— Саске, — я улыбнулся, хотя даже лицо болело. — А я смог попасть в свой внутренний мир и видел девятихвостого.
— Ну, и как он? — Саске сел на краешек кровати и стал водить надо мной рукой, покрытой зеленоватой медчакрой.
— Огромный. Злой. Недовольный… — ответил я, следя за манипуляциями друга, от которых мне сразу стало легко и хорошо, а чакра внутри закрутилась с новой силой.
— Ну, а ты бы был доволен, если бы всю жизнь сидел в клетке? Когда твоей силой только знай, что все пользуются, — фыркнул Саске, не отрываясь от моего «лечения». — Это в ком угодно Зверя разбудит…
— Ну да… — согласился я, удивляясь тому, с какой точки зрения он рассматривает биджу во мне.
— Когда–нибудь ты и с ним подружишься, Наруто, — привычно взлохматил меня Саске. В дверь постучали.
— Йо! — в палату вошёл Шикамару, поприветствовав нас. — О, Наруто, ты уже очнулся?
— Ага, — ответил за меня Саске, вставая с моей постели. — Ладно, я пойду, экзамен уже завтра, а Какаши ещё что–то мне хочет показать…
— Чёрт! Экзамен уже завтра!? — я подорвался с кровати. Но Саске, схватив за плечи, уложил меня обратно.
— Успокойся! Ещё целый день впереди, побудь с Шикамару, — Саске, махнув нам рукой на прощание, почти вышел из палаты, как обернулся на пороге. — Я принёс тебе поесть. Коробка стоит на тумбочке. Мито–сан очень переживает, что ты в больнице…
Я обрадованно накинулся на еду, принесённую моим заботливым другом. Иногда мне даже нравится его временами просыпающаяся «мамочка».
— Вот, ещё фрукты, — достал из–за спины корзину Шикамару. — Вообще, я купил их для Чоуджи, но доктор сказал, что ему их нельзя. Так что давай их съедим.
— А что, Чоуджи сильно покалечился? — спросил я. Шикамару сардонически улыбнулся.
— Не–ет, он так сильно обожрался барбекю, что у него прихватило живот. Заработал несварение…
Эти слова напомнили мне кое о чём, точнее, кое о ком. Гаара. Придёт ли он в больницу, мучимый своим демоном, чтобы попытаться добить Ли? Или всё–таки мы с Саске поставили его на путь исправления? Ведь исход битвы Гаары и Ли был немного иной привычного мне.
— Шикамару… — он вопросительно уставился на меня, надкусив яблоко.
— М?
— А ты знаешь, толстобро… Рок Ли ещё в госпитале? — даже если у него просто сломаны ноги, он ведь открывал небесные врата, которые весьма губительно действуют на организм, да ещё в таком юном возрасте.
— Да, — подтвердил Шикамару, — он в соседней палате. Видимо, ему тяжело дался тот бой, медсестра сказала нам, что он почти всё время спит. Я раз видел, что к нему приходила Сакура, приносила цветы. Ну, и учитель его тоже приходит. Это я в журнале посещений видел. Сакура там тоже часто отмечается…
— Ясно, — задумался я и предложил. — Может, сходим проведать Чоуджи и толстобровика? Похоже, что я совсем поправился.
Шикамару пожал плечами, и мы вышли из моей палаты. Ну, как «моей»? Мне был выделен занавешенный уголок в какой–то процедурной. Но уже неплохо — помню, что когда меня в детстве побил тот старик, я просто отлежался за кучей мусора и пошёл домой.
Чёрт! Дверь в палату толстобровика была также приоткрыта, как и в те разы… Я напрягся, почувствовав чакру Гаары.
— Шикамару, — шепнул я.
— Знаю, — почти беззвучно ответил мне он.
Мы вошли. Гаара стоял возле кровати спящего толстобровика и держался за голову, что–то бормоча. Вот блин, у него что, опять голоса в голове?
— Гаара, — тихо окликнул его я. Шикамару напрягся, сложив печать, готовый в любой момент захватить его своей техникой теневого копирования.
— Гаара, привет, — вымучено улыбнулся я. — Ты меня пришёл навестить? Я в соседней палате лежал.
Мой будущий друг из Песка вздрогнул и покосился на меня, посмотрев, как на умалишённого.
