— Майор Мондум, — тем временем раздалось из кабинета. Зондэр собралась как перед боем и вошла.

Ингрейна лениво поглядела на нее поверх бумаг. В руке она вертела очки, явно захваченные для солидности и предназначающиеся для разговоров с теми, кого на Архипелаге в лучшем случае именовали «южанами». У нордэны, к гадалке не ходи, зрение было идеальное. Других на Дэм-Вельде просто не держали.

— Я подпишу ваше заявление, — с прохладцей сообщила полковник, едва Зондэр показалась на пороге. — Вы можете быть свободны так скоро, как пожелаете. Например, с завтра.

Зондэр почувствовала, как к ее щекам приливает кровь. Всякой наглости полагалось иметь предел. Сталкиваясь с беспредельной наглостью, нордэна до сих пор несколько терялась.

— Я не писала никакого заявления, — после паузы возразила она.

Льдистые глаза Ингрейны блеснули:

— Да неужели? Какое… досадное недоразумение.

Это «досадное недоразумение» прозвучало как «упущение».

— Недоразумение, — уже спокойно подтвердила Мондум.

— Можем его исправить. Садитесь и пишите.

— Как вас понимать? — вообще, нордэны не обращались к нордэнам на «вы». Этикет Архипелага не предусматривал такого обращения. Оно применялось только к обитателям материка и, с точки зрения родовитых нордэнов, в принципе считалось скорее оскорбительным, нежели уважительным. Ингрейна с первых слов ясно дала понять, за кого она держит Зондэр, и та решила ответь любезностью на любезность.

— А так и понимать. Если вы не хотите быть уволенной без выходного пособия и пенсии, пишите заявление сейчас. Если у вас такие же проблемы с чистописанием, какие были у Карвэн, могу выделить орфографический словарь.

Зондэр медленно сжала и разжала кулаки, глядя сквозь Ингрейну. Начать скандал значило дать той в руки козырь. Мондум несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и как могла холодно парировала:

— Я живу в столице более двадцати лет. Мое знание языка позволяет мне не носить с собой подобных предметов.

Карандаш в руках Ингрейны с треском сломался. А тщательно нарисованные губы нордэны впервые некрасиво скривились.

— Слушайте, Зоргенфрей или как вас там теперь зовут, говорю в последний раз — пишите заявление.

«Зоргенфрей» было фамилией отца Зондэр. Но она, как нордэна, имела право носить традиционный патроним, и тут уж не полковник решала. Ингрейне, видимо, просто захотелось очередной раз ткнуть Зондэр носом в то, как на Архипелаге расценивают поступок ее матери. Впрочем, для нее это не являлось секретом лет с восьми, когда мама и папа очень аккуратно объяснили ей, что к бабушке им ездить больше не придется, потому что на Архипелаге «слишком холодно для братика». Для замечательно смышленого, но от рождения имевшего дефект слуха братика и вправду нашлись бы места получше. Учитывая, что официально на Архипелаге рождались исключительно здоровые дети.

— Боюсь, мы друг друга не понимаем.

— Ни один из нас не имеет несчастья приходиться «другом» другому, — вот теперь Зондэр увидела девочку, с которой училась в гимназии, но никаких выводов сделать не успела. — Оставьте эти ритуальные танцы. Мне от вас нужна только отставка. Приличную пенсию я вам выхлопочу.

— Нет.

— Нет?

— Я не планирую выходить в отставку.

— Мне кажется, вы упустили тот момент, что ни Дэмонра, ни Магда больше не смогут оплатить ваш комфорт своими неудами, — Ингрейна не повысила голос, но в нем что-то изменилось. Зондэр вновь пришло в голову, что ее гимназическая операция по устранению препятствия прошла не так уж блестяще, и «препятствие» что-то поняло. — Таким образом, вы весьма скоро пойдете по статье «несоответствие занимаемой должности», и никакими пенсиями я заниматься не стану.

— Я не планирую выходить в отставку.

Ингрейна, наконец, сощурилась:

— Выражусь совсем доступно. Я не потерплю в штабе… людей, предпочитающих путешествовать верхом на чужих шеях. Да еще и бесплатно. Мне это будет тяжело и неприятно. — У Зондэр запылали щеки. Если бы Ингрейна, например, просто сказала, что не любит крыс, здесь возможна была бы полемика. Или дуэль. Но та, похоже, напротив попыталась заговорить по-человечески, и ее слова казались хуже самого грубого оскорбления. В них как будто скрежетала какая-то другая правда. Правда мельничных жерновов.

