— Поздно каяться, срок ты уже заработал.

— Всё равно спасибо. Отсижу и начну новую жизнь с новыми людьми. Уеду из этой проклятой столицы.

— Слюнтяй! — крикнул другой арестованный, — Никчёмный слюнтяй! Жаль, не успели тебя заколоть.

— Сержант Тиль, пни его.

«Бац» — сапог сержанта глухо стукнул, и наглец тут же замолчал.

— Эта работа нравится мне всё больше, — усмехнулся Тиль. Солдаты тоже загоготали, напряжение ослабло.

— Марио, ты закончил? В тюрьму их, кроме раненого. Его в наш лазарет. Выздоровеет, уедет на каторгу.

***

И вот последнего дуэлянта записали в книгу и увели. Племянник капитана смотрел на всё это с помпой, нужно было поговорить. И твердить до тех пор, пока он не поймёт — то, что он считает благородным обычаем, люди используют в целях низких, недостойных. Люк надеялся, что парень всё-таки поймёт.

Громада тюрьмы осталась позади, когда Тиль вдруг сказал:

— Капитан, слышали, ротного из второй сегодня убили. На дуэли. Говорят, два часа мучился, пока дух испустил.

— Нет. Когда это случилось?

— Да ближе к вечеру. В пять, наверное, бились.

«И никто из моих информаторов ничего не сказал. Нужно искать новых».

— Знаешь, где дрались?

— Не, его раненым часовой заметил, уже у ворот.

— Понятно. Послушай, что ещё солдаты говорят.

Отряд уже подходил к полку, когда их обогнала карета. Они повернули за угол стены, и Люк увидел, что карета остановилась около полковых ворот. Неприятное предчувствие уже тревожно горело внутри, когда из кареты вышла женщина и спросила что-то у часового. Часовой указал рукой в их сторону.

«О, нет, только не это, только не снова».

Она направилась к отряду. С ней были кучер и слуга, довольно крепкие на вид, с молотком и кнутом.

— Господа, кто из вас капитан де Куберте?

— Это я, — Люк прошёл вперёд. Он собирался покончить со всем этим как можно быстрее.

— Я случайно узнала, что мой сын дрался на дуэли сегодня. Вы тоже там были и арестовали четверых, так мне сказал комендант тюрьмы. На дуэли их было шестеро. Где ещё двое? Убиты?

— Один убит, один ранен, — равнодушно ответил де Куберте. Он не хотел щадить её чувства, от этого всегда было только хуже.

— Где я могу найти раненого? — её голос дрогнул, как ни старалась она держаться спокойно.

— Идите за мной. И вы тоже, племянник. Остальным — в казарму, отдыхать!

Он быстрым шагом двинул к лазарету, женщина едва поспевала за ним.

«Сейчас она увидит, что там не её сын и закатит истерику. Конечно, если дохнет один, то всегда дохнет тот единственный, от чьей смерти больше всего мороки. Закон подлости, мать его».

Они зашли в лазарет, и женщина бросилась к койке раненого. Она обнимала его и что-то шептала. Молодой человек улыбался. Люк подошёл к ним:

— Он виновен и будет осуждён.

— Он живой, слава богам!

— Ему предстоит пять лет каторги.

— Зато он будет жить, — она повернулась к нему с заплаканным, но улыбающимся лицом, и тут же отвернулась обратно к сыну.

«Впору пить вино в честь такой радости, если бы не один труп и четверо дураков в тюрьме, которых каторга вряд ли исправит».

— Ну и как вам всё это, дорогой племянник?

— Не знаю, дядя, не знаю, — ответил молодой граф, и спесь его никуда не исчезла.

«Ничего, сражения выигрывает терпеливый», — отметил Люк. Если парень не тупой, рано или поздно он поменяет своё мнение.

***

Жерар сидел за столом в зале трактира и читал военный труд великого тактика и стратега Улисса Гловацкого. Дядя велел получше узнать военное дело и выдал ему три книги. В этой говорилось, что на поле боя побеждают те, чьи отряды построены вовремя, как следует и в правильном месте. И обеспечены всем необходимым. Графу книга нравилась — она напоминала некоторые труды по фехтованию, только вместо эспады полк, вместо передвижений на ногах — анализ местности, вместо контроля дыхания и расчёта сил на поединок — обозы и фуражировка. А финты и обманные движения чем-то напоминали разведку и резервы в бою.

