатного солнца, и дорогу за спиной. Теперь под углом в сорок пять градусов правее линии заката, подумала она. Повезло, что пострадала именно правая рука — под мышкой левой руки можно было держать костыль. По-прежнему не медля ни мгновения, не давая Дамону ни одной лишней миллисекунды, она отправилась в выбранном направлении в лес.

В Старый лес.

27

Очнувшись, Дамон обнаружил, что сражается с рулем своего «феррари». Он ехал по узкой дороге, двигаясь прямо по направлению к линии великолепного заката, а дверь у пассажирского сиденья была открыта.

Лишь благодаря сочетанию практически моментальной реакции и идеально отлаженной системы автомобиля он сумел не съехать в одну из широких грязных канав по обе стороны однополосной дороги. Ему это удалось, и теперь закат был у него за спиной, он смотрел на длинные тени на дороге и пытался понять, что, черт побери, с ним произошло.

Он что, заснул за рулем? А дверь — почему она открыта?

А потом что-то случилось. Тонкая как паутинка, длинная ниточка, слегка покачиваясь, засветилась в красных лучах закатного солнца. Она свисала из окошка у пассажирского сиденья — стекло было поднято, крыша опущена.

Он не стал уводить машину на обочину, остановился прямо посреди дороги и обошел машину, чтобы взглянуть на этот волос.

Когда он взял его пальцами и подержал на свету, волос стал белым. Но в тени от леса он показал свой испитый цвет — золотой.

Елена.

Едва осознав это, он вернулся в машину и дал задний ход. Что-то выхватило из его машины Елену, да так, что на поверхности автомобиля не осталось ни одной царапины. Как это возможно?

И как ему удалось уговорить Елену прокатиться с ним? И почему он ничего не помнит? На них кто-то напал?..

Но пока он ехал задним ходом, знаки с правой стороны от дороги рассказали ему всю историю. Елена чего-то так испугалась, что выпрыгнула из машины — или ее что-то вытащило. И Дамой, который уже чувствовал себя так, будто от кожи у него идет пар, знал, что во всем лесу есть, только два существа, которые могут быть в этом виноваты.

Он выслал сигнал-разведчик, обычные круги, которые должны бы быть незаметны, и чуть не потерял управление машиной еще раз.

Merda

!

Сила вылетела в виде убийственного сферического залпа, и с неба стали падать птицы. Удар Силы прорезал Старый лес, пересек окружавший его Феллс-Черч и устремился дальше, пока не затух в нескольких сотнях миль от Дамона.

Сила! Нет, Дамон был не вампиром, он был живым воплощением смерти. У него возникла смутная мысль — остановиться у обочины и подождать, пока он придет в себя. Откуда взялось столько Силы?

Стефан на его месте остановился бы, стал бы думать, беспокоиться. Дамон всего лишь кровожадно улыбнулся, нажал на газ и разослал тысячи залпов Силы, которые ливнем полились с неба, и каждый был предназначен для того, чтобы поймать существо, похожее на лисицу, которое бегает или прячется в Старом лесу.

На это ушла десятая доля секунды. Здесь. За этим кустом — кажется, он называется воронец; в общем, какое-то сложное название. И Шиничи знал, что Дамон идет за ним.

Отлично. Дамой направил волну Силы прямо на лиса и поймал его в

кеккаи

— своего рода невидимый силок, который Дамой медленно и тщательно сжал вокруг брыкающегося животного. При помощи кеккаи он поднял лисицу в воздух и шмякнул оземь. После двух-трех раз Шиничи решил не сопротивляться и притворился мертвым. Дамон ничего не имел против. Он вообще предпочел бы видеть Шиничи именно мертвым. На самом деле, а не притворно.

Наконец он остановил «феррари» между двумя деревьями и побежал к кусту, где Шиничи уже пытался справиться с петлей, чтобы принять человеческий облик.

Прищурившись и скрестив руки на груди, Дамон некоторое время наблюдал за его усилиями. Потом он чуть-чуть ослабил петлю, чтобы Шиничи мог превратиться.

Как только Шиничи предстал перед ним в облике человека, его горло схватили пальцы Дамона.

— Где Елена, kono bakayarou? — Если ты вампир, то за свою жизнь ты успеваешь выучить много разных ругательств.

Дамон предпочитал оскорблять жертву на ее родном языке. Он назвал Шиничи всеми известными ему бранными словами, потому что тот вырывался и телепатически вызывал свою сестру. Дамон мог много чего сказать об этом по-итальянски; в Италии прятаться за спиной младшей сестры-двойняшки считалось... скажем так, ситуация давала большой простор для творчества.

Он почувствовал приближение другого существа, похожего на лису, — и понял, что Macao намеревается его прикончить. Она была в своем подлинном обличье — обличье китсунэ: точь-в-точь как тот рыжий зверь, которого он пытался переехать по дороге к Дамарис. Да, лисица, только с... два, три — всего шестью хвостами. Лишние хвосты в обычном состоянии невидимы, догадался он, аккуратно захватив ее в такой же кеккаи. Но сейчас она была готова продемонстрировать их, готова пустить в ход всю свою силу, чтобы спасти брата.

Дамон удовлетворился тем, что сдержал ее; пока она тщетно пыталась вырваться, он сказал, обращаясь к Шиничи:

— Твоя маленькая сестра дерется лучше тебя,

bakayarou

.

А теперь

приведи мне Елену.

Шиничи внезапно сменил облик и прыгнул, метя Дамону в горло, оскалив пасть и обнажив острые белые зубы. Оба противника были слишком взвинчены, в обоих слишком сильно бушевал тестостерон — а в Дамоне еще и новообретенная Сила, — чтобы дело могло обойтись без драки.