— Лишь сладкая вода, вождь. Она придаст вам сил.

Тром кивнул. Баба потянулась, чтобы напоить его. Он жестом остановил её и сел на койке, спиной к парнишке, и, кривясь от боли, аккуратно взял пиалу.

«Не хватало ещё, чтобы баба поила меня с рук, как дитя!»

Пригубил. Действительно, просто сладкая вода.

— Что случилось с мальчуганом? — спросил он, продолжая прихлёбывать и делая вид, словно копошение рядом его совсем не волнует.

— Говорят, упал с крыши, когда смотрел ваш поединок, — баба отошла помогать второй.

Слабость и то, что он сидел спиной, делали их разговор похожим на сон. Наверное, поэтому Тром задал странный вопрос:

— Ты рада обновлению в кругу вождей?

И, будто во сне, баба не стала увиливать и ответила честно, как подобает воину:

— Комад заботился о нас. Много делал для этой избы боли и для остальных, в других городах. Мы скорбим по нему, хоть его место и занял лучший воин.

— Значит, не рада? Что же такого он для вас делал? Неужели ворошил твоё уютное гнёздышко своим стойким мечом? — усмехнулся он.

Баба шутку не оценила:

— Плотские утехи перестали интересовать меня, наверное, уже десяток лет назад. Он давал уверенность. Когда знаешь, что хватит тряпок и отвара, ножи будут наточены, а дров достаточно для зимовки. И не искалечишь очередного сына из-за дрожащих от холода рук, стоя за койкой. Вождь, я знаю, что вы не любите буквы, но, раз уж зашла речь…

Баба сунула ему в руки пергамент, на котором слева были слова, а справа — числа.

— Что это?

— Необходимое к зиме. Комад следил, заставлял холуёв и охотников носить в избу всё, что нужно. Сейчас его нет. Кто будет слушать баб? Охотники разбегутся, а холуи займутся другими приказами. Хватит ли у них времени на избу боли?

«Чёртовы бабы со своими закорючками» — разозлился он, но, сам не зная почему, вслух сказал:

— Отдай пергамент Марку. Дылде, что притащил меня сюда. Пусть займётся этим от моего имени. Будет у тебя уверенность.

И, словно ожидая момента, в избу быстрым шагом вошёл Марк.

— А вот и он, кстати! Марк, посмотри, — Тром протянул ему пергамент, — Нужно напрячь холуёв, чтобы всё это было у неё до зимних холодов, — он кивком указал на бабу.

— Мудрое решение, вождь. Прямо сейчас и займусь, пока охотники ещё не ушли из города после поединка, — ответил Марк, рассудительно кивая.

— Кончай лизать мне зад! Завтра займёшься! Сейчас — брага и песни! Дай мне опереться на твоё плечо и тащи в корчму!

— Сначала переоденься, — Марк бросил ему простые льняные штаны с верёвкой и такую же рубаху.

После долгих и неуклюжих переодеваний, он, кряхтя, навалился Марку на плечо и вместе они вышли из избы.

— Отныне будешь моей правой рукой. Каждому вождю положена правая рука, ведь так?

— Судя по количеству приказов, свалившихся на меня ещё до назначения, вытирать драгоценную жопу вождя тоже предстоит мне!

Они расхохотались, спускаясь по тропинке к центру города. Воздух, зелёная трава и горы вокруг. Тром любил родину, и сейчас она наполняла его весельем, азартом, счастьем.

Их окликнула баба боли:

— Вождь, послушай! Тебе лучше не пить брагу! От неё кровь течёт по-другому, и рана может открыться. Ноге нужен покой.

Тром разозлился:

— Баба, по-твоему, я терпел всё это без отвара, чтобы просто уснуть? Иди, ковыряйся дальше в своей избе! — он с гневом отвернулся.

— Как тебя зовут? — не спешил уходить Марк.

— Старуха Изергиль, — ответила баба с лёгкой досадой в голосе.

— Чуть позже я найду тебя, — крикнул Марк, тоже отворачиваясь и таща Трома вниз.

Вопрос сам собой сорвался с языка:

— Марк, почему она не сказала про брагу сразу?

Друг пожал плечами:

— Ты помогаешь ей, она тоже решила помочь.

— Из-за пергамента? Эта старуха не понимает, что мы, воины, и так помогаем им самим своим существованием? Без нас они будут рабами!

