— Видите ли, дорогой капитан, я знаю вас заочно. Де Крюа, пожалуй, единственный, кто понимает важность моей работы. Может, ещё и король, когда вспоминает обо мне. Так вот, наш министр печётся за благо страны. На деле, а не на словах. А вы ему помогаете, и делаете это хорошо, — он обвёл рукой вокруг, показывая свои владения, — Всё это возможно благодаря таким, как вы, иначе бы мне пришлось выстроить стены и сидеть за ними. Где тогда была бы моя наука? Начальник гарнизона тоже кое-чего о вас рассказывал. Вы не из тех твердолобых олухов, что руководствуются чем угодно, но не здравым смыслом. Вот поэтому — извольте быть желанным гостем. Мы оба служим Родине, просто делаем это по разному.

— Польщён, — равнодушно ответил капитан, — Где нам расквартироваться и раздобыть еды?

— Солдаты могут спать в людской, а вам слуги приготовили комнату рядом с моими покоями, — он повернулся к своим людям, — Гийон, покажи солдатам господина, где людская. А вы, Люк, следуйте за мной.

Де Куберте охотнее спал бы в палатке, или на улице, в такую-то жару, но ничего не поделаешь: пренебречь гостеприимством значило настолько сильно оскорбить хозяина, что это было слишком даже для такого солдафона.

— Сильвио! — крикнул он одному из пестуйцев, — Идём со мной, побудешь сегодня денщиком.

Симон де Прияр положил руку капитану на плечо:

— Нет нужды. Пусть ваши люди отдохнут с дороги, я дам вам одного из слуг.

Люк думал было отказаться, но всё-таки кивнул и отправил Сильвио обратно.

Покои были хороши. Удобная кровать, шкаф, стол, стулья, ковры. Всё в меру роскошное и ничего лишнего, а главное — прохладно. Слуга тоже был не из балбесов, правда, ничего не смыслил в доспехах, поэтому провозился с завязками и застёжками довольно долго.

Пока Люк мылся в бадье, велел слуге принести свежее исподнее и мундир.

Холоп аккуратно сложил их на стуле:

— Господин капитан, его светлость просит вас к обеду.

Он вытерся и уже натягивал мундир, то и дело осаживая слугу, который рвался помочь. Подсобить застегнуть доспехи — одно дело, возиться вдвоём с обычной одеждой — совсем другое. Он не дама и не старец, сам справится. Его ещё с детства бесили эти слуги, назойливые, как мухи.

Де Куберте глянул на доспехи: хотелось надеть их для уверенности, но обед — не место для пропылённых и пропахших конским потом стёганки, кольчуги и кирасы.

— Почистишь их, — бросил он слуге, и, подумав, добавил, — Да сначала спросишь, как.

— У кого ж спросить, господин?

— У любого солдата моего. Там каждый знает.

По коридорам они двинулись в залу. Свечи на стенах, картины, вазы: кто-то очень хотел оживить это жилище, как если бы пытался сделать из военного форта приёмную короля. Простое и без затей, оно не предполагало излишеств, но кто-то этих излишеств явно желал.

Всё стало понятно, когда слуга постучал в створчатые двери залы, которые распахнул камергер в одежде, выглядящей помпезнее, чем мундир капитана.

Дама сидела за длинным обеденным столом, украшенным скатертью с вензелями и рюшами. Она держала спину прямо, как офицер на параде, и холодно смотрела на Люка. Платье скроено по последней моде и подходит скорее для бала, нежели для простого обеда дома.

Сам Симон сидел на значительном расстоянии от женщины. При виде капитана он поднялся:

— Капитан, позвольте представить вам мою жену, Виолетту де Прияр.

Люк поклонился ей. Женщина ответила сдержанным кивком.

— Дорогая, я говорил тебе, капитана прислали нам в помощь. Министр дорожит моей работой.

— В таком случае, мог бы прислать хотя бы полковника, — пожала она плечами.

«Одной фразой задеть и мужа, и меня — это надо суметь».

Де Прияр указал на место напротив жены, и Люк уселся за стол.

Виолетта изучала его:

— Ваш мундир, кажется, не новый. Сейчас в столице носят другие.

— Предпочитаю старую броню новым мундирам.

— В чём же вы ходите на балы?

— Для этого у меня есть колет и шоссы, — ответил Люк, припоминая, когда в последний раз был на балу.