И только одно Жерару не нравилось- в книге ни слова не говорили о боевом духе, настрое солдат и офицеров. Это упоминалось лишь пару раз, вскользь, как совсем неважная деталь. Молодой граф с детства был уверен, что высокий боевой дух, смелость и решительность — самые важные качества на войне. А, по мнению автора, хитрость и расчётливость были куда важнее.

Он отложил книгу в сторону и помахал трактирной девке, заказал яичницу и стакан разбавленного вина, обвёл глазами зал. Рано утром тут всегда почти пусто, вот и сейчас, кроме Жерара да прислуги — никого.

В трактир зашёл чей-то лакей. Судя по одежде и выправке, он служил богатой семье. Он о чём-то тихо побеседовал с трактирщиком, а после подошёл к Жерару и отвесил церемонный поклон:

— Это вам, — лакей протянул письмо в конверте отличной бумаги, с восковой печатью, на которой красовались скрещенные эспады.

Жерар распечатал письмо:

«Господину графу Жерару де Сарвуазье от председателя фехтовального клуба «Скорпион», Истера де Бижона».

Приглашаем вас посетить наш фехтовальный клуб. Лучшие учителя Кантании, восемь площадок, доступных в любое время года и возможность практиковаться с лучшими мастерами страны. Не упустите шанс стать ещё лучше. Ждём вас каждых день после полудня на пересечении улицы Марша и улицы Повозок.

С надеждой на скорую встречу, Истер де Бижон».

— Что мне передать господину де Бижону? — спросил лакей, когда Жерар прекратил читать.

— Странный способ завлекать новых членов, что-ж, вы всему городу шлёте письма?

— О, мы не приглашаем таким образом всех подряд. Только лучших. Другое подобное приглашение я имел честь вручить три года назад.

— Вот как? Передайте господину де Бижону, что я непременно загляну на огонёк, как только выдастся свободный день.

— Сколько раз бывал в этом лесу, всегда оторопь берёт, — проворчал Байл, вглядываясь в тёмные кривые деревья по сторонам.

Древний указал вперёд по дороге:

— Осталось немного. Видишь, где кончается лес?

— Ты считай уже дома, а нам ещё ночевать тут, ждать тебя, и обратно потом топать… И почему твои предки решили поселиться именно здесь?

«Вряд ли у них был выбор».

— И зверьё тут какое-то… дремучее, — с испугом поддакивал Сибальт, указывая на лисицу среди деревьев.

Та пригнула морду к земле, как волк, и молча смотрела на отряд. Шерсть грязная, вся в колючках, да репьях, хвост изодран, плешь на боку.

— Не скули, молодой. Главное нам на ворглинга не нарваться, — завёл старую песню Байл, — Но они обычно близко к дороге не подходят, ты не боись.

— Что ещё за ворглинги? — судя по лицу, парень как раз боялся.

Ему никто не ответил, лишь один солдат, отвернувшись, спрятал улыбку. Остальные пока держались серьёзно.

— Ты видел плешь на лисице? — добавил жару древний, — Свежая. Может статься, он как раз рядом. Держите арбалеты наготове, ребята.

— Да что за чудище такое этот ворглинг, скажет мне кто-нибудь? — слегка побелел молодой солдат.

— Про них я могу сказать тебе только одно, парень, — серьёзно вещал взводный, — Увидишь его и останешься в живых — гордись, не увидишь — радуйся, — Байл чуть пригнулся и стал вглядываться в чащу ещё внимательнее, взяв протазан двумя руками.

Новичок тоже вцепился в древко и, стараясь совладать с паникой, пошёл на полусогнутых, вертя головой по сторонам.

Один из солдат не выдержал и стал давиться хохотом. Это продолжалось несколько секунд, потом и весь взвод разразился громогласным смехом.

— Чума на вас с вашими шутками! — Сибальт в раздражении выпрямился, но не заметил кочку под ногами, споткнулся и чуть не завалился, в последний момент упершись пятой протазана в землю.

Новый приступ смеха сотряс отряд — некоторые бойцы схватились за животы и не могли сделать ни шагу. Пришлось ненадолго остановиться. Но шутка оказалась кстати, прогнав уныние последних часов.