Она шла по улице в одиночестве, ее золотистые волосы развевались на ветру, а плечи обвисли под тяжестью сумок.

Дамой решил проявить галантность. Он мягко затормозил машину, подождал, пока девушка, сделав еще несколько широких шагов, поравняется с ним —

che gumbel

[2]

— после чего стремительно вышел из машины и распахнул прямо перед ней дверцу автомобиля.

Звали девушку, как выяснилось вскоре, Дамарис.

Через несколько секунд «феррари» снова мчался но дороге с такой скоростью, что золотистые волосы Дамарис развевались как флаг. Она была совсем молоденькой и вполне заслуживала все те комплименты, которые он бесплатно расточал весь сегодняшний день и которые вводили женщин в состояние, похожее на трасе. «Очень кстати», — коротко подумал он. За целый день он почти исчерпал запасы воображения.

Но для того, чтобы льстить этому прелестному созданию с нимбом рыжевато-золотых волос и молочно-белой кожей, напрягать воображение не требовалось. Дамон не ожидал никаких осложнений и собирался оставить ее у себя на всю ночь.

«Veni, vidi, vici

[3]

»,

— подумал он, и его зловещая улыбка вспыхнула, как фары дальнего света. Ну, может, еще и не победил, поправил он себя, — но готов поставить «феррари» на то, что дело в шляпе.

Он остановил машину на возвышенности, с которой открывался «ах какой живописный вид», а когда Дамарис уронила сумочку и наклонилась, чтобы поднять ее, прямо перед его глазами оказалась задняя сторона ее шеи. Дивные золотистые локоны смотрелись на молочно-белом фоне так изысканно!

Дамон поцеловал ее туда — порывисто, страстно. Он успел почувствовать, что кожа у Дамарис нежная, как у младенца, и теплая. Потом он предоставил ей полную свободу действий — ему стало интересно, даст ли она ему пощечину. Но она выпрямилась, потом несколько раз прерывисто вздохнула, а потом позволила обнять ее и целовать, целовать, целовать — пока она, робкая, разгоряченная, не затрепетала в его руках, а взгляд ее темно-голубых глаз пытался остановить его и одновременно умолял не останавливаться.

— Мне... не надо было тебе разрешать... И больше я не разрешу. Я хочу домой.

Дамон улыбнулся. С его «феррари» все в порядке.

«Когда она сдастся окончательно, произойдет много приятного», — думал он, когда машина опять неслась вперед. А если у нее действительно такая хорошая фигура, как кажется под одеждой, можно оставить ее у себя на несколько дней. Или даже обратить ее.

Но теперь его что-то смутно беспокоило. Конечно, дело в Елене. Он был сейчас так близко от нее, совсем радом с общежитием — и все-таки не осмелился подняться к ней. Испугался, что сделает что-нибудь такое... Черт возьми! То, что давно уже должен был сделать», — подумал он, чувствуя, что его охватывает ярость. А ведь Стефан был прав — сегодня с ним действительно что-то не так.

Он

даже не подозревал, что чувство отчаяния может быть таким острым. Вот что ему надо было сделать: втоптать брата лицом в грязь, свернуть ему шею, а по

том

подняться по старой узкой лестнице и

взять

Елену, хочет она того или нет. Он не сделал этого раньше только из слюнтяйства: ах какой ужас, она же будет верещать и вырываться, когда он приподнимет пальцами этот несравненный подбородок и вонзит в лилейно-белое горло распухшие, ноющие клыки.

Тем временем до него продолжали доноситься какие-то звуки.

— ... а ты как думаешь? — щебетала Дамарис.

Он был слишком взвинчен и слишком увлекся своими фантазиями, чтобы вспомнить, что она ему сейчас говорила, поэтому попросту отключил ее, и она тут же умолкла. Дамарис была хорошенькой, но

una siomata —

идиоткой. Теперь она сидела неподвижно. Золотистые волосы по-прежнему развевались, но глаза стали пустыми, зрачки сузились и смотрели в одну точку.

Бесполезно. Дамон раздраженно зашипел. Воскресить фантазию не удавалось: теперь даже в тишине ему мешали воображаемые рыдания Елены.