— Ты прав, но они любили Комада. Может, ей просто хотелось тебя помучить. Потом передумала и предупредила, хоть и боялась.

— Боялась? — с недоумением спросил Тром.

— Конечно. Она знала, ты разозлишься, но всё равно сказала. Это достойно уважения.

— Уважения? Марк, ты — воин! Больше того, ты из Великой Сотни! Прекрати думать о всяком отребье! Это тебе говорю я, Тром, вождь!

Дверь корчмы была приглашающе открыта, а холуи ждали воинов после боя. Поединки за место в кругу вождей всегда собирали много народу. И куда им податься после поединка, кроме как не в корчму? К тому же, новоиспечённый вождь, или старый, отстоявший своё право, часто праздновал победу в корчме, щедро покрывая все расходы из казны. Трое воинов, выйдя из-за угла, разразились криками приветствия, увидев их с Марком. Один с меткой Великой Сотни на плече: неприметный кусок кожи с выдолбленным на нём номером, понятный лишь горцам. Клеймо на груди не видно за одеждой, поэтому давно придумали ещё кожаные метки.

Внутри корчмы было людно и душно: казалось, воздух можно загребать ладонью и есть. Человек сорок воинов встали со своих мест и принялись хлопать, выкрикивать приветствия и улюлюкать, стоило только им войти. Пока шёл и садился, Тром цепким взглядом успел отыскать в толпе сотенников: двое вождей и ещё девять просто из Великой Сотни.

Грисвольд, с двумя кружками в руках, гордым размеренным шагом подошёл к нему, кривя улыбкой свой огромный шрам на щеке, протянул кружку и ждал, пока Тром возьмёт её. После поднял руку, требуя тишины. Толпа угомонилась, и он начал раскатистым басом:

— Тром! То, что ты сегодня исполнил на поле — пример высочайшего воинского искусства поединщика! Укол в живот просто великолепен! Я до сих пор не пойму, как Комад успел уйти от него. Впрочем, он не совсем успел… А удар, которым ты отправил его к предкам — я такого ещё никогда не видел! Так осознанно подставиться и получить серьёзную рану, но при этом закончить бой! Счастлив, что мне выпала честь быть в одном кругу с таким искусным воином! За твою победу!

Зал восторженно загудел. Грисвольд чокнулся кружкой с Тромом, и Тром одним махом выпил половину. Здесь, в столице Горной страны, варили отличную брагу.

Откуда-то появилась крепкая молодка в белом сарафане, и, слегка задев его плечом, наполнила кружку из кувшина, потом улыбнулась, и так же быстро исчезла, больше никому не наливая.

Через десять минут она выскочила опять с кувшином наперевес и низко наклонилась, подливая ему. Тром почувствовал приятную тяжесть её груди на своём предплечье.

Воины напивались. Верт очутился рядом, тоже с кружкой. Слова приветствия, похвалы, восхищение. Пришлось выпить, хоть и не хотелось ему именно сейчас. И опять кудрявая молодка с кувшином тут как тут. Долила. Уходит. Оборачивается, смотрит на него.

— А Узвар сегодня нехило так перессал! — весело бросил Верт. Они с Грисвольдом тихонько расхохотались, — Видать, боится, что его спихнут с вершины в могилу. Ты как, Тром, пойдёшь за первым местом? — Тром молчал, — Пойдёшь, по глазам вижу. За будущего первого из Великой Сотни!

«Что он там понимает по глазам? Я сам последние пять минут не могу понять, куда они смотрят! Но, проклятье, как не выпить за это?»

К нему спешила молодуха с кувшином. И сейчас он точно знал, куда смотрит. На вырез платья.

— Кто это такая? — слова вылетели сами.

— Новая кухарка. Что, хочешь оказать ей честь? — Грисвольд задорно толкнул его в плечо, отчего Трома сильно качнуло в сторону, — Я бы и сам не прочь, но, видят предки, сегодня твой день!

— Она за той дверью, — тихо сказал Верт, пальцем указывая вглубь корчмы.

Плохо соображая, что делает, Тром нетвёрдой походкой направился к двери. Сразу за ней стояла та самая молодка:

— О, вождь! Не ожидала вас здесь увидеть!

Она смущённо смотрела на него, оторвав одну руку от кувшина и не донеся до лица, будто хотела что-то сделать, но так изумилась его появлению, что застыла.

Тром не любил ходить вокруг да около:

— Я решил оказать тебе честь.