— Вы несправедливы.

— О моей справедливости мы поговорим, когда вы назовете мне хотя бы один ваш смелый и при этом самостоятельный поступок. Тот, в котором ни Дэмонра, ни Магда, ни кто-либо еще не брали огонь на себя.

— Судить тридцатилетних за то, что они сделали в возрасте четырнадцати, равносильно тому, что судить их за поступки, скажем, совершенные в прошлой жизни, — Зондэр надеялась, что голос у нее дрожал не так, как руки, которые она стиснула за спиной.

Ингрейна задумалась. Выглядела она как человек, неожиданно проснувшийся от странного шума. Потом медленно покачала головой и почти примирительно сообщила:

— Вы меня не поняли. Или я не так выразилась. Я вас не сужу. Я на вас не зла. Я всего только не желаю с вами работать. Поскольку я не вольна в своем назначении, и я здесь, уйдете вы.

— Вы не допускаете мысли, что мы сработаемся?

— Мы не сработаемся по причинам, озвученным ранее. Моя личная к вам неприязнь вторична, будь дело только в ней, я бы не стала настаивать.

В висках Зондэр гулко билась кровь. Отставка и пенсия — это прекрасно. Так выглядел бы лучший исход для нее: по Ингрейне было видно, что она живьем сожрет и не поморщится. Но этот исход, увы, не учитывал два десятка хороших ребят в очень плохой ситуации.

— Я хорошо знаю данный полк…

— Мне кажется, я ясно выразилась, — скривилась Ингрейна.

— Да. Вполне. Я тоже стараюсь выразиться ясно…

— Вы решительно отказываетесь уйти по-хорошему, я верно поняла?

— Я совершенно не понимаю, почему вы полагаете, что мы не можем вместе служить.

— Потому что я с вами вместе училась.

— Прошло более десяти лет.

— Вы за это время научились отвечать за собственные поступки самостоятельно?

— Так или иначе, я на своем месте.

Лицо Ингрейны выразило смертельную скуку:

— Хорошо, пойдем долгим кружным путем… Я не Дэмонра и не буду терпеть рядом с собой людей, запятнавших честь Архипелага.

— Видимо, мы с вами по-разному понимаем, что такое честь, — сухо заметила Зондэр.

— Это потому, что у вас ее не осталось, — охотно пояснила Ингрейна.

Самым смешным в этой ситуации было то, что, если бы Мондум Ингвин в свое время швырнула сына в море, как полагалось, они остались бы одним из наиболее уважаемых родов Архипелага. А Зондэр бы по своим мировоззренческим установкам мало чем отличалась от Ингрейны Ингихильд.

— У меня определенно не осталось чести в дэм-вельдском понимании этого слова, — с удовольствием подтвердила Зондэр. — Абсолютно никакой.

Светло-голубые глаза Ингрейны сузились в щелки.

— Прекрасный повод для гордости, который сойдет за неимением прочих. В таком случае, давайте выясним пару вопросов. Меня кое-что смущает в отчетности.

Вопрос «Неужели вы недосчитались банки кофе?» вертелся у Зондэр на языке, но она старательно молчала. В некоторых ситуациях такая тактика являлась наилучшей из возможных.

— Во-первых, у вас недопустимо высокая текучесть кадров. Двое офицеров уволились по собственному желанию только за последнюю неделю. Как вы это объясните?

— Насколько мне известно, причиной стали их семейные обстоятельства.

— А я считаю, что вы заметаете следы.

Зондэр мороз пробрал. Но она заставила себя твердо посмотреть в глаза полковника. Они были очень чистого голубого цвета, какой легче встретить у собак или волков, чем у людей.

— Следы чего?

— Нарушений дисциплины, разумеется. Я видела фотографии уволившихся. Весьма симпатичные мужчины, вы не находите?

Зондэр могла бы съязвить, насколько широки дэм-вельдские границы прекрасного, с учетом их демографии, но не стала. Ни Эрвин, ни Крейг не походили на красавцев.