Уверив Радика, что совместный обед и ужин завтра — как всегда, по расписанию, я насыпала в его карман горсть карамелек, проигнорировав слабые попытки отказаться.

— Не вздумай помыслить, что надоел, и о прочей ерундени забудь и не вспоминай, — наказала строго-настрого и на прощание пожелала удачи на экзамене.

После ухода парнишки сумка была вызволена из-под кровати. Странное дело: вроде бы собачка ходила туда-сюда по молнии, соединяя звенья и не стопорясь, но спустя пару секунд замок с треском расходился, словно кто-то напирал изнутри.

Промучившись безрезультатно, я пришла к выводу, что неисправность неустранима, и содержимое сумки придется временно носить в чем-то другом, но придумать не успела, так как пришла Аффа, и мы отправились на третий этаж, чтобы напитаться новой порцией подробностей из жизни современной аристократии.

Каждый день тренировок Вива удивляла меня невероятными гарнитурами одежды и внешностью, но сегодня она поразила сверх меры. Без косметики лицо стилистки казалось тусклым и пресным, как вода из крана. Вместо диковинных нарядов девица надела обычные спортивные штаны и футболку — однотонную, без кокетливых надписей и рисунков.

Привыкши к экстравагантным образам, я растерялась. Аффа же, как ни в чем не бывало, протопала в жилище стилистки.

— Вживаюсь в твой образ, — пояснила мне Вива. — Чтобы ваять шедевр с чистого листа.

Интуиция подсказала мне, что это будет всем шедеврам шедевр, вроде картин одного модного художника, на чьих работах перепутался верх с низом, и вообще, было непонятно, что хотел сказать автор своим замыслом, нарисовав, к примеру, птичий клин из глаз, летящих по губам, растянутым во весь холст. Я предпочитала любоваться пейзажами, портретами, сценами из жизни разных эпох, или, на худой конец, натюрмортами, нежели, напрягая извилины, выискивать скрытый смысл в абстрактных наслоениях красок.

Арендованные копытные туфли и моток ниток перекочевали к хозяйке.

— Итак… — девица протянула другую пару, темно-вишневую с металлическим блеском и тонюсенькими палочками-каблуками. — Надеваешь и ходишь. Смотрим и оцениваем.

Аффа уселась на табуретке у трюмо и замерла в нетерпеливом ожидании.

Нацепив туфли со шпильками, кстати, тоже пришедшиеся впору, я встала, и меня закачало не хуже боязникуса из отдела кадров. Бог мой, неужели в них ходят?! Дайте мне костыли!

— Сделай шаг… еще шажок… еще… — подбадривала соседка, следя за неуверенными перемещениями по комнате.

Пытаясь удержать равновесие, я расставила руки как канатоходец и, сделав четыре кривых шажка, запнулась, улетев к двери. Хорошо, что не переломала ноги, а лишь лоб ушибла. Но синяк получится отменный.

— Так дело не пойдет, — сказала Вива. — Я думала, что после репетиций будешь порхать на шпильках. Сделаем упор на каблук с хорошей устойчивостью. Главное, чувствовать себя комфортно, иначе самый лучший вечер превратится кошмар.

Как сказать. В предстоящем приеме мне не виделось ни грамма приятностей, лишь косяки проблем.

Надев ставшие родными копытные туфли, я радостно застукала по полу.

— Ну, каково? — покрутилась перед девчонками.

— Ништяк! — Аффа выставила большой палец.

— Политиков изучила? — спросила строго стилистка.

— Запомнила на лица, а имена не смогла, — покаялась я.

— Потянет, — махнула рукой Вива, признав тем самым, что коли подшефная, то есть я, слегка туповата, то времени на заострение нет.

В оставшееся время мы заново прорепетировали разученные ранее перемещения. Затем училка политеса притворялась премьер-министром, Афка играла роль моего кавалера, а я никого не изображала и стояла на воображаемом подиуме рядом с воображаемым руководителем страны и воображаемым Петей под вспышками воображаемых фотокамер.

После Вива показала, как элегантно цепляться за чемпиона, прохаживаясь по залу. Следом мне продемонстрировали, как надо держать бокал с шампанским и отпивать игристый напиток мелкими глотками. Тренировалась я на граненом стакане, и Аффа заливалась от души над моим серьезным лицом.

