Ричард перевел взгляд с лица старейшины на мертвую птицу. Потом протянул руку и тоже коснулся взъерошенных перьев. Никто не проронил ни звука.

– Опасным для меня – или для старейшин?

– Для тебя. Ведь ты же просишь о сборище. Сова несла послание именно тебе. Ты – mom, кого духи хотят предостеречь. – Он взглянул на Ричарда из-под бровей. – Это – кровавое предостережение. Одно из самых ужасных. Хуже совы только ворон. Если бы предостережение принес ворон, оно означало бы верную смерть.

Не отрывая глаз от мертвой совы, Ричард вытер пальцы о рубашку.

– У меня нет выбора, – прошептал он. – Если я буду бездействовать, завеса будет порвана окончательно, и Владетель подземного мира проникнет к нам. Смерть поглотит нас всех. Я должен узнать, как остановить его. Я должен хотя бы попытаться.

Птичий Человек кивнул:

– Как пожелаешь. Приготовления займут три дня.

Ричард вскинул глаза:

– В прошлый раз они заняли два. Нам нельзя терять времени, старейшина.

Птичий Человек глубоко вздохнул:

– Два дня.

– Благодарю тебя, почтенный старейшина, – Ричард повернулся, и Кэлен увидела, что глаза его мутны от боли. – Кэлен, пожалуйста, найди Ниссел и приведи ее в дом духов. Я буду там. И пусть захватит с собой что-нибудь сильнодействующее.

Она стиснула его руку:

– Конечно, Ричард. Я быстро.

Ричард кивнул. Он вытащил меч из земли и ушел в темноту.

Итак, причина смерти… Она задумалась, приложив к губам кончик простой деревянной ручки. Маленькая скромная комнатка тонула в полумраке: свечи, которым с трудом нашлось место среди многочисленных бумаг, едва рассеивали темноту. На столе громоздились стопки толстых фолиантов, а между ними лежали пожелтевшие свитки. Свободным оставался лишь небольшой пятачок, и на этом пятачке размещался сейчас составляемый ею отчет.

За ее спиной пылились на полках разнообразные магические предметы. Вездесущим служанкам запрещалось касаться их, стирать с них пыль входило в ее обязанности, но у нее вечно не было для этого ни времени, ни желания. Кроме того, покрытые пылью, эти предметы привлекали к себе меньше любопытных взглядов.

На окнах висели тяжелые плотные шторы. Единственным светлым пятном в комнате был желто-голубой коврик перед столом. Посетители, как правило, предпочитали смотреть именно на него.

Причина смерти… Эти отчеты – сплошное мучение. Она поморщилась. Но мучение необходимое. По крайней мере пока. Во Дворце Пророков обожали отчеты. Некоторые сестры всю свою жизнь не вылезали из архивов, регистрируя отчеты, перекладывая их с места на место, оберегая эти бумажки, которые, может быть, когда-нибудь кому-нибудь понадобятся.

Ну что ж, пока времена не переменились, придется придумывать подходящую причину смерти. Истина никого не интересует, но удовлетворительное объяснение представить необходимо. Эти сестры трясутся над каждым, у кого есть дар. Какая глупость!

Несчастный случай в процессе обучения? Она улыбнулась. Этой формулировкой она не пользовалась уже много лет. Она обмакнула перо в чернильницу и, сложив губы трубочкой, начала писать:

Причиной смерти стал несчастный случай, связанный с Рада-Хань. Даже самый молодой и гибкий побег, как я неоднократно предупреждала сестер, ломается, если согнуть его слишком сильно.

Вот и все. И кто станет задавать вопросы? Пусть поломают голову, кто именно допустил ошибку. Это избавит их от чрезмерного любопытства. Она потянулась за песочницей, и в этот момент раздался стук в дверь.

– Одну секундочку! – Взяв двумя пальцами письмо этого мальчишки, она поднесла его к свече, а потом, когда оно разгорелось, бросила в остывший камин. Больше он писем писать не будет. – Войдите!

Тяжелая сводчатая дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова.

– Это я, сестра, – шепнула голова.

– Не стой на пороге, как послушница. Входи и закрой дверь.

Женщина вошла, осторожно закрыла за собой дверь и огляделась. На ковер она даже не взглянула.

– Сестра…

Сердитый взгляд и палец, прижатый к губам, заставил ее замолчать.

