– Здравствуйте, мистер По, – ответил я.

Из-под нелепого вида кожаной шляпы выбивались две пряди гладких черных волос. Его серо-карие глаза были слишком большими для худощавого узкого лица. Зубы кадета были мелкими и очень ровными (мне почему-то представилось ожерелье из таких зубов, украшающее шею вождя племени людоедов). Деликатные, я бы сказал, зубы, вполне подходящие его облику, ибо человек этот отличался крайней худобой. Исключение составлял лишь массивный лоб, который не могла скрыть даже эта шляпа. Лоб его был бледным и выдающимся вперед. Оставалось только гадать, как тощая шея выдерживает тяжесть головы с таким лбом.

– Сэр, если не ошибаюсь, вам поручено раскрыть тайну, окружающую гибель Лероя Фрая, – сказал кадет По.

– Вы правы.

Официального объявления об этом еще не сделали, тем не менее я не видел смысла отрицать сказанное. Услышав мое подтверждение, он почему-то смешался и замолчал.

– Что заставило вас искать встречи со мной? – не выдержав, спросил я.

– Мистер Лэндор, я считаю, что во имя чести академии обязан поделиться с вами некоторыми выводами, к которым я пришел.

– Выводами?

Да. Выводами по l'affaire[28] о гибели Фрая.

Произнося эти слова, По встряхнул головой. Мне подумалось, что каждый, выражающийся в подобной манере, должен был бы сделать такой жест – небрежно встряхнуть головой.

– Мне будет очень интересно услышать ваши выводы, кадет По.

Он уже раскрыл рот, но тут же закрыл и быстро огляделся по сторонам. Вряд ли ему хотелось убедиться, что нас никто не видит и не подслушивает. Скорее, он хотел удостовериться в моем полном внимании. По вышел из-за дерева, показавшись мне целиком, затем наклонился ко мне (с некоторой долей извинения за фамильярность) и прошептал на ухо:

– Человек, которого вы ищете, является поэтом.

Произнеся эту фразу, кадет четвертого класса По коснулся своей шляпы, отвесил мне глубокий поклон и зашагал прочь. Самое удивительное – он без труда влился в строй проходящих мимо кадетов.

Как правило, большинство своих встреч мы забываем. Только если какой-то человек потом начинает играть определенную роль в нашей жизни, мы стараемся придать особую значимость первой встрече с ним (или с нею) и найти там то, чего не было. Что же касается По, мои впечатления о нем всегда сохраняли яркость. Хотите знать причину? Этого человека отличала непредсказуемость.

28 октября

На следующий же день я нарушил зарок трезвости. Началось, как и все великие прегрешения, с благих намерений. Я отправился домой взять кое-что из вещей. Но что, спрашивается, привело меня на ступени питейного заведения Бенни Хейвенса? Не иначе как перст судьбы. Во рту у меня пересохло так, будто я странствовал по пустыне. Да и Конь мой плелся еле-еле, а на заднем дворе у Бенни всегда найдется охапка вкусного сена. И наконец, как человек штатский, я имел полное право пообщаться с другими штатскими.

Но даже когда я открыл дверь «Красного домика» Бенни, у меня и в мыслях не было выпить спиртного. Я просто собирался отведать гречишных оладий, которые мастерски печет жена Бенни, и запить их смесью лимонного сока и воды со льдом. Но Бенни уже готовил другую смесь – свой знаменитый пивной флип. В особую посуду, где находилась смесь пива с яичным белком и пряностями, он погрузил раскаленный утюг. Воздух мгновенно напитался запахом горячего солода. В огонь очага полетели брызги. Как говорится, не успел я и глазом моргнуть, как оказался сидящим возле стойки. Миссис Хейвенс нарезала ломтики жареной индюшки. Бенни неторопливо наливал свежеприготовленный флип в оловянный кувшин. Я вновь почувствовал себя дома.

Справа от меня восседал Джаспер Мейгун, в прошлом – помощник главного редактора «Нью-Йорк ивнинг пост». Как и я, он покинул город, чтобы поправить расшатанное здоровье. Прошло менее пяти лет. Увы, перемена климата не пошла старине Джасперу на пользу. Он наполовину оглох и ослеп и теперь буквально умолял всех подряд, чтобы ему почитали газеты. Подставив правое ухо, он жадно ловил заголовки новостей: «Ярмарка в Мэсоник-холле»… «Отчет о скончавшихся за неделю»… «Рецепт потрясающего сиропа из аралии»…

В углу восседал Эшер Липпард, пастор епископальной церкви и ярый реформатор. Однажды он чуть не утонул, попав в шторм вблизи Мальты. Липпард был одним из учредителей Американского общества поощрения трезвости. Потом реформаторский зуд перенес его на другую стезю. Нынче от его трезвеннических устремлений не осталось и следа. Липпард пил наравне со всеми и относился к выпивке с не меньшей серьезностью, чем священник к помазанию.

