Последний пункт стоял у меня на повестке дня. Обязательно. Вот только сначала нужно было выяснить все про некоего Рустама Аликовича, что вызвался тушить нашу стройку.
Возможно, все не так страшно?.. Может, у него не четвертая степень ожогов?.. Третья?..
Хотя слабо представлялось, что горящий заживо человек может обойтись легким испугом.
Но надежда умирает последней!
Впрочем, не только ожоги четвертой степени представляют собой серьезную угрозу для здоровья и жизни пострадавшего человека, с той же третьей степенью Рустам вряд ли будет весело разгуливать, рассматривая обезображенное тело. И стоит еще помнить про боль. Она станет его постоянным спутником.
Черт! Черт! Черт!
Хотя, кажется, врачи говорили что-то о том, что в отдельных случаях болевые рецепторы и нервные окончания, находящиеся в коже, полностью погибают, что приводит к отсутствию болей у пострадавших людей. Стоило ли надеяться еще и на это?..
Твою мать, о чем я думаю?
В очередной раз бросив взгляд на часы, я чуть не зарычал. Время тянулось мучительно медленно, но я был не в силах сдвинуть стрелки на часах.
Не понятно каким образом, но я отключился, просто присев на стул и став смотреть в одну точку. Видимо, стресс, накопившийся в организме, таким образом решил избавить меня от лишних мучений.
Сон был тяжелым, каким-то темным, не помню, снилось ли что-то мне, но проснулся я с раскалывающейся головой и дурным настроем.
Впрочем, какой еще настрой у меня мог быть в данной ситуации?
Поймать врача, который хоть что-то знал об интересующем меня пациенте, удалось лишь на следующее утро.
— Ваш Рустам Аликович родился в рубашке, — сообщил мне покрытой щетиной мужчина с огромными мешками под глазами. — Практически весь огонь, что объял тело, затронул его костюм, не сумев добраться до кожных тканей. Можно сказать, на кожу перенеслась малая часть термического воздействия. Однако это касается лишь груди, торса и спины. Руки, особенно пальцы, пострадали больше всего, обугление до костной ткани до кисти, далее ожог третьей степени до локтя, и выше второй. Ноги на удивление оказались практически невредимы, легкие ожоги первой степени. Сгоревший эпидермис отшелушится, на его месте остается пигментное пятно, которое в скором времени также пройдет. В целом диагноз — будет жить, но на скрипке играть никогда не сможет. Как рисовать и писать.
Мне казалось, что в тот момент мое сердце просто готово было выпрыгнуть из груди.
Он будет жить!
Он выживет!
Облегчение, чувство огромного счастья и улетучившийся в миг страх, нахлынули одновременно, на какое-то время оглушая.
Четвертая степень ожога лишь до кисти. Обгорели пальцы.
Мать твою, всего лишь пальцы!
Остальное — уже не так страшно. Главное, что угрозы жизни этому человеку нет.
Я убью Кирилла.
Точно.
Этот гад утверждал, что видел почерневшие конечности, которые точно указывали на высшую степень повреждения, но, сука, забыл упомянуть, что это были единственные признаки четвертой степени!
Я себе вообразил уже невесть что, представляя, как этот горящий мужик бегал несколько минут по площадке, а на деле его практически сразу же повалили, начав тушить!
Вот же ж!..
Господи, спасибо! Спасибо тебе за то, что смилостивился надо мной!
Узнав у ангела, которым наверняка был этот врач, время, когда я смогу посетить Рустама, я практически со спокойной душой отправился в отель.
Уже оказавшись в номере, я решился набрать заветный номер.
— Але, Катя?..
— Максим! Ты почему не отвечал на мои звонки?!
— Прости, вырубил звук на телефоне, и только сейчас заметил, что пропал из жизни фактически на сутки.
— Что там с тем мужчиной? — перешла сразу к делу юрист. — Все действительно так серьезно?
— Небеса миловали меня. И его заодно. Он будет жить. Сильно пострадали лишь руки, не знаю как, но врач утверждал, что в основном всю мощь огненной стихии взяла на себя одежда.
