— О чем вы?

— Почему вы не включили в этот перечень Гарри? — спросил он.

Пилар рассмеялась. У нее были очень ровные белые зубы.

— Гарри совсем другой! По-моему, он хорошо знает, что такое полиция.

— Может, вы и правы. Он, пожалуй, слишком колоритная фигура, чтобы вписаться в эту семью. — И продолжал: — Вам нравятся ваши английские родственники, Пилар?

— Они добрые… Они все очень добрые, — неуверенно ответила Пилар. — Но мало смеются. Они какие-то невеселые.

— В доме ведь только что произошло убийство, моя дорогая!

— Д-да, — неуверенно согласилась Пилар.

— Убийство, — поучительным тоном сказал Стивен, — это происходит отнюдь не каждый день, как вы в силу своей беззаботности полагаете. В Англии относятся к этому гораздо серьезнее, чем в Испании.

— Вы надо мной смеетесь… — обиделась Пилар.

— Никак нет, — ответил Стивен. — Мне совсем не до смеха.

— Потому что вы тоже хотите уехать отсюда? — посмотрев на него, спросила Пилар.

— Да.

— А большой симпатичный полицейский вас не отпустит?

— Я его не спрашивал. По если бы и спросил, не сомневаюсь, что отказал бы. Мне следует, Пилар, держать ухо востро и быть очень, очень осторожным.

— Это утомительно, — кивнула Пилар.

— Это даже больше чем утомительно, моя дорогая. По дому разгуливает этот ненормальный бельгиец. Не знаю, будет ли от него толк, но мне он действует на нервы.

Пилар нахмурилась.

— Мой дед был очень, очень богатым, верно?

— Вполне возможно.

— И кому теперь перейдут его деньги? Альфреду и другим?

— Это зависит от того, что написано в завещании.

— Может, он и мне оставил что-нибудь, — мечтательно заметила Пилар. — Боюсь только, он этого не сделал.

— Не беспокойтесь, — утешил ее Стивен. — В конце концов, вы такой же член семьи, как и они. Здесь ваш дом. Они вас не выгонят.

— Да, это мой дом, — вздохнула Пилар. — Все это очень забавно. И в то же время не очень.

— Да уж, забавного тут, насколько я понимаю, довольно мало.

Пилар снова вздохнула.

— Как вы думаете, можно завести граммофон и потанцевать? — спросила она.

— Думаю, что нет, — неуверенно ответил Стивен. — Не забудьте, бессердечная испанка, что в доме траур.

Пилар широко распахнула глаза.

— Но мне почему-то вовсе не грустно, — возразила она. — Это оттого, наверное, что я плохо знала деда, и хотя мне нравилось с ним разговаривать, это вовсе не значит, что я должна лить слезы и печалиться по поводу его смерти. А притворяться я не хочу.

— Вы просто чудо!

Пилар предприняла еще одну попытку уговорить его:

— Мы можем засунуть в граммофон чулки и перчатки, и тогда он будет играть тихо, и нас никто не услышит.

— Так и быть, согласен, искусительница.

Пилар радостно засмеялась и побежала в танцевальный зал.

Перед выходом в сад она замерла на месте. Догнавший ее Стивен тоже остановился.

Эркюль Пуаро, сняв со стены один из портретов, изучал его. Подняв глаза, он увидел их.

— Ага! — сказал он. — Вы явились в самый подходящий момент.

— Что вы делаете? — спросил Пилар, подойдя к нему.

— Разглядываю нечто очень интересное — лицо молодого Симеона Ли.

— Так, значит, это мой дед?

— Да, мадемуазель.

Она уставилась на портрет:

— Боже, как он изменился… Как изменился… Он был такой старый и весь в морщинах! А здесь он похож на Гарри, каким тот, наверное, был лет десять назад.

— Правильно, мадемуазель, — кивнул Пуаро. — Гарри Ли — истинный сын своего отца. А вот здесь, — он повел ее по коридору, — портрет вашей бабушки — чуть удлиненное кроткое лицо, светлые волосы и добрые голубые глаза.

— Похожа на Дэвида, — сказала Пилар.

— И на Альфреда тоже, — заметил Стивен.

— Наследственность — очень интересная вещь, — сказал Пуаро. — Мистер Ли и его жена были внешне совершенно разными людьми. Большинство детей, родившихся в этом браке, похожи на мать. Посмотрите сюда, мадемуазель.

