— Это не оправдание! — Амаль стукнул кулаком по столу. — Сын должен сражаться за свою мать, умереть за нее, если нужно, а не воевать с нею. — Он помолчал. — А Том?

— Он поддержал меня. Он любит и уважает Билла и Рину.

— Хороший сын.

— Он хороший человек. Амаль, я должна спросить тебя: хочешь, чтобы он узнал, что ты его отец?

Он погрузился в тяжелое раздумье.

— Я сейчас еще не готов ответить, Стефани, — сказал он наконец. — Мне надо решить, что сейчас лучше для него и для меня.

— О Амаль… Мне, право, так жаль.

— Девочка моя родная, — сказал он тихо и уверенно, — вот этого слова никогда не надо произносить. Судьба соединила нас, а затем развела. Все в воле Божьей. Я провел много черных ночей, после того как погас тот крохотный огонек. Но и тьма не смогла заставить меня пожалеть об этом огоньке. — Он нежно взял ее за руку, и они еще долго сидели, а южная ночь сгущалась вокруг них.

Потоки туристов тонкими струйками вытекали из Сиднейской Оперы, этого восьмого чуда света, в сторону живописных старых верфей. Деннис уселся неподалеку от морского вокзала, откуда уходили лайнеры к Сиднейской бухте, гадая, есть ли еще места на следующий рейс. Может, стоит уйти в море и поискать счастья там, как делали в старые времена? Слишком поздно, сардонически усмехнулся он. Австралию открыли давно, да и меня вместе с нею.

С того самого момента, когда под воздействием короткой вспышки ярости он проголосовал против Стефани, Деннис испытывал угрызения совести. Он все еще винил Стефани в том, что она скрывала тайну рождения ребенка. Но знал, что ничто не может извинить его реакцию на это открытие. Одно дело быть страдающей стороной, думал он, сердясь на самого себя, и совсем другое — вести себя как последний подонок.

Все было бы куда проще, если б Стефани разозлилась, накричала на него или упрекнула в сыновней неблагодарности. Но нет, она ничем не выдала своих чувств и была страшно холодной. Денниса передернуло при воспоминании о ее неулыбчивом взгляде, который так отличался от того, как она обычно смотрела на него — любяще, всепрощающе. Неожиданно ему очень ясно представилось, какой будет его жизнь без материнской любви — ничего хорошего в этом он не увидел.

Размышляя о том, как скверно он обошелся со Стефани, Деннис невольно вновь подумал о Касси. Они ведь так славно проводили время — почему он отказался он нее? Если быть откровенным с самим собой, он что, ожидал, что Касси, в ее возрасте и при ее положении, окажется девственницей? Она окончила колледж и школу бизнеса, жила и работала в городе — не идиотизм ли думать, что ей не приходилось иметь дела с мужчинами. Так отчего же он пришел в такое отчаяние? Оттого, что у нее вообще был мужчина до него, или именно этот мужчина? Или, может, его задело то, что у него она — первое серьезное увлечение, а он у нее — нет?

Вздохнув, Деннис выбросил в урну остатки бутерброда. Он поднялся и, прогоняя все эти мысли, с удовольствием потянулся, чувствуя, как его овевает все еще мягкий ветерок. Вот бы сходить сейчас в бистро, выпить чего-нибудь с Анджи… прогуляться по Королевскому Ботаническому саду… а там податься в Голубые горы. Он встряхнулся. Его ждут в «Таре», чтобы пройтись еще раз с Джоанной по программе мод на текущий сезон. Зная, что там будет Касси, он растянул обед, чтобы хоть как-то разобраться в своих чувствах. Но ни к чему так и не пришел.

Ехать до «Тары» было слишком близко, чтобы решить все эти проблемы. «Может, я слишком все усложняю, — думал он. — Может, я вовсе и не увижу ее. Возможно, она куда-нибудь ушла по делам, да мало ли что». Он укрепился в этой мысли, застав в Доме моделей необычное оживление: десятки манекенщиц толпились вокруг, треща как сороки, — ясно было, что вот-вот начнутся большие съемки. Касси, как члену мозгового центра, здесь явно нечего делать. Она, должно быть, скрывается где-нибудь в кабинете, манипулируя со своим компьютером. Подавив неожиданно возникшее чувство разочарования, он поднялся в студию и тут-то едва не налетел прямо на нее.