— Слава Богу!
— И не говори…
— Так четвертой степени подверглись руки?..
— Да. Пальцы и кисть.
— Хм… Подобный ожог вызывает не только повреждение тканей, но и сильнейшую интоксикацию организма. Такая травма нуждается помимо незамедлительного оказании первой помощи, в своевременном лечении, которое возможно лишь в условиях хирургического или специализированного ожогового стационара, — будто заученно продекламировала Катерина, и мне вновь стало не по себе от объема знаний, который умещаются в ее привлекательную головку (вот не зря говорят, что умные женщины опаснее мужчин). — Я так понимаю, что на текущий момент ему пластическую операцию еще не назначили?
— По моим сведениям, нет.
— Я позвоню отцу.
— Он… у тебя пластический хирург?
— Да. Узнаю, как у него со временем, и, возможно, следует договориться о перемещении пациента к нам. У моего папы самое последнее оборудование в клинике, с ним будет сподручнее провести операцию.
— Катя, ты не должна этого делать…
— Не бери в голову, Макс. Если я могу чем-то помочь, то я это сделаю. Так что включи звук на телефоне и жди моего звонка, — не сказав больше ни слова, и не дав возможности мне возразить, она сбросила вызов, оставив меня наедине с длинными гудками возле уха.
«Жди моего звонка»…
Я буду ждать!
Почему она… такая?
Добрая, отзывчивая и готовая помогать тому, кто упал в ее глазах ниже плинтуса?
Почему?..
И за что мне судьба подкинула такой подарок в ее лице? И как мне расплатиться за этот дар?
Постучавшись чисто ради проформы, я шагнул в светлую палату, где на жесткой койке полулежал Рустам. Его руки были замотаны белыми бинтами, половина туловища скрыта под легкой простыней, а верхняя часть была облачена в светло-голубую больничную рубаху.
Мужчина на вид был лет тридцати пяти-тридцати восьми, с темными коротко стриженными волосами, чуть покрасневшей кожей лица, сохранившей воспоминания от пожара, и злобными черными глазами, которые, увидев меня, чуть сощурились.
— А ты кто такой?
— Рустам Аликович, добрый вечер. Прошу извинить за беспокойство. Меня зовут Назаров Максим Алексеевич, я технический директор «Wise Inc.».
Меня смерили оценивающим взглядом, и мне показалось, что узкие губы чуть изогнулись в подобие усмешки.
— Вот значит, как ты выглядишь…
— Простите?..
— Я все гадал, кто же стоит за стройкой. Не думал только, что ты окажешься таким молодым.
Он поднял перебинтованные руки, поморщившись от боли.
— Смотри, что принесла твоя стройка! Я стал инвалидом!
— Рустам Аликович, я сожалею, что так вышло… Но позвольте узнать, каким образом Вы оказались в тот злополучный день на стройке? Насколько мне известно, Ваше имя не указано в договорах.
— Там работает мой брат! Пару дней назад он мне позвонил и попросил подменить на часок-другой, чтобы он успел сбегать на свидание к своей бабе, — мужчина поморщился. — Помог, называется!
— Как Вас пустили на объект?
Рустам ухмыльнулся, обнажая кривые зубы.
— Мы с братом моим похожи, а в темноте можно легко перепутать. К тому же ваша охрана, кажись, не глядит за тем, кого пропускать.
Внутри меня все клокотало.
Как я смог так опростоволоситься? Нужно было тщательнее отбирать кадры, и делать упор на системе безопасности, не пуская в охрану непригодных, как оказалось, для этого дела.
Пусть персоналом занимался не я лично, но ответственность, закрепленная за мной, гложила душу, напоминая, что вся вина лежит целиком и полностью на моей персоне.
— Я сожалею, — повторился я, на что мужчина чуть не сплюнул на пол, но вовремя вспомнил, что находится не на улице.
— До тебя приходили какие-то мужики, и они намекнули, что я имею полное право написать на тебя заяву.
К клокотанию добавился холод. Пронизывающий, сковывающий тело и сознание.
— Они назвались?..