Я развожу руками.

— Я нахожусь здесь по воле Джеррибы Шигена, с целью передать рукопись, не более того.

— Ты — кусочек головоломки, Язи Ро. Думаю, тебе это известно.

— Да, известно.

Тай подходит к большому окну с видом на далекие скалы, торчащие из кипящих океанских волн. Я присоединяюсь к нему. Нам видно, как Гаэзни, становящийся меньше с каждым шагом, бежит по снегу и льду.

— Дэвидж — тоже кусочек головоломки, как и привезенная тобой рукопись. Так собирается и приводится в действие талма. — Тай смотрит на меня. — Мне хотелось бы знать, с какой целью это делается.

— Цель — мир. Мир на Амадине.

— Судя по твоему виду, ты не очень-то веришь в успех.

— Джерриба Тай, родитель твоего родителя — овьетах Талман-коваха. В его распоряжении — вся премудрость диеа. Джерриба Шиген верит, что мир возможен.

— А ты все равно в сомнениях...

— Их не чужд даже сам Шиген. — Я помимо воли пожимаю плечами. — Пойми, Джерриба Тай, я с самого рождения плаваю на Амадине по рекам крови. От тамошних ножей остаются незаживающие раны. Если путь к установлению мира на Амадине существует, то либо я не в силах его узреть, либо то, что подразумевает под словом «мир» овьетах, сильно отличается от того, чего хотелось бы мне. Но я далек от наук. Мне еще только предстоит пройти ритуал взросления. Сам не знаю, зачем я здесь.

Тай долго смотрит на меня, потом переводит взгляд на мыс, к которому направляется по снегу его ребенок.

— Истины Зинеру вечны, Язи Ро. Вот почему ты здесь. — Он кладет руку мне на плечо. — Я отведу тебя к Дэвиджу.

Следуя за Таем в гардеробную, я с трудом волочу ноги от стыда. Имя «Зинеру» из Талмана я еще помню, но знать не знаю, кто это, чем прославился, какое отношение имеют его истины ко мне. Но обратиться к Таю с вопросами я стесняюсь.

Мы бредем по тропинке к мысу, сгибаясь от порывов ледяного ветра. Мне вспоминается рассказ родителя об учителе Малтаке Ди, задававшем своим ученикам вопросы О путях. Он рисовал две фигурки и соединял их двумя линиями. Студентам полагалось ответить, сколько всего путей между двумя фигурами. Удивительно, но преграда прожитых лет рушится, и я снова оказываюсь в объятиях Аво, читающего мне из крохотного кубика, висящего у него на шее на цепочке.

«Сколько путей от круга к квадрату?»

«Два пути, джетах».

«Ты не останешься, Ниат. Ты не сможешь учиться».

Линий было всего две, и бедняга Ниат видел только два пути. Следующий ученик увидел уже несколько путей: ведь по каждой линии можно пройти в обе стороны, и не один раз. Этому ученику Малтак Ди разрешил остаться, потому что тот мог учиться. Третьему ученику тоже разрешили остаться, потому что тот сам мог учить: он сказал, что между двумя фигурами бесчисленное множество путей.

Между имением и мысом тоже неизвестно сколько путей. В океан, под землю, по воздуху, через космическое пространство, через Драко, через Амадин. Тем не менее мы движемся теми путями, которые видим, ибо другими воспользоваться не можем. Когда отыщется лучший путь, род Джерриба, возможно, воспользуется им. Но сначала его нужно отыскать.

Зенак Аби полагает, что нашел путь от войны к миру на Амадине. Джерриба Шиген тоже полагает, что видит его. Но какое это имеет отношение к старому человеку, к убийце с Амадина, к женщине по имени Джоанн Никол?

У самого мыса Тай указывает на естественные ступеньки, ведущие к узкому выступу высоко над скалами. Ветром нас прижимает к камням. От высоты у меня кружится голова, и я стараюсь не приближаться к краю. Нерукотворная лестница вьется вокруг скалы, незаметно расширяясь. Я набираюсь смелости и смотрю вниз, на далекие скалы. Один неверный шаг — и Язи Ро не станет. У меня опять кружится голова, и я прижимаюсь спиной к каменной стене.

— Вот и вход, — говорит Тай.

Я отворачиваюсь от пропасти и вижу обросший льдом, исхлестанный ветрами вход в пещеру. Тай приглашает меня внутрь, открывает в темноте дверь из дощечек и кусков шкур и первым входит. Я следую за ним. Передо мной проход. Я чувствую идущее откуда-то из глубины тепло и почему-то испытываю страх.

