– Оружие?

– Нет.

Литвин разомкнул объятия, и она поднялась. Нагая и прекрасная, она стояла и глядела на него – не пленница и не союзник, а возлюбленная. Потом губы ее дрогнули, и плавные звуки, так не похожие на отрывистую речь фаата, наполнили кабину.

– Что ты говоришь, милая?

– Древний язык, древние слова… В эру Первой Фазы ими встречали приход туахха. Прежде мне казалось непонятным, что они значат. – Вскинув руки, Йо запела, защебетала: – Две луны в твоем взоре, на твоем лице их свет, жжет огонь твоих рук – то пламя туахха, пламя в тебе и во мне. Я пыль, я прах, и вихрь несет меня в небо, вихрь жизни в твоих ладонях, долгий, как вечность. Нет между нами преграды, нет разделяющих стен, я – это ты, ты – это я, два перевитых стебля в огне туахха…

Она сделала странный жест, будто перекрестив наискосок мембрану, и исчезла.

И это у них было, думал Литвин, просовывая ноги в штанины комбинезона. Любовь и любовные песни… Было и прошло! То ли потерялось в Затмениях, исчезло само собой, то ли посчитали лишним и отбросили. Вместо дней любви, счастливого дара – искусственное осеменение самок-кса, а всем остальным – летаргический сон. Может, и человечество дойдет до этого? Скажем, после пары вселенских катастроф? Тем более что есть предпосылки – люди не бино фаата, они не едины и никогда едиными не были. И потому так просто сделать следующий шаг, превратить китайцев в тхо, воинственных арабов – в олков, а африканцев и индусов – в удобрение.

Если, конечно, сами фаата этим не займутся. Почему бы и нет? Судя по корабельным условиям, все им на Земле подходит, и воздух, и вода, и тяготение, и климат, а что до земных болезней, так с этим они, наверно, уже справились. Справились, размышлял Литвин, натягивая башмаки; если бы тут были проблемы, всех пришельцев уже грипп скосил или кровавый понос с дизентерией. И с остальным разберутся – с великой западной цивилизацией, с зелеными и нью-луддитами, с космическим флотом и с Поднебесной, с бунтовщиками, террористами, черными, желтыми, белыми, со всеми не вполне разумными землянами. Не уничтожат, но превратят в рабов. Как сказал Корабль, мыслящие существа, способные трудиться, – самый ценный ресурс в Галактике.

Сквозь мембрану бесшумно проскользнула Йо и села напротив Литвина. Ее поза была естественна и грациозна, как у японки; подобно этому народу, бина фаата почти не пользовались мебелью. Кроме, возможно, столов для еды; что до сидений, диванов и коек, то их заменяли пол и зоны невесомости.

На Йо, словно вторая кожа, переливался хризолитом комбинезон, в темных волосах мерцал сфероид. Литвин вытащил свой кафф из ранца и тоже пристроил на виске. Пространство раздвинулось, развернулось, тысячи зрительных нервов соединили его с тысячами глаз в тысячах отсеков, но он, уже знакомым усилием, отключил мираж. Он хотел смотреть только на Йо, видеть ее, любоваться, говорить с нею.

Глаза женщины вдруг расширились, бирюзовые зрачки поблекли, утонули в серебряном фоне.

– У тебя кафф? Откуда?

– От тебя. Разве не ты мне его подбросила? В моей камере?

– Нет. Я… я хотела бы тебе помочь… даже еще раньше, до того, как нас связала туахха… Но я не могла.

– Боялась?

Йо жестом отрицания развела руками:

– Это было бы бессмысленно. Наш кафф не подходит для людей Земли. Ваш разум… мозг… устроен по-другому, чем у бино фаата. Не просто другие частоты, но иные связи между нейронами, иное видение мира, более сильные эмоции… Так сказал Айве. Еще сказал, что ваше подсознание – как бездна, затянутая туманом: пар возносится вверх, к разуму, влияет на вашу оценку реальности, но этот процесс так сложен, что Айве с ним не разобрался. Вероятно, подсознание – источник вашего искусства и религии, явлений, которые нам незнакомы и не совсем понятны. Здесь, – Йо коснулась лба, – отличий больше, чем здесь, – она прижала ладошку к низу живота.

«Их кафф не подходит! Вот так фокус!» – подумал Литвин. Ясное и очевидное вдруг обернулось тайной. Нахмурившись, он сдернул кафф и протянул его Йо.

– Дай мне твой. Хочу попробовать.

Шарик послушно присосался к виску. Ничего. Ни ощущения единства с Кораблем, ни многоцветных картин от тысяч зрительных эффекторов… Йо тоже спрятала маленькую сферу в волосах, но она осталась мертвой, не засветилась, не вспыхнула радужными огоньками. Ни тот, ни другой интерфейс не работал.

Они снова поменялись каффами.

– Если не ты мне его подарила, то кто же? – произнес Литвин. – Без каффа я не прошел бы через мембрану… я вообще не смог бы бродить по Кораблю!

– Он, – сказала Йо, широко раскинув руки, – он изготовил кафф для тебя. Айве говорил, что не может понять, какие вы – полностью или частично разумные. Может быть, такая классификация к вам вообще не подходит. Он этим заинтересовался и захотел вступить с тобой в прямую связь. – Склонившись к Литвину, она шепнула: – У этих творений даскинов бывают странные желания… очень странные!

– Он – это Корабль?

– Да.

– Но как он может что-то изготовить? Он – мозг!

– Есть такое… такие… ты бы назвал их мастерскими. В них он обходится без тхо и делает разные вещи. С помощью механических рук.

Роботизированный завод, догадался Литвин. Похоже, Корабль нес не только экипаж с боевым флотом, но целое производство – для ремонта, переработки сырья, возобновления запасов и иных потребностей.

Подумав, он сказал:

– Я могу его спросить. Могу узнать у него, зачем он это сделал.

– Он не ответит.

– Ответит, если я прикажу.

– Прикажешь? – Зрачки в глазах Йо опять померкли. Видимо, это было знаком удивления.

– Разве ты не можешь отдавать ему команды? С помощью каффа?

– Нет. Кафф всего лишь интерфейс для тхо. Он помогает поддерживать мысленную связь во время разговора, пользоваться транспортом и распределителями, включать визуальные устройства в нишах. Через кафф я связываюсь с Айве и другими полностью разумными. Еще…

– Подожди. – Литвин придвинулся к ней ближе и стиснул тонкое запястье. – Подожди, девочка. Я поговорю с ним, а ты слушай. – Закрыв глаза, он позвал: – «Корабль! Мой кафф не похож на обычный прибор для связи? Как он здесь появился?»