Трудно сказать, кто из них больше смутился. Касси первой пришла в себя.

— Как поживаешь? — спросила она.

— О… все нормально. Жизнь продолжается. А ты?

— Да неплохо… неплохо. Мне здесь нравится.

— Говорят, ты отлично справляешься со своим делом.

— Спасибо. Спасибо, Деннис.

Повисло неловкое молчание. «Скажи же хоть что-нибудь, скажи, ради всего святого, — чуть не закричала про себя Касси. — Он наконец-то появился, а ты и слова не можешь вымолвить».

— Рада видеть тебя, — сказала она.

— Я по делам. Мне надо встретиться с Джоанной.

— Да-да. Да, конечно.

Снова молчание.

— Это по поводу мод к новому сезону. Мы обговариваем программу.

— Ясно.

— Ты тоже, наверное, очень этим занята.

— Да уж, Джоанна в пот нас вгоняет.

— Ну а перерывы хоть бывают? Свободное время? — осторожно спросил Деннис.

— О да. Конечно! Я…

— Деннис! — Джоанна вылетела из студии. Волосы у нее торчали во все стороны, а глаза так и горели. — Вот ты где! Почему опоздал? Ладно, пошли. За работу, а то у меня будет нервный срыв, припадок бешенства или менструация — уж не знаю, что хуже!

Не сказав ни слова, Деннис двинулся за ней.

— Увидимся? — робко спросила Касси.

— Пожалуй. Может быть.

По дороге, бежавшей вдоль берега океана, Том направлялся в Эдем, чего он не делал с тех пор, как порвал с Сарой, и гадал, зачем он понадобился Стефани. Известие о том, кто в действительности является его матерью, он воспринял по-своему — серьезно и основательно. Он словно бы задраил все люки, делая вид, что ничего не случилось, всячески противясь любым переменам. Иными словами, Том по-прежнему хотел считать Рину своей матерью, а Билла отцом, чтобы там Стефани ни говорила: не то что бы он не верил ей, а просто не хотел подчинять эмоции правде голых фактов.

Просьба Стефани приехать в этот вечер в Эдем застала его совершенно врасплох. Что ей может понадобиться? Оставив машину на подъездной дорожке и направляясь к дверям, он испытывал странное волнение. Том позвонил.

— Миссис Маршалл ожидает вас в кабинете, мистер Макмастер, — сказал Мейти, открывая дверь. Из холла было видно, как Стефани быстро меряет шагами свою небольшую комнату.

— Ты ведь знаешь, что вовсе не обязан был приходить, — нервно сказала она вместо приветствия. — Я тебе больше не начальство.

«Она волнуется ничуть не меньше меня», — с внезапным сочувствием подумал Том, а вслух сказал:

— Мне просто любопытно. Хотелось узнать, что вы еще можете мне сказать, помимо того, что уже сказано.

Явно стараясь овладеть собой, Стефани сказала:

— Думаю, нам предстоит еще долгий путь друг к другу. Но позвала я тебя сегодня не за этим. Ты знаешь правду, но только половину ее. Думаю, будет только справедливо дать возможность узнать другую половину. Хочешь?

— Другую половину? — Он весь напрягся. — Что вы имеете в виду?

— Твой отец, Том. Хочешь знать, кто он? Хочешь познакомиться с ним? Он бы хотел… если ты не против.

Хочет ли он? Том и сам этого не знал. Он с трудом спросил:

— Где он?

— Здесь. В Эдеме.

— Мне нужно время. Подумать.

— Я оставлю тебя здесь. Ты найдешь меня в гостиной. Не торопись.

Но Тому не понадобилось и десяти минут, чтобы решиться. Раздираемая противоречивыми чувствами, Стефани вела его через лужайку к террасе. Вытянув руку, Стефани показала на Амаля, который стоял невдалеке, на аллее, усаженной высокими деревьями, — она не была уверена, что хоть слово сможет вымолвить, не говоря уж о церемонии представления. Пусть сами знакомятся. Том потоптался на месте, а затем двинулся в сторону ожидавшего его человека. Стефани поспешно вернулась в кабинет и растянулась на кожаном диване, стараясь прогнать любые мысли.

Некоторое время спустя снаружи раздался негромкий шорох, и в комнату вошел Том.

— Я пришел сказать спасибо, — просто сказал он.