— Зато у вас — написано. Это не оскорбление, — быстро добавил эфэлец. Он сел и потер правое запястье. Дэмонра тоже решила, что достаточно валяться на холодных камнях, и кое-как приняла сидячее положение. Ей сделалось нестерпимо стыдно. Даже злости на поганого эфэлца не осталось. Нордэна старалась не смотреть на Иргендвинда.

«Боги мои, я угрожала человеку пистолетом за чернокнижие. Могу представить, что он подумал о Каллад. Вот и доказывай потом, что к востоку от Седой не едят девственниц и не потрошат детишек!»

— Я вас не проклинал. Только обругал, потому что вы здорово вывели меня из себя. Меня нечасто оскорбляют так, чтобы я не мог ответить. Вот и все. И я был не прав. Шлюха не пошла бы стрелять в принца не самого союзного государства, если бы ей показалось, что тот проклял ее мужа. Даже если принц не настоящий.

— И муж — гражданский, — продолжила Дэмонра и тоже расхохоталась. По большей части от нервов. — А вы правда принц?

— Очень мягко выражаясь, ненаследный.

Порыв ветра швырнул ей в лицо тучу мелких брызг. Горизонт уже начинал светлеть. Некоторые вещи, которые были возможны ночью, утром делались невозможны. Утром нельзя сидеть на гальке рядом с бастардом короля Асвельда и вместе с ним умирать от смеха над ночными глупостями. Дэмонра протянула Каниану чистый платок.

На молодом лице промелькнуло что-то непонятное. Иргендвинд извлек из кармана не менее чистый платок, приложил его к рассеченной брови и хмыкнул:

— Ну вот. Белый батистовый платок, в лучших традициях цивилизованного общества. А мне про нордэнов такие страшные байки рассказывали…

— Некромантия? — деловито уточнила Дэмонра. — Вивисекция? Антропомантия на еще живых врагах?

— Даггермар, — усмехнулся эфэлец.

Упомянутое коварное зелье многие до сих пор полагали основным и самым значимым вкладом Архипелага в калладскую культуру. Дэмонре, конечно, было немного обидно за родные пистолеты и апельсины в тепличках, но с гласом народа спорить не приходилось.

Нордэна извлекла из нагрудного кармана полупустую флягу и широким жестом протянула Иргендвинду.

Тот, помедлив, взял и стал осторожно отвинчивать крышку левой рукой. Правая у него несколько опухла. Покончив с этим трудоемким процессом, он приподнял флягу, словно чокаясь, и улыбнулся:

— Ну, будем знакомы. Каниан Иргендвинд. Адъютант господа бога.

Когда он не скалился, улыбка у него выходила даже приятная. Правда, улыбался эфэлец не разжимая губ. Нордэна механически отметила, что ее собеседник, скорее всего, скрытен, и в свою очередь представилась:

— Дэмонра Ингрейна. — «Адъютантом господа бога» она, определенно не являлась, поскольку тот ее не нанимал. В Каллад бога вообще отменили еще лет эдак за триста до ее рождения на свет. Нордэна прикинула политическую обстановку небесных сфер и выделила свое примерное место в заоблачной иерархии. — Помощник коменданта ада по особым поручениям. Правда, я в самоволке. Будем знакомы.

— Будем.

Эфэлец, по-мальчишески запрокинув голову, сделал пару глотков и вернул фляжку Дэмонре. Она тоже приложилась к ней, парой глотков, увы, не ограничившись. Мир сделался менее холодным и отвратительным. Смысла в нем, правда, от этого не прибавилось.

Дэмонра смотрела на двадцатилетнего эфэлца, которого ей следовало всячески презирать и ненавидеть, и от всей души жалела, что веселый и злой мальчишка не родился калладцем. Это было лучшим, что она вообще могла подумать о человеке.

— Судя по вашему внезапно погрустневшему лицу, вы вспомнили о нашем непрофессионализме и отсутствии патриотизма? — усмехнулся Каниан. — Успокойтесь. Ночью такие вещи простительны. И все кошки серы, а враги наповал благородны.

— А утром, как рассветет, значит, можно будет начинать друг друга ненавидеть?

— Зачем? Скорее всего, мы с вами никогда не встретимся при обстоятельствах, когда нам придется друг в друга стрелять. А патриотично ненавидят друг друга на балах пусть другие, мы с вами и так довольно отличились.