За другим столиком расположился Джек де Виндт, завязший в многолетнем судебном разбирательстве. Он пытался доказать, что изобрел пароход раньше Фултона[29]. Этот человек слыл местной достопримечательностью по двум причинам: за все он расплачивался… русскими копейками и поддерживал только кандидатов, обреченных на проигрыш. Так, в семнадцатом году он сделал ставку на Портера, в двадцать четвертом – на Янга, а в двадцать шестом – на Рочестера. Говорили, что у де Виндта нюх на неудачников. Однако сам он был бодрым и веселым и с удовольствием делился замыслами на будущее. Как только ему удастся отсудить у наследников Фултона свою законную долю, он займется поисками Северо-Западного прохода[30]. Джек даже подыскивал ездовых собак для своей грядущей экспедиции.

А теперь о самом Бенни – пастыре этих стриженых овечек. Ему к сорока. Ростом он невысок, лицо со старческим ртом и мальчишескими глазами, украшенное гривой вечно сальных волос. Человек с большим чувством собственного достоинства. Хотя ему частенько приходится обслуживать заскорузлых грубых матросов с речных барж или отъявленных бездельников, на нем всегда безупречно накрахмаленная рубашка и галстук-бабочка (правда, это не мешает ему совершенно не следить за своими волосами). Насколько мне известно, Бенни всю жизнь прожил в долине Гудзона, однако в его речи нередко проскальзывают интонации какого-нибудь захолустного уголка. А еще он обожает рассказывать разные истории.

– Лэндор, я не рассказывал вам про папашу Джима Донегана? Нет? Слушайте… Отец его был деревенским могильщиком. Он не только копал могилы, но и готовил покойников к погребению: наряжал в лучшую одежду, какая от них осталась, а мужчинам еще и завязывал галстуки. Мой дружок Джим сам не больно-то умел завязать галстук. Приходилось просить отца. Тот ему говорил: «Ложись на кровать, закрой глаза и скрести на груди руки, иначе у меня ничего не получится». Скажу вам больше, Лэндор. Он и сам мог одеваться только лежа на спине. При этом ему и в голову не приходило хоть раз взглянуть, все ли у него в порядке сзади. Зачем? Разве кому-то важно, есть у покойника складки на заднице или нет?

В заведении Бенни Хейвенса вы не найдете коктейлей, какие подают в изысканных салунах Манхэттена. Здесь в ходу неразбавленное виски и бурбон, ром и пиво. Ну а если кто-то малость перебрал и уже не слишком соображает, его под видом бурбона угостят «шипучкой», приправленной мускатным маслом. Есть у Бенни еще одна особенность, отличающая его от всех остальных. Он и его жена – единственные граждане Соединенных Штатов, которым законом запрещено появляться в расположении академии. Несколько лет назад их поймали на тайных поставках виски кадетам. Об этом они оба рассказывают охотно, как о военном подвиге, и в их голосах звучит нескрываемая гордость.

– По правде говоря, конгресс должен был бы нас наградить за помощь армии, – любит повторять Бенни Хейвенс. – Солдатам выпивка нужна не меньше картечи.

Кадеты вполне солидарны с Бенни, и, когда их обуревает жажда, они самовольно покидают расположение академии и навещают его заведение. А если им, по разным причинам, это не удается, на выручку всегда приходит Пэтси – служанка и подавальщица в «Красном домике». Под покровом темноты она отправляется в Вест-Пойнт с корзинкой, полной заветных бутылок. Кадеты ждут ее визитов не только из-за возможности промочить горло. По их словам, Пэтси – девчонка сговорчивая, не ломается и любит денежки. Добавлю, что пара дюжин кадетов если не влюблены в Пэтси, то очарованы ею (мы дажедэб заклад бились). Кто знает. Пэтси готова болтать о чем угодно, только не о таких вещах. Весьма возможно, она просто входит в роль трактирной служанки, отвечающую распространенному мнению об этом типе женщин. Вот Пэтси и играет эту роль, одновременно глядя на себя как бы издали. Вообще-то я могу поручиться, что Пэтси отдается лишь одному мужчине, а он не из хвастунов.