Пока я фантазирую, пытаясь представить себе столь нелепое развлечение, Заммис спрашивает Тая, как в имении готовятся к короткому сельскохозяйственному сезону. Разговор переходит на семена, удобрения, компост, культивацию, фумигацию и прочие диковины, о которых я не имею ни малейшего представления.

Пока они беседуют, я размышляю над словами Тая о том, что я нахожусь здесь из-за истин Зинеру. Мне по-прежнему неудобно признаться этому обществу, поднаторевшему в изучении Талмана, в своем невежестве, поэтому я встаю из-за стола и ухожу к себе, чтобы улечься и почитать свой талман.

Я открываю застежку, вынимаю кубик из обложки, вооружаюсь булавкой для перелистывания страниц. Найдя «Кода Синувида», я напрягаю зрение, пытаясь вчитаться в предание о Зинеру. Шрифт чрезвычайно мелок, но я мог бы одолеть написанное, если бы пожелал. Но желание невелико: к моим услугам английский перевод Дэвиджа, набранный крупным книжным шрифтом. Так что я снова убираю свой талман в обложку и ложусь на кушетку с книгой.

В примечаниях переводчика сказано, что «Кода Синувида» — последняя книга Талмана, написанная на планете Синдие. Следующая книга была создана уже в космосе, на «кораблях поколений», прилетевших впоследствии на Драко. Зинеру написал свою книгу гораздо раньше, в эпоху морских кораблей, мечей, копий, палиц и стрел. При нем часто устраивали спортивные соревнования между денве, городами и школами.

В отличие от Малтака Ди, учившего своих подопечных при помощи головоломок и загадок, Зинеру прибегал к играм и спортивным соревнованиям. Главной страстью Зинеру была множественность истин: различные значения правды, ее проявления и формы. Его излюбленным уроком было приказать ученикам не просто играть в какую-либо игру, а изучать ее, применяя все уроки талмы и отыскивая способ выигрыша с помощью наилучшей теории.

Ученики изучали и толковали правила, даже особенности игровой площадки и погоды. Интересовала их и физическая форма: они ломали голову, как лучше использовать игроков в беге, броске и так далее. Они придумывали собственные игры с особыми правилами, расставляли лучших учеников по площадке и докладывали Зинеру, что готовы играть.

Джетах собирал наименее сильную команду из непрофессиональных игроков коваха и выставлял ее против своих учеников. И всякий раз ученики Зинеру проигрывали, после чего джетах внушал своим неудачливым теоретикам простую истину: «Постигающий игру многое внесет в нее. Однако истинные правила, не подлежащие изменению, прозвучат из уст игроков. Игроки видели и осязали металл; постигающим он известен только в теории».

Истины Зинеру...

Труды мудрецов-талманцев сильно поспособствуют установлению мира на Амадине. Однако истинные правила, не подлежащие изменению, прозвучат из уст убийцы Маведах по имени Язи Ро. Мудрецам война известна только в теории, а Язи Ро брел по пояс в крови...

Я вспоминаю предложение капитана корабля «Тора Соам». Благодаря своим рекомендациям я смог бы вернуться на Драко, а там мне бы осталось только дождаться корабля, который покажется мне лучше остальных. Я получил бы работу. Но смогу ли я крутиться на орбите Амадина? Выдержу ли это, если у меня есть хотя бы крохотное сомнение, так ли уж бессмысленна талма мира? Сохраню ли спокойствие, зная, что в грязи и крови, заливающих Амадин, тонет ребенок, проклинающий меня за то, что я не ухватился за слабую возможность положить конец кошмару?

Я вскакиваю с кушетки и подбегаю к прозрачной стене. За ней ночь. Дом подсвечен снизу золотым светом. Во тьме раскинулось обдуваемое ветрами ледяное пространство, на котором я все же умудряюсь различить выступающий из белого океанского тумана скалистый мыс.

Интересно, что произошло бы, если бы кусочки головоломки узнали, что картина, которую из них складывают, получится не такой, которую намерены составить они сами? Согласились бы улечься no-новому, не зная толком, что это будет за изображение, или взбунтовались бы, отказавшись от какой-либо упорядоченности?