— Виолетта, вам следовало бы больше внимания уделять делам человека, а не его одежде. Перед вами знаменитый…

— А вам следовало бы больше времени уделять жене, — грубо оборвала она, — Дорогой муж!

Графиня встала и быстро вышла. Камергер беззвучно закрыл за ней дверь.

— Это успеется, — спокойно проговорил Симон ей вслед.

Видно, для него подобное поведение было не в диковинку.

— Поговорим о деле, — Люк опасался, что это несколько бестактно, но не вечно же ходить вокруг да около.

— Время не ждёт, да, капитан? Впрочем, как и у меня. О деле, так о деле, извольте. Местные не жалуют меня и мои исследования, стараются всячески навредить, отчего я теряю время, да и казну трачу попусту.

— Вы знаете, кто именно вредит?

— Все. Тут все меня ненавидят — и знать, и холопы. Один легат древних интересуется наукой и помогает по мере сил, но он же уедет! А остальные гадят постоянно! Портят скот, недавно сожгли сарай и побили вино в погребе. К тому же, оставили записку с угрозами.

— Мне нужно взглянуть на неё.

— Я так и знал, — учёный протянул ему клочок серой бумаги.

Разборчивый, ровный почерк:

«Вы здесь не нужны. Даже ваших слуг тошнит от вас и ваших фокусов. Убирайтесь».

— Кто мог такое написать?

— Руку я не узнаю, бумагу тоже. Кто угодно. Я же говорю, меня ненавидит вся округа.

— Почему?

Перед Люком стояла аппетитная отбивная с пюре. Он стал есть и одновременно слушать.

— Из-за моих опытов, естественно. Взрывы и химические реакции пугают их, пугают их животных…

— Взрывы? Слуга говорил, это от них ямы на поле. Что это?

— Я покажу вам после обеда.

— Хорошо. Во враги можно записать всю округу, так?

— К сожалению. Если и был кто-то, симпатизирующий, их всех давно настроили против меня остальные. Люди не понимают важность моих исследований. Привыкли жить стариной, без прогресса.

— А в чём их важность?

— Хотя бы в том, что можно существенно облегчить жизнь таким, как вы.

— Чем же это? — ответил Люк с набитым ртом.

— Вот это как раз я и собираюсь продемонстрировать… Ну и аппетит у вас!

Люк умял пол куска мяса и почти всё пюре за какую-то минуту и ощутил себя невеждой:

— Ваш повар волшебник, а я привык обедать быстро, как всякий солдат.

— Спасибо. Доедайте и пойдём.

Люк расправился с остатками пищи, и хозяин повёл его на улицу.

— Гийон! — позвал де Прияр, как только они вышли из залы.

Слуги передавали призыв по цепочке, и ассистент прибежал быстро.

— Готовь бомбы, хочу показать капитану.

— Да, господин.

Они быстро прошли коридоры, и на дворе Люка окликнул человек среднего роста в сером плаще:

— Капитан, это не вашу кольчугу там стирают? — на лице незнакомца играла улыбка, — Вон, в корыте, — он даже прикрыл рукой рот, улыбаясь.

Люк побагровел и забыл про всё:

— Чтооо?! Где этот идиот?!

В мгновение ока он оказался у корыта, где давешний слуга старательно полоскал кольчужную броню, вновь и вновь окуная в воду. Де Куберте без лишних церемоний отвесил подзатыльник слуге, отчего тот вскочил.

— Тебя кто надоумил доброе железо в корыте полоскать? Не я ли тебе говорил — у солдат спроси, как ухаживать?

— Господин, но от неё… пахло…

— Пахло? От тебя сейчас смертью запахнет, дурень! — он отвесил ещё подзатыльник, — Промаслить надо было заново, и всё!

Руку, занесённую для третьего удара, перехватил де Прияр:

— Дорогой гость, простите идиота. Если древний заметил оказию поздно, я куплю вам новую. Выберем в гарнизоне, как только вы изъявите желание.

Люк вырвал руку и зло проговорил слуге:

— Каждое колечко чтоб вытер, высушил и заново промаслил. К вечеру проверю. Де Прияр, идёмте, хочу быстрее посмотреть на ваши чудеса. Он зашагал прочь от дурня — слуги, пока не начался ещё один приступ ярости.

«Видно, придётся покупать новую. Железо не горское, дрянь, ржавеет быстро, а капитану не пристало ходить в рыжей кольчуге, словно мародёру».