Перед расставанием девица сказала, заправив волосы за перпендикулярные уши:

— Завтра, как закончатся экзамены, закругляем свои дела и в три часа встречаемся в общаге. Поедем в город прибарахляться. Ясно?

Яснее некуда. Дан низкий старт и установка на траты.

— Вивочка, и я с вами! Ты не забыла? — спросила соседка.

— Пока нет, — отчеканила училка политеса и задумалась. — Так и быть, поедешь с нами. Может, подскажешь, если что-нибудь упустим. И захвати записульки. Будем сверяться по списку.

— А я уже! — Аффа похлопала по карману джинсовых брюк. — Давайте скоординируемся на всякий случай.

После обмена номерами в памяти телефона прибавилась новая запись. Понемногу обживаемся!

Резкий поворот влево, свет встречных фар, рывок вправо.

— Никто-

Колонна грузовиков мелькает мимо, один за другим.

— не смеет-

Руль влево, педаль газа уходит в пол, стрелка на спидометре зашкаливает.

— говорить-

Вклиниться в строй машин, подрезав отчаянно сигналящий тентованный грузовичок. Да пошел ты!

— со мной-

Поворот руля влево, обгон трех машин, поворот вправо. Вжих, вжих, — шуршат шинами встречки.

— в пренебрежительном-

Бросок влево и назад вправо, увернувшись от груженой фуры.

— тоне.

Вынырнуть из-за автобуса и рвануть по встречной, давя на газ.

Тяжелый грузовик с прицепом проносится с ревом, едва не шаркнув по боку машины.

Мэл сворачивает на обочину и тормозит. Смотрит перед собой, положа руки на руль. Пальцы перебегают по витой оплетке, взгляд рассеянно следит за загруженной трассой.

Вынос мозга по полной программе.

Неужели она не поняла, что он, Егор Мелёшин, который никогда и ни перед кем не кланялся, сегодня переступил через себя? Неужели не увидела, что он практически прокричал о том, что думает об их отношениях?

Она уверяла, что отец возместит расходы, связанные с подготовкой к приему, и продолжает подрабатывать за жалкие крохи, не отказываясь от еженедельной компенсации. Черт, все-таки стоило уговорить Стопятнадцатого на двести висов.

Почему она врет? Зачем врет?

Ведь плавится же, он видит. От случайного прикосновения растекается, под взглядом топится. И к чужим ласкам тоже отзывчива?

Самое время выругаться, вдарив по рулю.

Женщины — странные создания. Они любят невероятно усложнять жизнь, создавая трудности на пустом месте. Если проблема в деньгах, вернее, в их отсутствии, Мэл ими завалит, не вопрос. Тогда в чем?

В том, что он — Мелёшин? Разве это плохо?

У него фамилия, которой Мэл всегда гордился.

У него сила, которая запросто свернет шею несчастливчику, посмевшему нанести оскорбление.

У него полные карманы висов, и он не имеет понятия, что такое экономия.

Но одна козявка посмела утверждать, что он ничего не значит без фамилии и денег. Ноль без палочки.

Как же ему хотелось сгрести её в охапку и трясти, трясти до тех пор, пока она не осознает, что от жизни нужно хватать как можно больше, если представилась возможность. Мэл даст ей всё, что она пожелает, а она… она отдаст ему себя. Разве не равноценный обмен?

Он еще докажет этой козявке, чего стоит сам!

Звонок.

— Ты где? — кричит Мак, прорываясь через музыку и смех. — Дуй к нам!

— На Восточной.

— Где? — спрашивает друг, поначалу не расслышав. — У тебя совсем крыша поехала? Ты на трассе?

— В кармане стою.

— На Восточной по пятницам гоняют самоубийцы! — орет Мак. — Фуры идут сплошняком в город!

То ли Мэлу не знать.

— Говорю, я в кармане. Ты был прав.

— Ты о чем? — спрашивает друг и приказывает кому-то на заднем плане: — Сбавь обороты.

Музыка стихает, голоса становятся тише.

— Когда сказал, что у нее есть другой.

— Ну-у… — тянет растерянно Мак. — Погоди-ка. И не смей бросать трубу!