Я принимаю решение поговорить с одушевленным кусочком головоломки, обитающим в пещере. Спустившись в холл, я узнаю, что все уже разошлись. Слуга по имени Мизи Унтав помогает мне надеть пальто и ботинки и настаивает, чтобы я не пренебрегал защитной маской, иначе задохнусь от ветра. Я соглашаюсь.

— Тебе потребуется провожатый, Язи Ро? — следует вопрос.

— Нет, я знаю дорогу.

— А фонарь? В темноте легко оступиться.

— Фонарь пригодится, — киваю я. — Спасибо. С фонарем, прикрепленным к тыльной стороне левой рукавицы, с поднятым капюшоном застегнутого на все пуговицы пальто я выхожу из дома и вверяю себя ночным ветрам Файрина IV. Борясь с ветром, я тороплюсь к пещере. По пути я соображаю, что заботливый слуга — отпрыск Мизи Кинасу, ученика Дэвиджа, о котором рассказывали, что он совершил длительное путешествие в космосе, чтобы стать монахом странной и суровой религии на чужой и пугающей планете под названием Земля.

Дэвидж сидит у огня с рукописью на коленях, уставившись на языки пламени. Я выключаю фонарь, снимаю пальто и маску и бросаю то и другое на одно самодельное кресло, чтобы усесться в другое. Мне непонятно, почему Дэвидж не участвовал в праздничном ужине в честь возвращения Эстоне Фалны. Согревшись у огня, я рассматриваю убранство пещеры. На одной из импровизированных постелей крепко спит Гаэзни, укрытый одеялом.

Интересно, до какого места Дэвидж успел прочесть «Кода Нусинда»? Самому мне запомнился эпизод, в котором слепая землянка Никол, не зная, что имеет дело с актерами, внимает подробностям ситуации на Амадине. Целью Маведах было уничтожение там всех людей или их изгнание. Цель Фронта заключалась в уничтожении или изгнании всех драков Амадина. Палата Драков бескомпромиссно поддерживала Маведах, Соединенные Штаты Земли — Фронт, цели которых были диаметрально противоположными, а посему не могло быть даже речи о выработке талмы. Никол положила конец страшной войне, заставив державы отказаться от поддержки враждующих сил на Амадине.

Тем не менее сердцевина проблемы остается прежней, более того, воюющие стороны уже не довольствуются изгнанием врага с планеты, стремясь к полному его искоренению. Цель Маведах теперь — гибель всех людей, цель Фронта — гибель всех драков. Откуда тут взяться талме? Всякий раз, когда Фронт и Маведах договариваются о прекращении огня, обязательно находится неконтролируемая группировка с той или иной стороны, прерывающая хрупкое перемирие, совершив какое-нибудь злодейство. Разве может Маведах карать своих за убийство людей после всех бед, причиненных людьми? И как может Фронт наказать своих за убийство драков после всего того, что те учинили?..

— Ты это читал, Язи Ро? — спрашивает Дэвидж, указывая на рукопись.

Я отвлекаюсь от мыслей о прошлом и гляжу на человека. Он пристально меня разглядывает.

— Да, по пути сюда.

— А тебе полагалось это читать?

Мне трудно удержаться и не пожать плечами.

— Не знаю.

Он переводит взгляд на рукопись, приподнимает брови.

— Что, если твое любопытство повредит талме?

Я сажусь, вытягиваю ноги к огню, скрещиваю на груди руки.

— Значит, талме не бывать. А вдруг ей, наоборот, повредило бы, если бы я этого не прочел? Или талма вообще не зависит от того, читал я это или нет?

Дэвидж улыбается и говорит на правильном дракском:

— Почему ты так безжалостен к чадам своим, Ааква? — Видя мое недоумение, он объясняет: — Это из «Кода Овида». «Предания об Ухе». — У него такой вид, словно я — это не я, а трехголовый урод. Он опять переходит на английский: — Возможно ли, Язи Ро, что ты не знаком с Талманом?

Я вспоминаю свой амадинский английский и выпаливаю:

— Более чем возможно, дядюшка, заруби это на своей морщинистой заднице!

Из глубины пещеры доносятся хлюпающие звуки. Дэвидж оборачивается на ребенка, которому положено спать.

— Раз тебе не спится, Гаэзни, берись за шитье.

— Я сплю, дядя, сплю. — Отпрыск Тай давится от смеха. — Просто мне приснился плохой сон.