Но если он обратит ее в вампира, никаких рыданий уже не будет, тихо подсказал внутренний голос. Дамон вздернул голову и откинулся в кресле, придерживая руль тремя пальцами. Когда-то он уже хотел сделать ее своей Принцессой Тьмы, так почему бы не попробовать снова? Тогда она будет принадлежать ему вся, без остатка, а если ему и придется отказаться от ее человеческой крови... вообще говоря, он и сейчас ее не получает, разве не так? — вкрадчиво напомнил внутренний голос. Елена, бледная, сияющая Силой вампира, со светлыми, почти белыми волосами, в черном платье на молочно-белой коже. Картинка, от которой сердце любого вампира забьется учащенно.

Теперь, когда она стала духом, он хотел ее еще сильнее. Даже когда Елена превратилась в вампира, она сумела сохранить многое из своей истинной натуры, и Дамон в один миг нарисовал в воображении ее облик. Ее сияние рядом с его тьмой. Она, такая светлая и нежная, — в его крепких руках в черной коже. От его поцелуев эти дивные губы беспомощно замрут. Он задушит ее поцелуями...

Кстати, что это за бред? Вампиры не целуются просто так, ради удовольствия, тем более с другими вампирами. Кровь, охота — вот единственная цель. Если поцелуи не нужны для того, чтобы завоевать жертву, они вообще ни для чего не нужны. Такой ерундой увлекаются только сентиментальные хлюпики вроде его брата. Супружеская пара вампиров может разделить между собой кровь жертвы, одновременно впиться в нее, контролировать ее сознание — и через это соединить свои сознания. Так они получают удовольствие.

И все равно Дамон чувствовал сильное возбуждение, когда представлял себе, что целует Елену, целует против воли, чувствуя, как гаснут ее безнадежные попытки вырваться, и через миг она уже отвечает на его поцелуй, отдается ему без остатка.

Я что, сошел с ума?» — недоумевал Дамон. Сколько он себя помнил, он еще ни разу не сходил с ума, так что и этой идее была своя привлекательность. Таким возбужденным он не чувствовал себя уже несколько столетий.

Тем лучше для тебя, Дамарис»,— подумал он. Он ужe доехал до того места, где Платановая улица уходила в Старый лес; дорога начинала петлять и была опасной. Несмотря на это, он повернулся к Дамарис, чтобы разбудить ее, и с удовлетворением заметил, что мягкий вишневый цвет ее губ был естественным, без всякой губной номады. Он легонько поцеловал ее и сделал паузу, чтобы оценить ее реакцию.

Наслаждение. Дамон увидел, как она обмякла и порозовела от поцелуя.

Он бросил взгляд на дорогу, а потом поцеловал ее снова, на этот раз более обстоятельно. Ее реакция опять привела его в восторг. Поразительно. То ли дело в количестве выпитой крови — еще никогда Дамон не пил так много крови за один день, — то ли в букете...

И тут он был вынужден переключиться на дорогу. Прямо перед машиной на дороге появился какой-то маленький зверек ржаво-рыжего цвета. Вообще-то у Дамона не было привычки специально давить кроликов, дикобразов и прочую мелочь, но эта тварь умудрилась отвлечь его от важного дела. Он взялся за руль обеими руками, а его глаза стали черными и холодными, как глетчерный лед в глубине пещеры. Он направил машину прямо на рыжую тварь.

Кстати, не такая уж она и маленькая. Сейчас должно тряхнуть.

— Держись крепче, — бархатным голосом сказал он, обращаясь к Дамарис.

 Зверь выскочил из-под колес в самый последний момент. Дамон вывернул руль, чтобы догнать его, и увидел прямо перед собой канаву. Предотвратить аварию могло только сочетание сверхчеловеческих рефлексов вампира и идеально отлаженного механизма очень дорогой машины. К счастью, в распоряжении Дамона было и то и другое, его рефлексы и рефлексы машины сплелись в один крепкий жгут. Протестующее визжа, задымились шины.

И никакого толчка.

Дамон молниеносно выскочил из машины и огляделся. Странная тварь исчезла так же загадочно, как и появилось.

Sconosciuto [4]

. Бред.