Немного поразмыслив, я понимаю, чего боюсь: вдруг, войдя в эту пещеру, я непоправимо изменю свою жизнь? Прежде чем ступить на какой-либо путь, хорошо бы увидеть, куда он ведет. Овьетах говорил, что знание пути закрывает его. Не потому ли, что, зная, куда ведет путь, я бы отказался им пройти?

— Эй! — раздается незнакомый голос.

Я вижу в проходе человека в шкурах и в шапочке, тоже из шкур. Он длинноволос и бородат. Я узнаю его, помня фотографию на обложке книги: передо мной сам Уиллис Дэвидж. Он смотрит на меня и указывает на вход.

— Здесь тебе что, сарай?

— Что?!

— Закрой дверь! — Он качает головой, разворачивается и уходит. Я закрываю дверь и следую за ним. Мой путь определен.

Мы сидим на грубо сколоченных табуретах вокруг большого открытого очага — единственного источника и тепла, и света. Дым уходит в трещину в потолке пещеры, но воздух насыщен запахом дыма. Дрова для очага сложены вдоль стены у меня за спиной; там же стоят сундуки и большие деревянные ящики. Постели представляют собой шкуры поверх груд ветвей. В щели в стенах вбиты сучки, на которых висят сети, кожаные сумки и разные другие предметы. Почти все здесь сделано вручную из дерева, кожи, кости.

Дэвидж в своих шкурах, с посохом в руках выглядит как первобытный племенной вождь. Он смотрит на меня поверх очков, потом переводит взгляд на Тая и Гаэзни, с них — на рукопись, приблизив ее к огню, чтобы лучше видеть.

— Значит, Язи Ро, ты привез мне книгу, и это должно остановить войну... — Его тон кажется мне насмешливым, поэтому я молчу. Дэвидж снова смотрит на меня. — Вряд ли Шигги тебе объяснил, как нам этого добиться.

— Шигги?..

— Шиген. Овьетах. Тот, кто тебя сюда прислал. Давай сотрудничать, Ро: жизнь слишком коротка, особенно у драков.

Я все сильнее злюсь.

— Нет, он ничего мне не объяснил.

Человек морщит лоб и разводит руками.

— Если неизвестно, как за это взяться, как же нам быть?

Тай наклоняется вперед.

— Наверное, дядя, тебе самому следует это придумать.

— Какая глупость! Раз Шигги известен путь, почему бы ему все мне толком не объяснить?

— Овьетах предупредил меня, что знание пути способно его закрыть.

Человек перелистывает несколько страниц и качает головой.

— Шигги всегда был любителем пошутить. — Дэвидж вскидывает на меня глаза. — Кстати, как он себя чувствует?

Я складываю руки на груди. Мне уже ясны две вещи: я не нравлюсь Дэвиджу, Дэвидж не нравится мне.

— Я не лекарь. Состояние здоровья овьетаха вне сферы моей компетенции.

Человек кладет руки на рукопись, лежащую у него на коленях.

— Он показался тебе здоровым?

— Не обнаружил ни кровоточащих ран, ни признаков опасных болезней, дядюшка Уилли.

Дэвидж слегка откидывает голову и пристально смотрит на мня голубыми глазами. Разок кивнув, он открывает первую страницу рукописи и приступает к чтению. Перевернув страницу, он выпаливает:

— Запихнул же ты себе в задницу корягу! Гляди, не поцарапай мне табурет.

Тай стискивает челюсти, чтобы не расхохотаться, вскакивает, хватает пальто и бросается к выходу, едва удостоив меня прощальным кивком. Гаэзни, не сумевший так же успешно подавить смех, фыркает и бежит в глубь пещеры, откуда открывается еще один проход. Мне обдувает ноги холодным сквозняком: это Тай приоткрыл дверь. Сквозняк тут же прекращается: дверь опять закрыта. Но смех, раздающийся вне пещеры, так громок, что я отлично его слышу.

Я сижу, как статуя, тараща на человека глаза, пока до меня не доходит, что из меня делают дурака. Тогда я встаю, запахиваю пальто, надеваю капюшон и тоже бегу к выходу из пещеры. Высунувшись на холод, я смотрю на свою руку, придерживающую дверь, и мучительно раздумываю, закрыть ее или оставить открытой.