— Я… пришёл… я не понимаю… почему… я… — глухо сказал он. Атмосфера становилась всё тяжелее. — Я не понимаю, почему он сделал это…
— Кто сделал? О чём ты? — не выдержал Шикамару. — Зачем ты здесь?
— Я хотел убить его… — признался Гаара. — Я не понимаю, почему его учитель сделал это.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Шикамару, я предпочёл отмолчаться. Гаара снова схватился за голову, но потом словно справился с собой. Я знаю, что ему надо выговориться, и, смотря мне в глаза, он сказал:
— Ты тоже джинчуурики, ты должен понять меня.
Я кивнул. Я знаю историю Гаары и прекрасно его понимаю.
— Я был рождён монстром, — горько усмехнувшись, начал он. — Родившись, я забрал жизнь женщины, которую называли моей матерью. Чтобы создать непобедимого ниндзя, мой отец запечатал в меня воплощение песка.
— Родители обычно так не поступают, — нервно хмыкнул Шикамару. — Какое странное проявление любви…
— Любви? — с сомнением переспросил Гаара. — Моя семья одержима ко мне лишь ненавистью и жаждой мести. Мой отец, Четвёртый Кадзекаге, обучил меня всем секретам техник ниндзя. Я рос в атмосфере вседозволенности, избалованным и одиноким. Я принимал это за любовь до тех пор, пока не случился тот самый случай.
— От тебя захотели избавиться? — «угадал» я.
— Да, — кивнул Гаара. — Когда мне было шесть лет, и последующие шесть лет мой отец непрерывно старается меня убить.
— Слишком сильное существо всегда становится источником страха, — вспомнив его слова, сказал я. Шокированный признаниями Гаары Шикамару с удивлением посмотрел и на меня. Гаара кивнул и спокойно, даже как–то безразлично продолжил.
— Поскольку я был рожден через технику, мой разум неуравновешен. В деревне поняли, что мои чувства непредсказуемы. У моего отца я был козырной картой, но одновременно я был его угрозой. Когда мне исполнилось шесть, меня стали считать слишком опасным. Опасным инструментом, с которым приходилось бережно обращаться. Я — тень изжившего прошлого, которое хотят уничтожить…
— Я понимаю тебя, — я подошёл ближе. — Ты спрашивал себя, почему ты одинок? Зачем ты существуешь? Для чего живешь?
Зелёные глаза Гаары удивлёно распахнулись.
— Да. Я неоднократно спрашивал себя об этом, но не получал ответа. Но убивая убийц, подосланным отцом, старейшинами, другими странами, я решил. Я понял, что живу, чтобы убивать других. Я нашел облегчение в страхе быть внезапно убитым. Я сражаюсь и люблю только себя, пока я верю, что все остальные люди существуют ради этого — мир прекрасен. Пока я убиваю других, наслаждаясь своим существованием — я продолжаю жить, — глаза Гаары были пусты, он снова схватился за голову.
— Но, Гаара… — я не успел ничего сказать.
— Что ты здесь делаешь? — перебил меня строгий голос учителя толстобровика Майто Гая, который вошёл в палату и хмуро смотрел на Гаару. — Ты не должен здесь находиться! Уходи!
— Хорошо, — Гаара развернулся и прошёл мимо стоящего возле двери в палату Гая.
— Наруто, тебя там весь персонал обыскался, тебе надо сделать выписку, — остановил меня учитель толстобровика, когда я хотел пойти за Гаарой. — Вы соперники и вообще не должны общаться накануне соревнований.
— Простите, сенсей, я просто хотел навестить своих друзей, — извинился Шикамару и вышел из палаты.
Выписывали меня ещё целый час под надзором учителя Гая.
— Волнуешься? — спросил меня Саске, когда мы уже поужинали и легли.
— Немного, — признался я.
— Завтра всё решится, — зевнув, повернулся на бок Саске. — Усыпить тебя?
— А ты можешь? — я понял, что сна у меня ни в одном глазу, то ли в больнице отоспался, то ли переживаю из–за завтрашнего.
— Могу. Даже сон можешь мне заказать, — хмыкнул Саске.
— Нуу… Тогда пусть это будет что–то приятное и без мордобоя, — попросил я.
— Смотри, — Саске провел рукой в воздухе, и за ней остался золотистый след. — Говорят, что сны приносит песчаный человек…
— Как Гаара? — переспросил я. Тем временем, над нами появилось золотистое облако, на котором был кто–то, действительно похожий на Гаару, но весь из золотого песка.