– Никаких имен, даже когда мы одни! Я же тебе говорила!

Гостья взглянула на стену так, словно боялась, что оттуда сейчас кто-то выскочит.

– Я думала, ваша комната защищена…

– Конечно, защищена. Но всегда остается возможность, что ветерок донесет наши слова до чужих ушей. Если это случится, не хотелось бы, чтобы вместе со словами он донес и имена. Или тебе, наоборот, хочется именно этого?

– Конечно, нет! Конечно, вы правы! – Девушка нервно сцепила пальцы. – Когда-нибудь это станет не нужно. Ненавижу, что мы должны прятаться. Когда-нибудь мы…

– Что ты узнала?

Гостья поправила платье и, положив руки на стол, слегка наклонилась вперед. Ее глаза блестели. Это были необычные глаза – бледно-голубые с темно-фиолетовыми крапинками. Хозяйке кабинета стоило большого труда не смотреть в них.

Девушка наклонилась к ней поближе и прошептала:

– Они нашли его.

– Ты видела книгу?

– Да, видела. Во время обеда. Я ждала, пока все не ушли. – Она взглянула на собеседницу. – Он отверг первое предложение.

– Что? – Она хлопнула ладонью по столу. – Ты уверена?

– Это сказано в книге. И не только это. Он уже вырос. Вырос и стал мужчиной.

– Взрослым! – Сидящая за столом женщина тяжело вздохнула.

– Как звали эту сестру?

– Какая разница? Ведь все они наши.

– Нет, не все. Я не смогла послать трех наших сестер. Только двух. Одна – сестра Света.

В голубых глазах вспыхнуло удивление.

– Как это? Как же вы допустили это? В таком важном деле…

Ладонь снова хлопнула по столу:

– Молчать!

Гостья вздрогнула и выпрямилась, покраснев.

– Это была сестра Грейс.

Хозяйка кабинета, прикрыв глаза, откинулась в кресле.

– Сестра Грейс была одна из наших.

– Значит, из двух оставшихся наша только одна. Но кто? Сестра Элизабет или сестра Верна?

– Это не то, что тебе следует знать.

– Но почему? Ненавижу оставаться в неведении. Ненавижу, когда говоришь с сестрами и не знаешь, кто из них сестра Света, а кто – сестра Тьмы.

Хозяйка кабинета в гневе ударила кулаком о стол.

– Не смей больше произносить этого вслух! – прошипела она. – Или я отправлю тебя к Безымянному по кусочкам!

На сей раз гостья опустила взгляд на ковер. Лицо ее побледнело.

– Простите меня, – прошептала она.

– Тех сестер Света, которые верили в наше существование, уже нет в живых. Но если твои слова коснутся чужих ушей, подозрения проснутся вновь. И ты никогда, слышишь, никогда не должна их произносить! Если сестры поймут, кто ты и кому ты служишь, ты и пикнуть не успеешь, как у тебя на шее окажется Рада-Хань.

Гостья невольно вскинула руки к горлу.

– Но я…

– Ты выцарапаешь себе глаза из страха вновь увидеть тех, кто ежедневно будет тебя допрашивать. Вот почему тебе нельзя знать никаких имен. Тогда ты никого не сможешь выдать. Кстати, другие тоже не знают твоего имени и не могут выдать тебя. Вам дозволено знать только одно имя – мое.

– Но, сестра… Я скорее откушу собственный язык, чем назову кому-нибудь ваше имя!

– Это ты сейчас так говоришь. Но когда у тебя на шее будет Рада-Хань, ты скажешь все что угодно, лишь бы его убрали… Я, конечно же, все пойму, но это не в счет… А вот Безымянный тебя не помилует. И когда он заглянет тебе в глаза, пытки и Рада-Хань покажутся тебе приятным чаепитием.

– Но я служу… Я дала обет… Я поклялась…

– Каждый, кто преданно служит ему, будет вознагражден, когда Безымянный вырвется из-за завесы. Но каждый, кто предал его, каждый, кто против него сражался, будет обречен вечно расплачиваться за свою ошибку.

– Конечно, сестра. – В бледно-голубых глазах загорелся фанатичный огонь. – Я живу, только чтобы служить. Я не предам нашего Господина. Я принесла ему обет.

– Скажи лучше – отдала душу.