Дэмонра прикинула ситуацию, при которой они могли бы оказаться в состоянии войны с Эфэлом. Ситуация представлялась почти фантастической. В одиночку Эфэл не напал бы никогда: королевство можно было прикрыть на карте мелкой монеткой. Даже объединившись с Эйнальдом и Эссой — с которыми Эфэл упоенно грызся всю свою историю — они все равно оставались втрое меньше Каллад по территории, а по количеству военной силы — и вовсе уступали раз в пять-шесть. Даже если прибавить помощь от Аэрдис — большая часть военной мощи которого была направлена на то, чтобы удержать центробежные силы в огромной и многонациональной империи — все равно нападение выглядело бы самоубийственным. Прямая война Каллад и Аэрдис меньше всего была нужна этим двум государствам. Победителя, даже если бы таковой нашелся, тут же разодрали бы в клочья многочисленные крошечные королевства.

Конечно, всегда оставалась вероятность, что сбесившаяся Дэм-Вельда потребует еще хлеба и бодрого марша на запад, но рано или поздно кесари бы отправили богоравных нордэнов куда подальше со всеми их пожеланиями.

Если смотреть на вещи трезво, западная граница Рэды являлась тем самым разумным пределом, где Каллад следовало остановиться и поумерить свои амбиции. Не потому, что дальше не завоевали бы. Завоевать бы еще как завоевали. И Эйнальд, и Эссу, и Эфэл, если потребовалось бы. А вот удержать — вряд ли удержали бы. Борьба только с рэдскими инсургентами стоила казне немалых денег. А пример Аэрдис живо иллюстрировал, что рано или поздно случится со страной, где количество населения на завоеванных территориях превосходит коренное население втрое. Белокрылые в свое время начали чередой блестящих военных побед, а закончили — узаконенным рабством, кастами, концентрационными лагерями и прочими вещами, рядом с которыми даже зверства Темных веков казались счастливым вчерашним днем, а предельно милитаризированный Каллад — славным местом. Из рассказов Наклза выходило, что без голубых глаз, золотых волос и записи о чистой крови в империи лучше было вовсе не появляться на свет. Со взрывом рождаемости на окраинах там боролись весьма изобретательно и жестоко. Но, как подозревала Дэмонра, рано или поздно империя эту битву проиграла бы.

— В таком случае, забудем наши с вами всплески сомнительного патриотизма. Давайте считать, что я вас не обливала игристым, вы меня не оскорбляли, и потом мы взаимно не наставляли один на другого пистолеты.

Каниан хмыкнул:

— Ну, что-то уж давайте оставим в памяти. Знаете, Дэмонра Ингрейна, надеюсь, лет через тридцать, когда мы уже будем умудрены опытом и убелены сединами, мы с вами вспомним эту ночь. И снова как следует посмеемся.

— Надеюсь. Мне, наверное, не следует говорить, что я рада знакомству.

— Ни в коем случае. Это очень непатриотично, а чайки могут нас подслушать и все донести.

Нордэна сунула солидно полегчавшую флягу в карман, пистолет убрала в кобуру и кое-как поднялась. Ребра ныли, она недосчиталась каблука на правом ботинке, а в остальном жить было можно. Каниан рядом отряхивал брюки.

Волна снова ударила о прибрежные камни. Дэмонру обдало брызгами. Следовало поспешить, пока Рейнгольд не проснулся. Хотя ее и так ждал допрос на предмет десятка лишних синяков.

— Не сочтите за дерзость, — вдруг проговорил Каниан. — Что случилось с вашим мужем, если вы предположили такой странный вариант как проклятие?

Скрывать подоплеки своих подвигов смысла не имело. Дэмонра и так прекрасно осознавала, что более глупо выглядеть не будет, даже если скажет, что ей гадалка предсказала казенный дом, дальнюю дорогу и проклятие зеленоглазого недоброжелателя.

— Просто он никогда не болеет, а тут заболел. И дворецкий любезно прожужжал мне все уши о склонности вашего семейства к черной магии.

Иргендвинд поморщился:

— Честное слово, вот уж это чушь. Мои доблестные предки — как и все люди, чьи правнуки сейчас владеют землями и титулами — были убийцами, предателями, иногда даже ворами и с завидной регулярностью — клятвопреступниками. Также у них имелась плохая привычка травить своих врагов и политических оппонентов самыми изощренными способами. Все это доказуемо. Но сумасшедших среди них не попадалось. Великих черных магов, специалистов по инвольтации и прорицателей советую искать среди представителей самый древних и ныне самых бедных родов. Вот там очень кичатся некими запретными знаниями, простым смертным недоступными.