Он указал ей на портрет девушки лет девятнадцати с золотистыми, струящимися по плечам волосами и огромными, озорными голубыми глазами. Лицом она была похожа на жену Симеона Ли, но в ней чувствовались энергия и жизнерадостность, которые всегда отсутствовали в кротком облике покойной миссис Ли.

— О! — воскликнула Пилар.

Краска бросилась ей в лицо.

Она поднесла руку к груди и вынула медальон на длинной золотой цепочке. Нажав замок, она раскрыла его. То же смеющееся лицо смотрело на Пилар.

— Моя мама, — сказала Пилар.

Пуаро кивнул. На другой створке медальона был портрет мужчины, молодого и красивого, темноволосого и синеглазого.

— Это ваш отец, мадемуазель? — спросил Пуаро.

— Да, — ответила Пилар. — Он был очень красивый, правда?

— Правда, сеньорита. А разве у испанцев часто бывают голубые глаза?

— Бывают, но только на севере. Кроме того, мать моего отца была из Ирландии.

— Значит, в ваших жилах течет испанская, ирландская, английская и даже цыганская кровь, — задумчиво сказал Пуаро. — Знаете что, мадемуазель? Заимей вы с такой наследственностью врагов, вы будете действовать беспощадно.

— Помните, что вы сказали в поезде, Пилар? Что, будь у вас враги, вы бы перерезали им глотку, — засмеялся Стивен. — Ой! — Он замолк, осознав смысл произнесенных им слов.

Эркюль Пуаро быстро заговорил о другом:

— Ах да, вот еще о чем я должен попросить вас, сеньорита. Моему другу старшему инспектору нужен ваш паспорт. Вы, наверное, знаете, что существуют полицейские инструкции, очень глупые и скучные, но необходимые — они предназначены для иностранцев в этой стране. А вы по закону иностранка.

— Мой паспорт? — подняла брови Пилар. — Сейчас принесу. Он у меня в комнате.

— Очень сожалею, что пришлось побеспокоить вас, — извинился Пуаро, идя рядом с ней.

Они дошли до конца длинного коридора. Здесь начиналась лестница. Пилар побежала наверх, за ней последовал и Пуаро. Стивен тоже пошел за ними. Спальня Пилар выходила на площадку.

— Сейчас принесу, — повторила она, открывая дверь.

Она вошла. Пуаро и Стивен Фарр остались на площадке.

— Какую глупость я сморозил, — покаялся Стивен. — Но она вроде не заметила, как по-вашему?

Пуаро ничего не ответил. Он наклонил голову набок, словно прислушиваясь.

— Англичане очень любят свежий воздух. Мисс Эстравадос, по-видимому, унаследовала эту любовь.

— С чего вы это взяли? — удивился Стивен.

— Сегодня очень холодный день, — тихо сказал Пуаро. — Мороз, хотя вчера было сравнительно тепло и солнечно. А мисс Эстравадос только что приоткрыла окно. Просто удивительная любовь к свежему воздуху.

Внезапно послышалось какое-то восклицание по-испански, и на пороге, смущенно улыбаясь, появилась Пилар.

— Ах, — воскликнула она, — какая же я глупая и неловкая! Моя сумочка лежала на подоконнике, и, пока я искала среди бумаг свой паспорт, он упал из окна. Он лежит внизу на клумбе. Сейчас я его принесу.

— Я принесу, — предложил Стивен, но Пилар уже побежала вниз, крикнув через плечо: — Нет, раз я такая глупая, то сама и сбегаю. А вы с мистером Пуаро подождите меня в гостиной.

Стивен Фарр собрался было ее догнать, но Пуаро осторожно придержал его за руку.

— Пойдемте в гостиную, — мягко сказал он.

Они прошли через коридор в другой конец дома и оказались на площадке главной лестницы.

— Подождем спускаться, — сказал Пуаро. — Не зайдете ли вы со мной в эту комнату, где произошло убийство? Я хочу вас кое о чем спросить.

Они шли по коридору, который вел в комнату Симеона Ли. Слева, в алькове, стояли две мраморные, довольно крепкого сложения нимфы, прикрывающиеся драпировками, чтобы не нарушить викторианские правила приличия.

— До чего же они страшные при свете дня! — взглянув на них, пробормотал Стивен Фарр. — А когда я пробегал здесь вчера вечером, мне показалось, что их три, но, слава богу, только две!

— Да, нынче они не в моде, — согласился Пуаро. — А когда-то стоили больших денег. В темноте они и вправду смотрятся лучше.